Крабат: Легенды старой мельницы

много, успокаивал он себя. Но мысль о том, как это будет, ни на минуту его не покидала.

Уже трижды во сне он был на пути к Певунье, но ни разу не дошел. Что-то мешало, а что, никак не мог вспомнить.

Что же это было? Что его удерживало?

Начало сна помнилось отчетливо. Ему удалось уйти с мельницы незамеченным. Он пошел к Шварцкольму не обычным путем, а по тропке через болото. Этой дорогой вел его когда-то Тонда с торфяника домой. А дальше... провал...

Как-то ночью, проснувшись от воя ветра, Крабат стал упрямо вспоминать начало сна. В третий, в четвертый, в шестой раз, пока не заснул. И тут увидел:

Крабат улучил момент и убежал с мельницы никем не замеченный. Он стремится к Певунье, в Шварцкольм. Выбирает не обычную дорогу, а тропку через болото, которую ему показал Тонда, когда они возвращались с торфяника. И вдруг Крабат чувствует под ногами топкую почву. Спускается туман... и вот уже ничего не видно. Неужто он потерял дорогу? Крабат пытается идти дальше. Но с каждым шагом проваливается все глубже и глубже: по щиколотку, почти по колено... Да, он угодил в трясину. И чем больше старается выбраться из нее, тем глубже его засасывает.

Холодная трясина словно втягивает Крабата. Густая, цепкая, черная масса хватает за колени, за бедра. Вот уже ему по поясницу. Скоро она сомкнется над его головой. Остается только кричать. Он кричит изо всех сил, зовет на помощь, хоть и понимает, что это бессмысленно. Кто услышит его?

– Спасите! Спасите! Тону!

Туман сгущается. Крабат видит вблизи два неясных силуэта. Может, это Тонда и Михал?

– Стойте! – кричит он им. – Не подходите! Здесь трясина!

Фигуры сливаются в одну. Она надвигается. И вдруг бросает ему веревку с деревянной поперечиной. Крабат хватается за нее. Чувствует, что его тащат, из болота. Он спасен!

Все произошло так быстро, что он не успевает опомниться. Ошеломленный, стоит перед своим спасителем, хочет его поблагодарить...

– Да чего уж там! – говорит Юро.

Юро?! Лишь сейчас Крабат замечает, что спас его Юро.

– Если хочешь попасть в Шварцкольм, лучше лететь!

– Лететь? Как ты себе это представляешь?

– Очень просто! На крыльях!

И Юро тут же исчезает в тумане.

– Лететь!.. Лететь на крыльях! – повторяет Крабат.

Как странно, что ему самому не пришло это в голову!

Обернувшись вороном, как обычно по пятницам, он расправляет крылья и поднимается над землей. Несколько взмахов, и он выбрался из тумана. Он летит в Шварцкольм!

Над деревней – ясное солнышко. Внизу, у колодца, Певунья кормит кур. Вдруг над ним скользнула чья-то тень. Пронзительный крик ястреба, шорох крыльев, свист... В последнее мгновение Крабат успевает резко свернуть в сторону. Ястреб промахнулся.

Крабат понимает – на карту поставлена жизнь! Камнем летит он вниз, падает среди разбегающихся кур. Только здесь, рядом с Певуньей, он чувствует себя в безопасности, принимает человеческий облик, щурясь, глядит в небо. Ястреб исчез.

Вдруг, откуда ни возьмись, у колодца Мастер. В гневе протягивает руку к Крабату:

– Следуй за мной!

– Почему? – удивляется Певунья.

– Он принадлежит мне!

– Нет!

Всего одно слово, но звучит оно так, что возразить нельзя.

Она обнимает Крабата за плечи, окутывает его шалью, мягкой, теплой.

– Идем, – говорит она. – Пошли! И они уходят вместе, не обернувшись.

ОТСЮДА НЕТ ПУТИ!

Утром оказалось, что пропал Мертен. Постель его была свернута, одеяло сложено, куртка и фартук – в тумбочке. Под табуреткой – деревянные башмаки. Никто не видел, как он уходил. Заметили лишь за завтраком.

Все бросились его искать, но нигде не нашли.

– Он улизнул! Надо скорее сообщить Мастеру! – злорадствовал Лышко.

Однако Ханцо преградил ему путь:

– Ты что, не знаешь? Это – дело Старшого!

Все ожидали гнева, крика, проклятий. Ничего подобного! Как рассказал Ханцо, Мастер не принял известия всерьез. «Мертен не в своем уме!» – проронил он. На вопрос: «Что делать?» – буркнул: «Оставь, вернется!»

– От его взгляда я буквально похолодел, думал, превращусь в льдину. Хоть бы все обошлось!

– Э, нет уж! Кто удирает с мельницы, должен знать, что его ждет! – съязвил Лышко. – Да что ему сделается!.. Кожа у него, как у слона!

– Ты так думаешь? – не удержался Юро.

– А то! – Лышко стукнул кулаком по столу.

Плю-х-х! В лицо ему выплеснулся суп. Густой! Прямо с огня! Лышко взвыл от боли:

– Кто? Кто это сделал?

Вне себя от бешенства, он стал вытирать щеки, глаза, нос.

Всем было ясно, что без чьей-то помощи здесь не обошлось. Лишь Юро по своей простоте не заподозрил тут, видно, дурного умысла. Вот только суп жалко!

– В другой раз ты, Лышко, не бей по столу. Или уж бей не так сильно!

Чего боялся Крабат, то и случилось. Вечером, с наступлением темноты, Мертен явился. Понуро опустив голову, стоял он на пороге.

Мастер не бранил его, не кричал.

– Ну, как прогулялся? Видать, не понравилось, раз так рано вернулся? Или что помешало?.. Не хочешь со мной говорить? Давно замечаю – не раскрываешь рта. Что ж, я тебя не заставляю, мне все равно! Можешь еще раз попробовать! Пытайся сколько влезет! Никому не удалось, и тебе не удастся!

Лицо Мертена по-прежнему было каменным.

– Притворяйся, притворяйся! Делай вид, что это тебя не трогает! Я и эти одиннадцать знаем, каково тебе. А теперь убирайся!

Мертен ушел на чердак, лег на нары.

У всех в этот вечер было тяжело на душе.

– Давайте отговорим его бежать еще раз, – предложил Ханцо.

– Попробуй! – отозвался Сташко. – Он не послушает!

– Боюсь, он вообще ничего слушать не станет, – сказал Крабат.

Ночью погода переменилась. Ветер стих, ударил мороз. Окна покрылись узором. Утром, выйдя из дому, они увидели, что все обледенело. Замерзли лужи и вода на краях колодца, холмики над кротовыми норками окаменели, земля затвердела.

– Скверно для урожая! – покачал головой Петар. – Мороз без снега. Все померзнет!

Крабат обрадовался, увидев за завтраком Мертена. Тот уплетал кашу как ни в чем не бывало. Видно, наголодался за сутки.

Отправились на работу. Никому и в голову не приходило, что Мертен опять пустится в путь, теперь уж средь бела дня. Лишь в обед заметили его отсутствие.

Два дня и две ночи его не было. Никогда еще ни один беглец не пропадал так долго. Думали, его и след простыл. Ан нет! Утром на третий день явился. Завидели еще издали – бредет, шатаясь, через луг. Еле дошел – усталый, обмороженный. Страшно смотреть!