бой. И он отдал такой приказ. Вскоре под холмом, неподалеку от Чайки, возникла новая фаланга огромных размеров. Передние ряды ее уже выстроились, выставив длинные копья, а задние еще продолжали перестроения. В ней было не меньше пятнадцати тысяч пехотинцев[21] .
— Черт, — выругался Леха, — они все же построились. Вернее почти. Еще немного и нам будет трудновато их взять.
— Интересно, где сейчас сам Антиох? — подумал вслух Федор. Наблюдая за перестроениями противника, он находился позади первой линии обороны, вместе с резервом в пятьсот бойцов, и получал доклады от остальных командиров, — наверное, вон там, с конницей. А где кстати мои всадники?
Селевкидская конница группировалась слева от фаланги, позабыв про Федора, а вскоре прекратились и атаки гоплитов, которые стали отходить к новым позициям. В это же время Чайка заметил человек триста испанцев — все, что осталось от его отряда, — которые, проскакав за позициями артиллеристов, устремились к нему на помощь. Рядом обретались триста конных кельтов в ожидании приказа вступить в бой.
— Надо атаковать, командир, — выдохнул Ларин, который успел помахать мечом перед самым затишьем, убив пятерых гоплитов.
Трупы греков и пехотинцев Чайки усеяли все вокруг, образовав настоящие стены из мертвецов.
— Надо, — Федор нервно кивнул и поправил шлем, — но уже поздно. Позицию мы заняли удачную. И продержались долго, но… все равно не успели. Хотя Ганнибал с конницей уже здесь, а фаланга еще не до конца построилась…
Видя приближение по левому флангу мощного отряда конницы, которую вел наверняка сам Ганнибал, Федор приободрился. Скоро сам тиран будет здесь. Скоро. Но и воины Антиоха это знают. На счету каждая минута. И Чайка отлично понимал, что шанс у него невелик и эта атака будет почти безнадежной. Он знал также, что сделал все, что смог, перебил массу врагов, задержал, лишил нормальной позиции… и все же завершенную фалангу сбить с места будет трудно. Даже с неудачной позиции.
— А впрочем, что тут думать, — решился он, вскинув фалькату, — атакуем фалангу.
Построив своих людей, Федор приказал испанской коннице прикрывать их справа, где еще находились разрозненные отряды греков, а кельтам выступить слева, и не стал ждать, пока приблизится Ганнибал. На мгновение его взгляд задержался на облаке пыли, которое возникло и приближалось к городу по центру плато, справа от наступавших конных масс. Но долг звал его вперед и он отвернулся, так и не поняв, что это такое.
— За мной, орлы! — крикнул Федор, натянув поводья. — За Карфаген!
И первым устремился вниз по склону, в сторону ощетинившегося длинными сариссами ежа фаланги. От его отряда осталось едва ли две тысячи человек и все они в едином порыве бежали вперед, потрясая фалькатами и щитами. Навстречу им взвились сотни стрел, справа и слева от Чайки падали убитые воины, но он скакал вперед, не замечая ничего кроме строя греков. А когда достиг, бросил своего коня прямо на выставленные копья. Одну сариссу он отвел в сторону щитом, другую мечом, но еще три копья поразили его коня в грудь и бока. К счастью, Федор остался невредим и свалился с лошади на землю. Воспользовавшись тем, что на такой короткой дистанции греки не могут размахивать копьями, он отвел фалькатой нависавшую над ним сариссу в сторону и обрушил свой удар на ближайшего пехотинца, достав его защищенную шлемом голову. Фальката соскользнула, и удар пришелся в шею. Кровь брызнула во все стороны. А Федор вырвал щит из рук стоячего мертвеца и нанес удар соседнему в бок, но даже убив двоих не продвинулся ни на шаг — между бойцами фаланги вообще не было интервалов. Они стояли так плотно, что на самом деле представляли собой живую стену.
— Да сколько же вас тут! — в ярости возопил Федор и вновь бросился в самую гущу греков, не имевших возможности размахивать мечами, и колол и рубил их в одиночку словно бессмертных, тут же оживавших и заполнявших брешь, до тех пор, пока рядом не оказался Леха и еще человек двадцать пехотинцев.
— Держись, брат! — крикнул ему Ларин, тоже быстро ставший пешим, размахивая мечом, — сейчас мы прорубим здесь просеку.
