— Все равно, — ответили от окна.
— Хоть одна, хоть много, — добавила толстуха.
— Я привыкла.
— Ты ешь. Половина креветок твоя.
— Тебе нужно восстанавливать силы.
— А креветки — самая лучшая возможная еда для смертных.
— Она из вашего мира.
— Из какого? — От скачущих из стороны в сторону реплик у Еремея начала кружиться голова.
— Из моря, — вернулась к столу «деловая».
— При чем тут море?
— Ешь! Пока не съешь половины, не получишь ни одного ответа.
В животе у Варнака было пусто, как в казне деревенской церкви, и потому спорить он не стал. По примеру женщин принялся накалывать креветок и макать в соус, оказавшийся густым горячим сыром с какими-то пряными примесями. Странно, что запаха от этого варева не исходило никакого. Через минуту стройный официант в безупречно белой накрахмаленной сорочке принес бутылку красного вина. Открыл, разлил по бокалам. Но сорочка его воняла так, что определить сорт напитка Еремей не смог. Пить, естественно, тоже.
— Горячее принеси через час, — распорядилась Геката. — Нас будет уже пятеро.
Официант поклонился и исчез.
— Так откуда ты знаешь Укрона? — еще раз попытался узнать Варнак. — Он тебя тоже спас?
— Не-ет, все было ровно наоборот, — рассмеялись дамы.
— Он хотел меня убить, — уточнила «пышка».
— И не раз.
— Правда, я его тоже.
— Но у меня получилось еще хуже.
— Так вы враги? — вставил Еремей.
— Какой ты радикалист, — укоризненно покачала головой толстушка.
— Все тебе — или враг, или друг, — пригубила вино «деловая».
— На самом деле все намного, намного проще.
— Куда уж проще! — хмыкнул Еремей.
— Попытаюсь ответить образно. — Геката взяла бокалы сразу двумя своими телами.
— Представь себе большой и красивый дворец.
— Богатый, уютный.
— Со всеми удобствами.
— Крепкий и спокойный.
— И представь себе, что хозяева дворца уехали.
— Уехали надолго. Так далеко, что про них все успели толком забыть. Забыть совершенно начисто. — Толстуха с видимым наслаждением осушила бокал.
— И много, много лет во дворце сытно и припеваючи жили камердинер, служанка, сторож, стряпуха… Ну, и кое-кто еще, — закончила за нее «деловая». — Дворец! Роскошный! Богатый! Удобный! Принадлежал только им, и никому более. Много, много лет. Покой, все виды удовольствия, сытость, безделье и безмятежность.
— И вдруг они узнали, что хозяева возвращаются, — налила себе еще вина толстушка.
Варнак рассмеялся:
— Да уж, представляю их лица! Сюрприз высшей категории.
— Ты должен запомнить одну вещь, Еремей, — вскинула палец «деловая». — И камердинер, и сторож, и даже служанка безусловно честны! На их места не могут попасть существа, в душе которых есть хоть капля лжи или предательства. Все они будут служить хозяевам в полной мере, честно и искренне.
— Но ты должен понимать, смертный челеби, — снова отпила вино толстуха, — что при всей их честности и преданности, их желания не совсем совпадают с их обязанностями.
— Все очень просто.
— Они готовы служить хозяину.
— Но им не хочется, чтобы он возвращался.
— Они не собираются его предавать.
— Но предпочли бы жить без него, — опять заметались реплики между женщинами, по предложению перепрыгивая с уст на уста.
— Они увидели привратника у ворот дома.
— Привратника хозяина.
— Они честны и преданны.
— Но они не хотят…
— …чтобы привратник…
— …открыл двери.
— Без хозяина всем нам так хорошо в его роскошном дворце! — откинула полог похожая на лягушонка юная незнакомка, и пушистый на удивление Вывей скользнул в комнату прямо между ее стройными ногами.
— Я начинаю понимать. — Варнак макнул в расплавленный сыр очередную креветку. — Камердинер и служанка могут ссориться ради бутылки вина или удобной комнаты, однако они скорее союзники, чем враги, когда нужно предотвратить возвращение хозяина, или…
— Или когда нужно сохранить сам дворец, отремонтировать его, навести порядок, — закончила за него широкоротая гостья, взяла из горки креветку и подбросила в сторону волка. Варнак и подумать ничего не успел, как его мохнатая половина щелкнула в прыжке челюстями и проглотила подачку. — Никто и никогда не станет спорить с хозяином, смертный. Коли он вернется, все лишь покорно склонят голову. Но вот остановить привратника… Это уже не вызывает в слугах такого неодолимого сопротивления. Или, точнее, у некоторых из слуг. Вот ты, например, на это способен.
— Здорово, — кивнул Еремей. — Но я пока не понимаю самого главного. Как соотносится эта захватывающая сказка с реальностью?
— Рассказываю, — перешла на диван «деловая» ипостась. — Но вкратце. Первое: когда-то на Земле жили боги, а весь прочий живой мир был создан ими и служил им со всей возможной преданностью. Второе: между богами случилась война, и многие из них, не желая погибать в битвах, спрятались в убежищах. Третье: чтобы убежища не были разрушены стихией, временем или злым умыслом, боги создали хранителей, которые оберегают их усыпальницы на суше и под водой. Укрон — хранитель суши. Русалки — хранители воды. Они постоянно ссорятся, стремясь расширить свое влияние, но служат одной цели. Боги наделили их всей возможной силой и властью, дабы ничто не могло погубить их самих или помешать им в их служении.
— Укрон, выходит, и есть тот самый камердинер? — хмыкнул Еремей. — А русалки, стало быть, служанки? Вот, значит, в чем смысл той ссоры, в которую я ввязался? И ради этого я рисковал своей шкурой? Ради этого гибли люди?
— Я не знаю, чем ты занимался, — пожала плечами толстушка.
— Но наступление Укрона на степи я обломала, — закончила «лягушонка». — А теперь вполне успешно отодвигаю его на север.
— Ты тоже хранительница? — повернулся к ней Варнак.
— Нет, — ответила в спину «деловая». — Я воин.
— На третьем этапе все закончилось только для тех богов и их стражей, что скрылись в убежищах, — снова наполнила бокал толстушка. — Для остальных же началась война. В своих битвах боги и их слуги часто погибают. А в этой ужасной войне было слишком много жертв. Богам пришлось создавать воинов, неуязвимых для придуманных ранее способов уничтожения. Так появились мы, фарии. Мы рождаемся с разными телами, но общим разумом и силой. Если попытаться убить кого-то из нас, то сколь страшны бы ни оказались раны, погибшая выздоровеет, поскольку к ней будет перетекать сила тех, кто уцелел. Ее можно вернуть, восстановить даже из горстки пепла, если кто-то захочет сжечь ее тело и развеять пепел по ветру.