ребята подарили ему обыкновенную резиновую женщину. Не из дорогих. Ну да. У них бабок, конечно, хватило бы в складчину купить такое произведение искусства, но — зачем? Они, если бы вздумали сделать ему по-настоящему дорогой подарок, пригнали бы новую тачку. А если б им приспичило положить кого- нибудь в его постель, то пригласили бы живую девочку из любого «модельного агентства».
Но если эту «радость некрофила» ребята не дарили, то как она попала к нему домой?
Игорь в задумчивости совершил обход своих «владений». В коридоре на каталке лежала блондинка лет тридцати — пару часов назад привезли из реанимации. Самоубийца. Игорь постоял, разглядывая лицо. При жизни красивая баба была. Она и после смерти неплохо выглядела. Интересно, почему она покончила с собой? Да кто их разберет, этих баб, сказал сам себе.
Блондинка неприятно напоминала невесть как очутившуюся в его постели куклу. Впрочем, почему невесть как? Если она по квартире перемещалась свободно — вон, вернулась же из кухни, — то и в дверь, надо полагать, проследовала своим ходом.
Игорь схватился за голову. Его накрыло жутким ощущением близкого сумасшествия. Он обвел взглядом темный коридор, зачем-то заглянул в холодильник. Ему почудилось, что мертвецы за закрытыми дверями вели беседы и танцевали вальс, а при его появлении мигом позапрыгивали обратно на полки. И заткнулись. Чтоб он не догадался, что их жизнь продолжается. Своя, трупная. Вот сейчас Игорь отвернется, и кто-нибудь шустрый проскользнёт за его спиной, наружу, там прикинется резиновой куклой и прокрадется в чью-то квартиру, заберется в чью-то постель…
Игорь сжал кулаки. Он никогда раньше не боялся свихнуться. Что он, психов не видал? Люди как люди, не опасней наркоманов и бытовых алкоголиков. И окружающие к ним относятся не как к прокаженным. На улицах не шарахаются. И от него не станут. Подумаешь, три месяца в году придется проводить в больнице, в запертом отделении с решетками на окнах. Не смертельно же, правда?
Да, не смертельно. Но уж больно противно. Игорь криво усмехнулся, сообразив, как он выглядит со стороны. Мальчик из обеспеченной семьи, с высшим образованием, работает санитаром в морге. Разговаривает сам с собой, с трупами. Дает им концерты. Пьет как сволочь, вообще не просыхает. И думает при этом, что он весь из себя замечательный.
Выругался. Его собственный голос отразился от стен, вернулся холодным, мертвым звуком. Игоря накрыло волной панической атаки, показалось, что еще секунда — и на него обрушится потолок. Схватил куртку, вылетел на улицу. Трясущимися руками запер дверь и понесся в пятый корпус, в психосоматику.
Пока бежал, паника отступила, оставив после себя бешеное сердцебиение. Игорь забыл; что ночью все больничные корпуса заперты, и войти в здание можно только через приемный покой. Пока обегал корпус, замерз и почти успокоился, потому и не стал ломиться сразу в ординаторскую.
На мужской половине дежурил фельдшер Сашка. Игорь обменялся с ним несколькими ничего не значащими фразами. Помолчали. Здесь было хорошо, хотя мочой и нейролептиками воняло так, что наворачивались слезы.
— Плохо? — понимающе спросил Сашка.
Игорь отметил, как при этом изменился тон фельдшера. Кивнул.
— Хочешь, врача позову? У вас блатная палата свободна, положим тебя, прокапаем…
Игорь покачал головой. Ему расхотелось лечиться.
— Да нет, так-то все нормально, только спать плохо, стал, — соврал он.
— Это мы запросто, — нарочито бодро сказал Сашка.
Он принес из процедурной две пластинки аминазина в драже. Сунул Игорю:
— Вот. Пей по одной, перед сном. И учти, он давление сильно понижает.
— Спасибо.
Игорь собрался уходить, Сашка придержал его за рукав:
— Уверен, что врача не надо? А то глянь. — Сашка подтащил его к каталке, на которой, накрытое простыней с головой, лежало тело. Сдернул ткань, показал лицо, покрытое коростой. — Сегодня умер. Белая горячка. Молодой мужик совсем, двадцать девять лет. Ты подумай — оно тебе надо, такой смертью подыхать?
