— Видишь, идут… — с ненавистью прошипел староста. — Детки мои! Пошли однажды сыновья мои в лес, да и не вернулись. А через год вдруг пришли — все на одно лицо. Раньше тоже были похожи, да не так… А еще волосы у них разные, словно в насмешку! Тот, что в шлеме, минувшей осенью в колодец упал, голову разбил, мозги по камням расплескал. Дырка с тех пор не зарастает, а ему хоть бы что. Шлем, вишь, носит… Выручи ты нас, Олег, убей чародея!
— Как же я его убью, если вы все ему помогаете?! — возмутился ведун. — Не носи ему воды из ключа! И что там за подземные духи? Почему тебя не трогают?
— Я их и не видел никогда, — пожал плечами Борис. — Видать, не положено им обычных людей трогать.
— Обычных людей… — задумчиво повторил Олег, поглядывая вниз. — Вот что, дай руку!
Он быстро достал крест, приложил к трясущемуся запястью старосты. В глазах Бориса ничего не изменилось — значит, ожога не было. Но ведун вдруг почувствовал в крестике легкое, едва уловимое тепло. Олег отошел к колодцу, тепло чуть усилилось… Крестик старался, но в висящем над Озерцами мареве чужой магии мог немногое. Запястье, видимо, слишком уж притерпелось к изменению температуры. Выудив из кармана куртки бандану, Олег примотал крест ко лбу.
— Как с волками справиться, как мне Еловый лес пройти? Говори немедля, Борис! Да не солги, я ведь вернусь.
— Ночью они не охраняют лес, — быстро сказал староста. — Видать, обращаются в кого-то… Не ведаю. Но оборотни — те, что босые, — там остаются. Днем же в Овражках живут, почти как люди.
— Так что за сапоги у тебя в сундуке? — вспомнил Олег.
— Договор с умруном у меня… — Борис потянул ведуна за угол дома, чтобы укрыться от глаз приближающихся «сыновей». — Ежели кто в Еловом лесу пропал, я иду искать. Волки меня приводят к месту, где обувь его лежит. Пока обувь в деревне, не может тот, кто оборотнем стал, сюда прийти. Иначе растерзали бы нас за ночь! И овражковских сапоги тоже у меня хранятся. Да они все там, в Овражках проклятых, селятся! Я ведь за деревню радею, пойми! Как мне иначе?
— А те, что в одном сапоге возвращаются? Мне Глеб про таких говорил.
— То другое дело, — помрачнел Борис. — Этих чародей призвал, да вымолили они чем-то себе срок жизни человеческой. Чем — мне неведомо. Им я не могу помешать среди людей жить. Ночью иногда уходят… Беги, Олег, ведь убьют они тебя! Наверняка Глеб уже все чародею рассказал.
— Убьют? А отчего же умрун тебе приказывал меня на службу нанять?
— Ох, не знаю… — засуетился Борис. — Идем, в дорогу тебе еды дам. И сапоги! Сапоги-то!
— Какие еще сапоги? — насторожился Олег.
— Да вот эти хоть… Старые мои. — Борис подобрал валявшуюся у заднего крыльца поношенную пару. — Не бойся, не из сундука! Чинил здесь вечером. Марья! Еды ведуну дай, бежать ему пора!
Старуха будто ждала приказа, высунулась из двери с узелком в руке. Олег не без колебаний схватил снедь, а потом и сапоги — будет еще время на них посмотреть как следует, прежде чем обуть. Он помчался через медленно просыпающуюся деревню. На него по-прежнему никто не смотрел. Все будто специально отворачивались — только вездесущий поросенок бросился под ноги. Перескочив через не в меру шуструю животинку, ведун выскочил за околицу и вскоре сбежал с холма к озерам.
Два сна
Отыскав укромное местечко, Олег как следует умылся. Против воли хотелось высмотреть кого-нибудь из водяного народа, но при свете дня это было бессмысленно. Ведун развязал узелок, обнаружив там хлеб, соль, яйца, заткнутый деревянной пробкой кувшинчик с молоком и хороший кус сала. Отложив сало на потом, ведун с удовольствием позавтракал. Каждое яйцо, каждый ломоть хлеба он сперва подносил поближе к кресту — оказалось, что ему хоть немного, но можно доверять. Совсем же без пищи и сам пропадешь, и другим не поможешь. Закончив с едой, Олег как следует рассмотрел сапоги. Носили их немало, но обувка оказалась крепкой и, что не менее важно, подошла по размеру. Сапоги из сундука ведун надеть бы не рискнул — они явно были связаны с умруном какой-то магией. Но эти просто валялись у крыльца — староста ведь не мог знать заранее, что Олег в одной поршне явится.
