всеми старейшинами!
Чтобы остановить продвижение морпехов, Набис вынужден был снять войска с других направлений, ослабив оборону многих участков стен на востоке, и бросить их против быстро продвигавшихся воинов Карфагена. На подходах к Скиасу разыгралось грандиозное уличное сражение, сдобренное отличным пожаром, который заполыхал в предместьях, быстро распространяясь по городу. В наступавших сумерках это выглядело особенно зловеще.
Летис, забывший о своем ранении, повел солдат в бой и срубил в нем немало спартанских голов, но на сей раз он столкнулся с таким непреодолимым сопротивлением, что сходу Скиас взять не удалось, как он ни старался. Чайка даже приказал доставить в город полевые баллисты и бить по спартанцам прямой наводкой, чтобы хоть как-то сократить собственные потери.
Получив известия о снятии войск врага со стен, Федор тут же отправил гонцов с приказами начать штурм еще в четырех местах одновременно, не считаясь с потерями. Побеждать спартанцев можно было только так.
— Раз без потерь не обойдется, — решил Федор, — то уж пусть эта битва завершится быстрее.
Однако молниеносного захвата города не получилось. Несмотря на то, что численность защищавшихся спартанцев не превышала по данным разведки нескольких тысяч, включая периеков, противник был слишком силен, да и терять ему было нечего. Обложенные со всех сторон спартанцы дрались как раненные львы — морпехи и африканские пехотинцы несли колоссальные потери. После начала одновременного наступления в четырех местах был совершен еще один прорыв. Затем второй, и вскоре спартанцы начали покидать стены, стягивая силы к центральным районам. Бой перекинулся на предместья, затем воины стали драться за каждую улицу.
Захватить Скиас удалось только ночью, при свете факелов и пожаров, полыхавших уже в нескольких районах города. Старейшинам удалось оттуда сбежать. Вероятнее всего они подались к царю, о местонахождении дома которого Федор был уже извещен. Но там ли находился Набис или в другом месте, было неизвестно. Место обитания семейства Эврипонтидов находилось пока во власти Набиса.
— Ничего, — успокаивал себя Федор, находившийся уже в городе неподалеку от Скиоса и смотревший на ночной пожар в окружении своих охранников с плоской крыши одного из домов, — деться им некуда. Рано или поздно все попадут в мои сети.
Однако в городе царила такая неразбериха, что кто-нибудь старейшин вполне мог проскользнуть сквозь сжимавшееся с каждым часом кольцо окружения, хотя Чайка и приказал усилить оцепление. Но ведь гонец как-то пробрался в город сквозь все кордоны, значит могли быть лазейки или даже подземные ходы, о которых он не знал. Однако Федор готов был дать руку на отсечение, что Набис ни за что не покинет Спарты, даже если ему и представится такая возможность. Он будет сражаться за свой город до тех пор, пока не победит или погибнет. Именно так его учили с детства. Никакое тактическое отступление, на которое могли пойти афиняне, было для спартанцев невозможным.
«Набис не Кутузов, — мрачно ухмыльнулся Федор, глядя с крыши на адское пламя, пожиравшее Спарту, — и не отдаст мне свою столицу даже на время. Да и старейшины у них тоже, говорят, не трусы, так что вряд ли сбегут. Впрочем, мне это только на руку».
К рассвету он получил сообщение от Кумаха о том, что тот полностью освободил от защитников города его восточную часть. Федор же достаточно далеко продвинулся с запада и все же были еще районы, целиком подвластные спартанцам, упорство которых только росло с потерей каждого нового района или улицы.
— Хорошо, — кивнул Федор, прочитав папирус, — очень хорошо. Еще немного и мы победим.
Он посмотрел на гонца и приказал.
— Между мной и Кумахом осталось только одно место, занятое спартанцами, это район стадиона на южной окраине. Пусть бросит туда всех солдат и пробьет оборону противника. Тогда мы соединимся. А я двинусь ему на встречу.
Гонец исчез в предрассветных сумерках, направившись в обход опасных улиц, где все еще шел бой. А Чайка поправил фалькату и спустился с крыши к морпехам, ожидавшим его приказа. Их здесь скопилось человек пятьсот — личный отряд Федора.
— Пора освободить город от прежних хозяев, — сказал он Летису, который командовал этим отрядом, поскольку всех старших командиров к этой минуте спартанцы уже убили, — давай за мной.
