— А жаль. Было бы хоть какое осмысленное объяснение. Ладно, будем считать, что ты крайне везучий уникум. Есть счастливчики, что и с ломом в голове выживают, и с пулей в сердце в травму являются. Принимать пищу я тебе от греха пока запрещаю. Сперва сироп сахарный попьешь, а коли не отравишься, то на бульон густой переведу. Недельку понаблюдаем, потом решим, что дальше делать. А чтобы не скучал — еще и снотворного получишь. Солдат спит, организм здоровеет.
— Жалко, вы не были нашим старшиной, доктор.
— Не жалей, — подмигнул малорослик. — Ты меня плохо знаешь.
И еще почти сутки он спал, приходя в себя лишь ненадолго, дабы выпить стакан переслащенной воды и получить в бедро несколько уколов. И длилось это до тех пор, пока незнакомка не взяла снова его волчью морду в ладони и не дунула в нос:
— Хватит валяться, каждый день на счету. Вечерний обход кончился, так что вылезай из койки и спускайся вниз, машина уже у входа. Ты ее узнаешь, трудно не заметить. Вперед, я жду.
Если бы волк умел говорить — Еремей, конечно, попытался бы хоть что-то ответить или спросить, но… Но пока он понял лишь то, что незнакомка догадывается, с кем имеет дело. А потому колебаться не стал: откинул одеяло, поднялся, размял изрядно затекшие руки и ноги, осмотрел комнату в поисках хоть какой-то одежды, не нашел, сдернул простыню и обернул вокруг чресел. Осторожно приоткрыл дверь. Из коридора сильно пахло спиртом и лекарствами и слабо-цветочным чаем. Позвякивающая где-то далеко ложечка подсказывала, что медсестра размешивает сахар в комнате для персонала. Варнак, пользуясь моментом, быстро прошел по коридору. Следуя стрелкам на стенах, нашел лестницу, спустился вниз, прокрался по холодному бетонному полу, скользнул мимо пустой будки вахтера, толкнул входную дверь — и оказался в темном, но теплом вечернем парке, под ветвями плакучей ивы. От одноэтажной узкой улочки с трамвайными путями его отделяла симпатичная железная решетка из множества прямоугольников, словно специально созданная для того, чтобы по ней лазить. Вот только одежда Варнака для такого занятия была явно неподходящей.
У темно-синего «Хаммера», стоящего правыми колесами на широком тротуаре, открылись дверцы, наружу вышли две женщины. Одна грудастая и широкобедрая, в деловом костюме, больших темных очках и с собранными на затылке волосами. Вторая — натуральная пышка, круглолицая и розовощекая, в платке, вязаной кофте и длинной мешковатой юбке.
— Надо же! Об этом я не подумала, — хмыкнула «деловая».
— Тебе нужна одежда, — добавила толстуха.
— А я уже ужин в ресторане заказала.
— Куда тебя теперь в таком виде?
— И магазины все закрыты.
— Вы чего, русалки? — насторожился Варнак.
— Сам ты русалка.
— Русалки — плесень речная.
— Никчемная.
— И дурная.
— Еще раз такое скажешь, — неведомо где крепко взяла Вывея за загривок ароматная незнакомка, — и очень больно получишь по ушам. Русалки — это мелкие и жалкие стражи вод. Их спасает от вымирания лишь число и умение рожать потомство. Я же — великая фария, несущая смерть и справедливость.
— Вы чего, вместе? — не понял Еремей.
— А ты? — ответила вопросом на вопрос «деловая». Толстушка же открыла заднюю дверцу машины: — Ныряй сюда. Давай-давай, прыгай! Никто твою голую задницу в инет выкладывать не собирается.
Варнак вздохнул, подбежал к ограждению, подпрыгнул, уже теряя простыню, поставил ногу на поперечную планку, перемахнул решетку и шустро скакнул внутрь темного салона.
— Да ты прям кузнечик, — засмеялась незнакомка и потрепала волка возле уха.
Еремей рыкнул и захлопнул за собой дверцу.
— И куда тебя теперь везти? — «Деловая» забралась на место пассажирки.
— Дай подумать. — Толстуха уселась за руль, завела мотор. — О, знаю!
— На вокзале ларьки должны работать.
— Они там круглосуточные. — Толстуха отпустила стояночный и вырулила на проезжую часть.
— Кто такие фарии? И кто вы такие? Чего вам нужно? Как вас хотя бы зовут? — выпалил Еремей, устраиваясь на широком кожаном диване.
— Вежливые люди сперва представляются сами…
— …а не спрашивают имени у женщины.
— Коли она пожелает, назовет его сама.
— А то вы не знаете, кого встречали? — хмыкнул Варнак.
— Ты любимчик Укрона.
— Ты давал ему клятву.
— Он уверен в твоей честности.
— И ты единственный живой челеби.
— Чем подробнее вы рассказываете, тем меньше я понимаю, — вздохнул бывший лейтенант. — Попробую начать еще раз с самого начала. Милые дамы, меня зовут Еремей Варнак, а мою мохнатую половину — Вывеем. Очень рад нашей совершенно случайной встрече.
— Зови меня Гекатой, — ответила толстушка.
Еремей чуть выждал, осторожно уточнил:
— Я буду общаться только с тобой?
— Ты разве еще не понял? — скривилась «деловая».
— Для челеби ты заметно глуповат, — погладила волка незнакомка.
— Я фария, смертный, — закончила толстуха. — Я непререкаема и триедина. Я — Геката.
На вокзал за одеждой Варнак по понятным причинам не пошел. Фария, отойдя всего на пару минут, вернулась с семейными трусами ужасающего размера, столь же огромной футболкой и тренировочным костюмом из скрипучей синтетики.
— Обувь сам потом купишь, — кинув в него тряпьем, сказала толстуха.
— С размером на глаз не угадать, — пояснила «деловая». — Мерять надо.
— Но пока и так походишь, — захлопнула дверцу толстуха.
«Хаммер» помчался дальше по желтым от электрического света улицам. Еремей завозился позади, влезая в одежду, и, куда его везли, толком не разглядел. Пока он оборвал все ярлычки и разобрался с завязками, зачем-то притороченными и на штаны, и на куртку, машина уже затормозила возле какого-то домика из цилиндрованного бревна, с выходящим в сторону реки высоким балконом. Вслед за женщинами Варнак пересек обширный, заставленный столиками зал и поднялся на второй этаж, увешанный тяжелыми портьерами. Геката откинула одну из занавесей, и за ней обнаружилась комната с овальным столом в центре, несколькими стульями вокруг и довольно широким кожаным диваном у стены. Потолок над диваном заменяло большое зеркало. За окнами открывался вид на реку, что слабо отражала в своей ряби сияние звезд и тоненького полумесяца. Посреди этой красоты медленно пробирался против течения подсвеченный сигнальными огнями, небольшой грузовой пароходик. Во всяком случае, ни одного иллюминатора на нем не светилось.
Глава пятая
— Обожаю креветок в фондю! — сообщила Геката, и обе женщины разом, наколов на шпажки по очищенной креветке из выложенной на блюде горки, макнули их в бурлящую на спиртовке густую желтую массу. Толстушка тут же присела к столу, убавляя огонь, а «деловая» распахнула окно, шумно втянула воздух.
— Так откуда вы знаете Укрона, милые дамы? Или дама?