Подложив наконец обновку под голову и обмотав ее косухой, Середин улегся в тени отдыхать. Саблю на всякий случай примотал тряпицей к руке, а сверху забросал лезвие травой. Потом Олег несколько раз вдохнул, стараясь выдыхать как можно медленнее, и представил себе, как его аура, истончаясь, растягивается вокруг на добрую сотню метров. Наговор на внутреннего охранника здесь, у озер, должен был действовать лучше, чем в деревне. Хотя основная надежда ведуна — проснуться живым — заключалась, конечно же, в простой логике: если не погубили до сих пор, значит, чего-то хотят.
С этой малоутешительной мыслью он и уснул. Сны Середина часто уносили его в родное время, в шумный и грязный, насыщенный выхлопными газами мир. Пробуждаясь, Олег часто думал, что, наверное, уже никогда не сможет там спокойно жить, — но тосковать продолжал все равно. Особенно если появлялась в этом сне одна милая сотрудница зоопарка. Середин привык уже к этому, а потому остался весьма недоволен при виде запутанной цепочки озер, протянувшихся к воде огородов, холма…
— И во сне нельзя от этого всего отдохнуть? — проворчал ведун, вставая на ноги. — Или я не сплю?
Он спал, уложив растрепанную голову на новые сапоги. Переливаясь на солнечном свету тонкой, радужной пленкой, расплылась вокруг Олега аура. Она зыбко подрагивала на ветру. Приглядевшись, он рассмотрел еще какие-то искорки, путешествующие по ней. Искорки чем-то не понравились Середину, но чем, он понять не смог.
Его отвлек черный пузырь, пролетавший на уровне человеческого роста. Пузырь потянулся было к спящему, но аура мгновенно вспухла ему навстречу, ударила короткой, но жесткой молнией. Пузырь со скоростью проколотого воздушного шарика умчался куда-то в сторону деревни.
— Знай наших! — погрозил ему тот Олег, что стоял в траве.
Стороной прошли мужчина и трое мальчиков, все с удочками на плечах. На огородах суетились бабы, кто с тяпкой, кто с ведрами. Всеслава гнала гусей, не обращавших на нее ни малейшего внимания. Середин еще немного понаблюдал за происходящим, потом осторожно сделал несколько шагов. На спящем это никак не отразилось.
— Не пойти ли погулять? — сам себя спросил ведун, но голоса своего не услышал.
Прежде с ним такого не происходило. Хотя и говорят, что такие выходы из тела — явление совершенно обычное… Вроде бы еще должна какая-то ниточка тянуться от спящего к двойнику. Середин отошел довольно далеко в сторону, и только тогда «нить» наконец появилась — она отошла не от тела, а от тонкой простыни ауры. Окончательно освоившись, Олег пообещал себе быть осторожным и, сформировав у себя в руке мысленную копию сабли, медленно поднялся на холм.
Энергетический мир Озерцов представлял собой огромное серое облако, в котором с разной скоростью путешествовали черные пузыри, спирали, маленькие вихри… Вступать в него Олег не рискнул — довольно обидно было бы сейчас оказаться пленником какой-нибудь дряни. Везде нужен опыт, а на энергетическом плане — особенно. Поэтому ведун, тихо радуясь своим новым способностям, осторожно стал обходить деревню по околице.
Вскоре Олегу удалось увидеть всю «структуру» облака — того стойкого морока, что окутал Озерцы. Центр приходился точно на колодец, вокруг которого облако медленно кружилось. Спиральки и пузыри кружились тоже, но в противоположном направлении, по часовой стрелке.
— Во как! — восхитился Олег. — Колодец-то силен!
Он понимал, что вместо восторгов следовало бы сделать что-то полезное, но придумать ничего не мог. Идти в Еловый лес в таком виде — ничем не оправданный риск, лезть в колодец — еще хуже. От нечего делать Середин принялся разглядывать ауры крестьян.
И как только появилось такое желание — крестьяне исчезли. Вместо них Олег увидел темные скопления какой-то инфернальной дряни, облепившие человеческие фигуры. Ведун не верил своим глазам: эти существа уже не были людьми! Ни один человек и дня не прожил бы в таком окружении! Черные лярвы дрались за истлевшие останки аур, не имевших больше ничего, что можно было бы назвать душой.
Вдалеке что-то блеснуло. Олег присмотрелся и увидел яркую, спокойную ауру, хотя и небольшую. Это