— С радостью, — сплюнул Летис на землю окровавленной слюной из разбитого рта, — я готов бить их до тех пор, пока все не сдохнут.
— Они тебя тоже любят, — в тон ему ответил Федор.
Приблизившись во главе своих воинов к стадиону по освобожденным улицам, заваленным трупами пехотинцев Карфагена и спартанцев в красных плащах, Федор оказался на площади, посреди которой возвышалось несколько огромных скульптур. Похоже, это были те самые каменные статуи двух женщин, одна из которых держала в руке лук, и мужчины с кифарой, которые он видел издалека. К тому моменту любознательный Федор «навел справки» у местных и уже знал, что это статуи Аполлона-Пифея, Артемиды и Латоны — любимые божества воинственных спартанцев.
Приблизившись к этой культурной композиции, Федор даже замедлил шаг, любуясь изваяниями, сделанными очень реалистично. Для местных мастеров, имевших грубую и простую технику, даже слишком. Лица, плечи, руки и ноги богов выглядели как живые, словно находились в движении. «Наверное, кто-то из приезжих ксенов[18] делал», — решил Федор и поднял голову, чтобы лучше рассмотреть музыкальный инструмент в руках Аполлона, который его так заинтересовал. Но чуть не поплатился за свою любовь к искусству. Между гигантскими статуями просвистело копье и вонзилось в грудь шагавшему следом воину. Тот выронил бесполезный щит и со стоном упал, обливаясь кровью.
— Твою мать! — обругал себя Федор, вскидывая щит и отскакивая в сторону так, чтобы оказаться за огромной фигурой Аполлона, а не между статуями божеств.
Это его спасло от трех новых бросков копий, последовавших вслед за первым. Но на этот раз воины были готовы и приняли все удары копий на свои шиты, оставшись невредимыми. Еще одно копье, пущенное точнехонько в Федора, стоявшего в одиночестве, ударилось в каменную кифару Аполлона и отлетело в сторону, изменив направление. «Смотри-ка, — удивился Федор, — Аполлон меня защитил. Это знак».
— Со стадиона бросают, — сказал Летис, приблизившись к Чайке и протянув руку куда-то вверх.
Федор проследил за его рукой и действительно увидел на верхней кромке огромного овального здания из камня десятки спартанских воинов с копьями в руках, готовых к новым броскам. Внизу у главных ворот их уже ждал заслон из гоплитов, позади которых виднелось целое море красных плащей и шлемов с красными плюмажами. Прикинув на глаз количество засевших на стадионе воинов, Федор оценил их как минимум в несколько сотен, а это означало, что силы были примерно равны. Но в этот момент с другой стоны стадиона послышались крики атакующих африканских пехотинцев и Чайка повеселел.
— Дошло, значит, мое послание. А ну-ка, ребята, — вскинул он фалькату вверх, — вышвырнем оттуда этих спортсменов.
Драка на стадионе была жестокой. Пробиться внутрь удалось лишь с третьей атаки. Изрубив всех спартанцев в куски и усеяв площадь телами морпехов, Чайка ворвался внутрь этого колоссального сооружения буквально по трупам. Подошвы его сандалий стали скользкими от крови, а щит похож на решето, но сам он пока еще был цел.
Внутри бой шел уже по всей территории стадиона — часть воинов Спарты образовали фалангу, вернее каре, заняв центр поля для состязаний и обороняясь со всех направлений, поскольку их почти взяли в кольцо. Несколько групп гоплитов рубились с пехотинцами и морпехами чуть выше, в секторах, предназначенных для зрителей.
Отправив часть оставшихся морпехов добивать фалангу, Чайка с тремя десятками устремился вверх по лестнице, чтобы сбросить оттуда тех спартиатов, которые еще держали верхние рубежи секторов. Перепрыгивая через плоские каменные ступени, он вскоре был у цели. Здесь их ждали около дюжины гоплитов, выстроившись на лестнице в шеренгу.
— Прощай, Лакедемон, — предупредил их Федор, покрепче сжимая фалькату.
И первым бросился на спартанцев, попытавшись достать ближнего воина клинком, но едва не получил копьем в бок. Острие звякнуло по щиту, оставив на нем еще одну отметину. «Хороший щит, — мельком подумал Федор, — сколько раз уже мне жизнь спасал».
