Местный «окурыш» радостно сорвался с места, разбрызгивая по сторонам мелкую щебенку, вылетел за пределы туристической деревушки — и вдруг, перед самым выездом на накатанную трассу, напоролся на полицейскую машину, что перегораживала треть дороги.
— Это за нами, — сразу поняла археологиня.
Патрульный взмахнул палочкой, подошел к остановившейся микролитражке, заглянул в окно.
— Иди в Мачу-Пикчу, — посоветовал ему нуар.
Полицейский кивнул, выпрямился и зашагал по дороге. Второй, высунувшись в окно, некоторое время недоуменно смотрел ему вслед, потом выскочил на воздух, что-то тревожно закричал. Шеньшун приоткрыл дверцу, громко приказал:
— Иди в Мачу-Пикчу!
И второй патрульный послушно зашагал по следу первого.
Паренек-водитель вцепился в руль так, что побелели пальцы, и зашевелил губами, явно молясь. Археологиня открыла карман сумки, нашла среди страниц путеводителя сто долларов, сунула ему:
— Шеньшун, скажи, что ему придется поехать с нами и поселиться в гостинице. Проживет с нами три дня, потом отправится домой. И пусть потом болтает о нас, сколько захочет. Мы будем уже далеко.
Нуар перевел.
— А теперь поехали. Нам нужна лучшая гостиница Кильябамбы. Хочу душ и мягкую постель!
Дамира знала, что говорила. Два дня горных прогулок на километры вверх и вниз привели к тому, что поутру она просто не смогла встать из-за боли в ногах. Лежала, тихонько скулила, время от времени растирая себе мышцы, и со скуки смотрела телевизор, все каналы подряд, ибо все равно ни на одном не разумела ни слова. Паренек-водитель послушно сидел в углу, иногда хлюпая носом, иногда бормоча молитвы. Нуар, пожалев свою верную спутницу, отправился в здешний ресторан за едой. А когда он вернулся, археологиня, подпрыгнув на кровати, едва не закричала, тыкая пальцем в экран телевизора:
— Шеньшун, смотри! Сюда скорее, смотри! — Она сделала погромче, хотя смысла в этом не было никакого: она не знала испанского, нуар не воспринимал телевизионной речи.
— Эй, ты! — спохватилась Дамира, подзывая парня: — Смотри туда! Что они говорят? Чего там случилось?
Впрочем, половину смысла в сенсации, всколыхнувшей местных журналистов, можно было определить без слов. В телевизоре целых три раза — причем один в замедленном режиме — повторили потрясающую воображение картинку.
Качественная черно-белая запись с камеры слежения позволила прекрасно разглядеть, как от стойки поста таможенного контроля отходит Дамира Иманова, пряча паспорт с абсолютно законным штампом о пересечении границы, ибо для граждан России виза в Перу не нужна, а ее место занимает высокий широкоплечий красавец — грудь колесом, локти в стороны — и кладет на стойку обертку от шоколада. Таможенник без колебаний ставит на фантик штамп, и герой, наружность которого трудно спутать с чьей-то еще, входит в зал. Для тех, кто не понял, журналисты дали еще одну картинку, с другой камеры, где они оба направляются к выходу, широко улыбаясь — словно специально для снимка в полицейское досье.
— О боже, как мы влипли! — схватилась за голову археологиня. — И какой паразит придумал ставить везде и всюду эти чертовы видеокамеры? Вот, проклятье!
— Что за беда? — не понял нуар.
— Камеры! Они же теперь везде! Во всех аэропортах, в полиции, на таможне — везде камеры стоят! Ты можешь отдать приказ человеку, и смертный его послушно выполнит. Но железу это все по барабану! Оно все пишет, как есть! И что ты с ним поделаешь? Вот, вот оно! Кто-то не поленился посмотреть запись, и мы влипли по уши! Вот почему в Куско полицейские, решив к нам подойти, сразу за пистолеты схватились. Они уже получили наши фото и искали именно нас! Это все, это конец. Нам теперь из Перу никогда в жизни не выбраться!
— Что сказали из этого ящика? — спросил у водителя Шеньшун и внимательно выслушал пространный пересказ, через слово соскакивающий на «рашен».