Игорь, уловив знакомые позывы, метнулся к рукомойнику в холле. Его вырвало.
Прополоскал рот, хрипло буркнул:
— Извини, водка паленая была. Меня с нее глючит. На жмуриков смотреть не могу, они мне даже дома мерещатся.
— В смысле — мерещатся?
— Ну, захожу домой с бухлом — а у меня в койке дохлая блондинка. Заметь — не настоящая.
— Крашеная?
— Да не в том смысле… Кукла, Я ее, главное дело, на кухню вынес, под стол запихнул, просыпаюсь — а она рядом, под одним одеялом со мной! Я подорвался — и на работу…
— А она тебя уже в морге ждет, — подсказал Сашка. Игоря передернуло.
— Нет. Но точно такую же вечером из реанимации привезли. Только не резиновую, а натуральную. Все, блин, я завтра точно уволюсь.
— И куда пойдешь? Игорь, не дури. Работу бросить никогда не поздно, а ты пойди, устройся.
— Да я, как бы тебе сказать, без проблем… У меня ж высшее, я юрист вообще-то. Сашка несколько секунд молча смотрел на него.
— И ты с таким дипломом не придумал ничего лучше, чем ворочать трупы в морге? Ты б еще свиньям хвосты крутить пошел!
— Мне так захотелось.
— Ненормальный.
— Что, заметно?
Сашка замялся.
— Вообще-то да, заметно. Особенно последний месяц. Я думал, ты на иглу сел. Игорь вздохнул:
— Ладно, пойду я.
— Лучше бы остался.
— Саш… Короче, я подумаю. Может, утром приду. Смену сдам и приду. А то как-то неудобно, у сменщика ключей нет, морг-то я запер, он войти не сможет… в общем, пойду я. И жмурика твоего давай, отвезу заодно.
Он шагал но улице, волоча за собой громыхающую каталку, и думал, что ложиться на лечение придется. Если окружающие видят, что сним не все в порядке, значит, он болен. Не заболевает, как ему казалось, а давно и серьезно болен. Психически.
В морге было тихо. Мертвецы по углам не шептались. Игорь оформил новое поступление, потом съел горошину аминазина. От пива перед сном на всякий случай отказался.
Сменщик сумел растолкать его только к двум часам дня. Голова у Игоря была тяжелой, окружающая действительность казалась мутной. И все мысли относились к категории либо «шоб я! еще раз! этот гребаный аминазин!», либо «еще пять минут посплю и встану, да-да, обязательно, ну дайте же еще хоть пять минут поспать!!!»
Ехать на машине в таком состоянии было бы самоубийством, а Игорь не настолько еще сошел сума, чтобы желать себе смерти помучительней. Перспектива добираться до дому на метро, впрочем, ему казалась ничуть не более жизнеутверждающей. А деньги куда-то подевались. Он то ли крупные забыл дома, а мелочь просадил на пиво, то ли, одурманенный нейролептиком, лунатически гулял и потерял бумажник. Разбираться Игорю не хотелось. В конце концов он сообразил, что у него в техпаспорте на машину спрятана взяточная купюра, и ее хватит, чтобы доехать до Тулы, а не то что в Строгино.
Его вез разговорчивый грузин, ухитрявшийся одновременно болтать и гонять на всю катушку попсовую музычку. Игорь мерз и мечтал поскорей оказаться дома. Дорога тянулась невыносимо медленно, грузин останавливался на каждом перекрестке: попали под «красную волну». Войдя, наконец, в теплую и душную квартиру, Игорь едва переборол искушение уснуть тут же, на коврике под дверью.
Кукла по-прежнему лежала в постели. Сейчас Игорю было наплевать, он слишком устал. Выкинул ее на пол, сам завернулся в одеяло и закрыл глаза, Во сне страдал от холода, думал, что напрасно оставил форточку открытой. Но встать и ликвидировать причину понижения температуры не смог. В полудреме увидел около себя женщину, потянулся к ней в поисках тепла, прижал к себе, но ничуть не согрелся, даже
