— А почему не за Рыжим?
— За Симгаем интересней.
— Может, у него за ночь исчезнут, а к утру снова вырастут усы? — съязвил Генка. — Если б он знал такой секрет, то не стал бы сторожем работать, а стал бы свой секрет лысым продавать — в сто раз больше заработать можно.
— Я все-таки погожу, — продолжал упрямиться Янка.
На том и расстались. Генка пошел за Сергеем Петровичем в подвал сортировать предметы, найденные в могильнике, Янка отправился домой.
Впрочем, Генка через час тоже ушел домой, из чего легко было сделать заключение, что могильник занимал его гораздо меньше, чем Черный принц. Надо добавить к этому, что Генка после памятного посещения инженера Индриксона имел дома второй неприятный разговор с родителями. Папа-терапевт с горечью отметил, что болезнь сына, носившая длинное название «увлечениедревнейисториейвущербостальнымпреподаваемымвшколепредметам», не успев возникнуть, уже приняла хронический характер. Не надеясь на свои силы, папа хотел было идти в школу, но мама отговорила и Генке была дана самая-самая последняя возможность исправиться. Вот почему ему было не до могильников.
Друзья не показывались в музее четыре дня. Сергей Петрович спросил Янкину маму:
— Что ребятки поделывают?
— Учатся вовсю! — Мама до сих пор ничего не знала об истории с копьем. Мамы многого не знают.
И еще прошло несколько дней. Ребята не показывались. Сергей Петрович, которого последняя беседа с инженером Индриксоном поставила в совершеннейший тупик, просто не знал, что предпринять. На всякий случай он в течение двух дней внимательно приглядывался к Симгаю: не этот ли «таинственный незнакомец» был в гостях у инженера? Если бы возникло хоть крошечное, хоть самое маленькое подозрение, Сергей Петрович немедленно устроил бы Симгаю очную ставку с Индриксоном. Но никаких подозрений не возникло и не могло возникнуть. Чтобы понять, почему, достаточно было взглянуть на Симгая: этот малограмотный увалень, конечно же, не имел ни малейшего понятия не только о Черном принце, но и об Англии вообще.
Как-то днем пришел Сергей Петрович к директору музея согласовать план организованного посещения выставки школьниками во время зимних каникул.
Они обо всем переговорили, и Сергей Петрович уже собирался уйти, но внезапно послышался стук в дверь и вслед за этим в директорский кабинет втиснулся Симгай. Он был в своем затрапезном, залатанном на локтях пальто, перешитом из немецкой шинели, и знаменитых огромных башмаках. Лохматую рыжую шапку Симгай мял в руке и отдувался, видно набираясь храбрости.
— Я с просьбой, товарищ директор, — слегка запинаясь, проговорил Симгай, и по кабинету сразу распространился запах спиртного перегара, смешанного с эфиром. Кто знает, откуда выкапывал Симгай такие напитки! — Уходить из музея хочу… Прошу меня уволить.
— Как уволить? — встрепенулся директор. Лоб его наморщился. Он не любил никаких перемен, никаких внезапностей. — Чем вам плохо в музее, товарищ Сирмгайле?
Действительно, чем в музее было для Симгая плохо? С какой стороны ни взгляни — работа самая подходящая. Если хочешь казаться начальником, пожалуйста, никто тебе не запрещает. Можешь проверять входные билеты с таким умным видом, как будто важнее этого дела не существует… По ночам ты хозяин во всем музее. Хочешь — изучай историю своей страны с привлечением наглядных пособий, а хочешь — спи.
— Что же вы молчите, товарищ Сирмгайле? Чем вам тут у нас не понравилось?
Симгай смущенно помялся.
— Жалованье маленькое. Хочу в «экспрессы» податься. Там, на тележке, можно хорошо заработать… А я еще здоровый.
«Экспрессами» в Риге называли грузчиков, носильщиков, тележечников, объединенных в артель, носившую громкое название «Экспресс».
Сергей Петрович взглянул на Симгая. Тот и в самом деле был здоровяк. Хоть ростом и не высок, зато крепкий и руки длинные, с цепкими узловатыми пальцами.
— А ведь вам не идут усы, товарищ Сирмгайле, — вдруг ни с того ни с сего сказал Сергей Петрович. — Зачем вы их носите?
— Рад бы без них, да нельзя, — степенно ответил Симгай, выдохнув при этом новую порцию адских паров. — У меня рубец над верхней губой, лошадь в детстве ударила… Вот, значит, усами и прикрываю… А то разве бы я носил!
Симгай поднес узловатую ручищу к усам, собираясь показать шрам над губой, и вздохнул. Директор, не выносивший никаких резких запахов, слабо помахал рукой и проговорил:
— Хорошо, я согласен удовлетворить вашу просьбу. Дня через три мы все оформим.
Глава девятая
ДОМИК НА ОКРАИНЕ
Итак, Симгай решил уволиться. У Сергея Петровича появился отличный предлог вызвать Янку, и он поспешил этим предлогом воспользоваться. Немедленно передал вызов через Анну Карловну, и на завтра оба — и Янка и Генка — примчались в музей.
— Симгай увольняется! — встретил их Сергей Петрович ошеломляющей новостью.
— Держите меня, а то я упаду! — воскликнул Генка.
Он был рад, что Сергей Петрович опять позвал их. Значит, тупик кончился, и они вернутся к прерванным поискам того, кто сыграл шутку с наконечником знаменитого копья.
— А ты что молчишь? — обратился Сергей Петрович к Янке, который почему-то был грустным. — Тебя эта новость не волнует? Ведь ты же сам собирался установить наблюдение за Симгаем.
Янка хотел что-то ответить, но не смог. Заложив за спину руки, он отвернулся от Сергея Петровича и мрачно опустил голову, чтобы не видели его лица.
— Янка, — с недоумением повторил Сергей Петрович, — что с тобой, в самом деле? Почему ты сегодня такой кислый?
Янка опять ничего не ответил. Тогда Сергей Петрович обратился к Генке.
— А ну-ка, объясни, что случилось?
— Будешь кислым, — мрачно ответил за друга Генка, — когда тебе в лицо плюют, а ты ничего сделать не можешь.
— Как это «в лицо плюют»?
— Рыжий опять его сегодня дразнил. Привет, говорит, тебе от Эйзенхауэра! Он, говорит, твоим отцом очень доволен!
— Ну, а Янка что?
— Что? Утерся и все.
— Это не годится, — нахмурив брови, произнес Сергей Петрович. — Ну-ка, подойди сюда, Янка. Вот так… И голову выше!.. Разве ты забыл обещание, которое дал военкому?
— Нет, — ответил Янка. Ему стало стыдно, что он куксится, как девчонка.
— Вспомни, как поступает партизанский разведчик, если ему приходится выслушивать всякую клевету?.. Он с презрением отворачивает от клеветников свой взор, пылающий справедливым гневом!
— От Рыжего не больно отвернешься, — рассудительно заметил Генка, — он рядом с нами в классе сидит.
Приободрившийся было Янка при новом упоминании о Рыжем, от которого действительно некуда было деться, опять приуныл. Сергей Петрович положил руку на Янкино плечо. Надо было как-то вывести Янку из этого состояния. Пока он такой, — не стоило начинать разговор ни о чем другом… Помедлив, Сергей Петрович сказал:
— Ваш одноклассник, которого вы называете Рыжим, ведет себя отвратительно. Надо положить этому конец!
— Надо, но как? — вздохнул Генка.