Рядом атаковали конные кельты. Несмотря на мясорубку Федор увидел, как одетые в шкуры рослые воины размахивают двуручными мечами, сокрушая головы селевкидских сариссофоров. Они также быстро лишились коней, как и Леха с Федором. Фалангиты свое дело знали. Но последовавшая вслед за этим атака голых по пояс кельтов на ощетинившуюся копьями фалангу навсегда врезалась Чайке в память. Почти половина атакующих погибла, но остальные сумели прорубить себе дорогу мечами и топорами. Где то рядом бился Летис, которого Федор успел мельком увидеть среди живых на дороге перед атакой фаланги. Справа от Чайки ударила оставшаяся испанская конница, также потеряв едва ли не треть своих людей после первой же атаки. Но испанцам удалось пробить еще одну брешь в построениях армии Антиоха. И все же это был жест отчаяния — атака едва ли трехтысячного отряда на пятнадцатитысячное войско, — и Федор это отлично понимал.
«Где же Ганнибал, — думал он, судорожно работая клинком, и глядя как тают силы его армии, — если он сейчас не ударит, то нам конец. Но это будет славная гибель за Карфаген».
В перерывах между ударами, которыми он щедро одаривал фалангитов, прорубая дорогу к стенам Селевкии, Чайка оборачивался назад и смотрел в поле, пытаясь понять, что там происходит. Наконец он увидел как лавиной приближается огромная масса конницы, во главе которой скакал человек в черной с золотом кирасе.
— Наконец-то, — выдохнул Федор, распарывая клинком очередной панцирь, — успели!
И вдруг он услышал за собой звук трубы, а затем задрожала земля, словно боги забили в свои барабаны. Вслед за этим Чайка с изумлением заметил, как боевые слоны Антиоха Третьего двинулись в атаку наперерез коннице Ганнибала. Не прошло и минуты как десятки огромных животных, затянутых в специальные панцири, заслонили от Федора картину сражения за спиной. Более того, он с ужасом уразумел, что удар этого «тяжелого корпуса» пришелся на оставшихся испанцев и аръегард пехотинцев его собственного отряда. Слоны Антиоха, прошлись по тылам его и без того небольшой армии, раздавив сотни людей и коней.
— Круто дело обернулось, — ответил на его мысли Леха, отбивая удар гоплита, а затем поражая его своим клинком, — мы в окружении, брат Федор.
Отразив щитом удар сариссы из задних рядов, Чайка рубанул стоявшего перед ним гоплита по плечу, заставив выронить оружие, а потом добил ударом по голове, едва не отрубив голову. Бросив короткий взгляд вперед, он заметил, что его оставшиеся солдаты почти пробились сквозь строй фалангитов, — здесь, на этом фланге греков было меньше всего. В момент атаки они еще не успели закончить построение. Удар слонов отрезал авангард Федора от своих. Чайка даже видел, что слоны Антиоха уже достигли позиций его баллистариев и растоптали их так быстро, словно вообще не заметили орудий, бивших по ним прямой наводкой. Положение было невеселое и все же у Чайки еще оставалось почти тысяча африканских пехотинцев, около сотни испанских воинов и почти столько же кельтов, в ярости вращавших своими топорами на левом фланге обреченного на провал наступления. И он решился на еще более отчаянный шаг.
— Назад пути нет, — сплюнул он, — надо пробиться вперед и выйти из низины на холм у городской стены, перекрыв дорогу и подход подкреплений к Антиоху из города. Там мы построимся, и будем стоять до тех пор, пока нас не перебьют или не придет помощь.
— Помирать так с музыкой, — весело кивнул Ларин, насаживая на острие клинка следующего фалангита, попытавшегося поразить его уже достаточно коротким копьем. Это говорило о том, что перед ними последние шеренги сариссофоров. Еще немного и они должны были оказаться на дороге в тылу противника. Если конечно сюда срочно не прибудут какие-нибудь подкрепления Антиоха.
Но Ганнибал со своей армией был уже здесь, и похоже его удар сделал свое дело, сковав все силы противника. Обойдя слонов, конница нанесла удар в самый центр строя фаланги селевкидов и его правый край. Плотность фалангитов там была гораздо большей, но и удар мощнее. Больше Федор пока не мог увидеть, поскольку спустился в низину и сейчас только выбирался из нее. Пробившись с потерями сквозь строй греков, он поднялся наверх и вновь перегородил дорогу на Селевкию, построив остатки своих войск в каре. После прорыва у него остались не больше восьмисот человек, из которых многие были ранены,