— Ну, что там? — нетерпеливо хлопнула ладонью по постели археологиня.
— «Торговля запрещенным наслаждением» — что это может означать? — повернулся к ней страж богов. — И «неправильно ходящий по границе»?
— Контрабандист, наверное. А «запрещенное наслаждение» — это наверняка наркотики.
— Тогда выходит, что знаменитые русские продавцы наркотиков, контрабандисты и могучие внушатели-уговариватели приехали в Перу делать торговлю…
— Гипнотизеры и наркоторговцы, — холодея, поправила Дамира.
— Предупреждение поступило в полицию слишком поздно, и камеры зафиксировали, как силой гипноза можно преодолеть непроницаемый кордон защитников аэропорта. Ведется розыск, двое полицейских ранены в перестрелке, местоположение преступников известно, приняты меры к задержанию… Кажется, все.
— Вот, черт, — откинула она голову на подушку. — Это уже не уличный мордобой. Теперь нам точно хана.
— Это всего лишь смертные, Дамира!
— Нуар… Ты нас просто еще не знаешь.
После выпуска новостей у археологини начисто пропало желание осмотреть еще и здешние достопримечательности — хотя развалин от инкской империи вокруг Кильябамбы хватало с избытком. Теперь она предпочла безвылазно сидеть в номере, наблюдая за селением и окрестными горами через занавески на окне. Городок, кстати, оказался не маленький. Не Куско, конечно же, но тысяч двадцать жителей наверняка набиралось. А значит, и свой полицейский участок здесь тоже должен был быть. Причем довольно солидный.
К третьему дню женщина почувствовала себя достаточно здоровой, чтобы передвигаться без посторонней помощи, а паренек — достаточно нахальным, чтобы запросить с «наркоторговцев» пятьсот долларов за безопасную доставку до Алкучо. Понятие «наркоторговцы и контрабандисты», как оказалось, местных жителей скорее успокаивало, нежели пугало. Хотя на родине коки так, наверное, и должно было быть.
За завтраком они послали водителя. Тот с деньгами не сбежал, принес две румяные горячие тушки неких запеченных куи[7], размером и вкусом похожих на кролика, большую бутылку пепси — и тут же попросил аванс. Дамира не дала, пообещав двести долларов, когда они отъедут от отеля, и остальные триста — по прибытии.
Паренек нимало не смутился, умчался за транспортом, а «наркоторговцы и контрабандисты» занялись завтраком. В середине трапезы неожиданно треснуло стекло, и по полу покатился металлический цилиндр, источая густой белый дым. Следом, раз за разом долбя одно и то же окно, посыпались еще цилиндрики, а похожее звяканье и шипение послышались также из коридора.
— Какая вонь! — поморщился нуар.
— Че-орт! — сгребла его за шиворот Дамира и, другой рукой на ходу сцапав сумку, кинулась в ванную комнату.
— Что это? — К счастью, у стража богов хватило ума не сопротивляться.
Археологиня захлопнула дверь, открыла кран, сунула под воду полотенца:
— Слезоточивый газ! Рвота, слезы, резь, боль, ничего не видно. Так у нас травят преступников, чтобы не очень сопротивлялись при аресте. Вот, прижми к лицу, дыши через ткань. Будет не так плохо.
На самом деле, в щель под дверь санузла дыма сочилось совсем немного, больше показывая, сколь густо разошлась эта отрава по номеру, нежели причиняя вред.
— Сейчас ломанутся, пока все корячатся в чихании и кашле, — мрачно предсказала Дамира.
Словно по ее команде, издалека послышался топот, с грохотом вылетела входная дверь, и громкий стук сапог по ламинату наполнил комнату.
— А сейчас нас найдут, — не удержалась от завершающего предсказания археологиня.
Дверь в ванную комнату распахнулась, и внутрь втиснулись аж трое бойцов, одетых во все черное: черные берцы, черные штаны с черными пластиковыми наколенниками, черные куртки и черные бронежилеты, черные противогазы с черными фильтрами и черные каски. Черный спецназовец направил черный ствол чуть не в самое лицо нуара…
