— Бегу, бегу...
Варька сидела у кровати незнакомого парня, смотрела на его смуглое в мелких родинках лицо, на пухлые, резко очерченные губы, на черный свалявшийся чубчик и не могла понять, что с ней происходит. Ей казалось, что она видела, давно знает этого парня, что он похож на кого-то из ее родных, хотя у нее и родных-то никого не было.
Она погладила его голову. И Вова вдруг поймал ее руку, прижался к ладони щекой, утих.
Вову отвезли в больницу.
— Пойдем в кино? — предложил Виктор.
— Уже не хочется. Давай лучше просто походим.
— Хорошо. Пойдем на площадь к кинотеатру?
— Пошли. Кто этот Вова?
— Друг мой.
— Это ясно. А еще? Родные?
— Совсем один. Когда я увидел его, он мне сказал: здравствуй! Я — Вова. Марка сорок второго. Знаешь, ему снятся синие табуны, степь. Мне нет. Мне снится тайга. Морошка. Собаки и проволока... Варя, давай зайдем, в гости к одному моему знакомому. У него горе — жена болеет.
— Зайдем, — согласилась Варя.
— Вот и хорошо. Только пошли прежде в магазин. И еще, не будем брать водку. Возьмем лучше торт.
— Смешной, конечно, лучше торт. Я видела в кулинарии большой красивый торт «Березка».
— Пойдем возьмем.
— А завтра пойдем к Вове?
Виктор посмотрел на нее и ничего не сказал. От Федора Ивановича они вышли поздно. Варька начала зябнуть.
— Варя, пойдем к нам? Ребята все на озере с ночевкой. Один Тигр.
— Нет, Витя, проводи меня домой.
— Ну и ну, что это с тобой?
— Влюбилась.
— Если в Вову, то хорошо! Я буду рад за него. А в меня лучше не надо.
— А я и не спрошу разрешения. Смешно. Разве об этом спрашивают? Знаешь, я весь вечер тревожусь, что-то сердце никак не уйму. Я ведь понимаю... Ты не для меня... Я боюсь доброты твоей. А Вову твоего мне жалко. Плохо ему.
— Логично, Варя. Ты умница. Как говорят: человек ищет. Ты, пожалуй, нашла. Его никто никогда не любил.
— А ты?
— Я люблю, — кивнул Виктор.
— Кого ты любишь?
— Я все люблю. Мне нравится, что я вот сейчас иду с тобой, смотрю на небо и на дома. Хорошо! Дышу свободным воздухом. Захочу вот, лягу на траву в газон...
— Спасибо, Витя. Я уже дома.
— Я завтра зайду. Пойдем к Вове в больницу.
— Пойдем, — улыбнулась она.
— Ну, спокойной ночи, Варя, — сказал Виктор.
— Счастливо дойти! — весело крикнула вслед ему Варя. — Привет передавай Тигру.
11
С утра начали устанавливать подкрановые колонны. Клим с Ильей стропили, хлопотали возле многотонной громадины, махали крановщику. А Виктор с Женькой ловили уже вертикально поднятую колонну за основание и вели на болты, торчащие из бетонного фундамента. Там Илья с Климом перехватывали колонну, садили на болты, а Виктор с Женькой подтаскивали пятикилограммовые гайки и закручивали. Тем временем Илья стропил вторую колонну.
— Давай, давай! — покрикивал бригадир на Клима. — Чего уселся как в такси.
Илья всегда скандалил с прорабом, если не было работы и приходилось бригаде убирать мусор.
— Ты дай мне высоту. Чего ты мне швабру суешь?
— Ишь ты, высоты еще не нанюхался? Езжай в Москву. Залезешь на телевышку, высотой подышишь... — ворчал прораб.
До обеда вчетвером поставили шесть колонн. И отправились в столовую. Клим умел накормить в любой заводской столовой всю бригаду без очереди. Он знал всех раздатчиц. И его знали. Он вначале брал обед, потом рассчитывался. В получку ребята отдавали Климу деньги на весь месяц вперед на столовую и питание. Деньги он держал в ящичке тумбочки, кто шел в магазин, брал деньги и приносил туда же сдачу. Ящичек звали кормушкой. А о бригаде в столовых говорили: «Вон семья Куличкова пришла».
— Дураки! — говорил Илья. — Тоже, придумали. Не могут раскинуть мозгой, что это практично. Хоть от получки до аванса, как бывало, не сидим голодными...
Сегодня в столовой на раздаче Виктор держал два подноса. Клим ставил тарелки, Виктор носил на стол. Обычно брали полное первое, по два вторых и третье. Виктор лавировал между столиками с подносом. Кто- то подставил подножку, горячие борщи полетели, кому-то плеснуло за шиворот, кто-то набычился и заорал. Виктор оглянулся, рядом за столиком обедали ребята из бригады Соловья, они старательно смотрели в тарелки и работали вилками.
Виктор собрал с пола осколки посуды, вернулся на раздачу и положил кассиру два рубля за тарелки.
— Не разевай рот, — сказал Клим и снова заказал первое.
Виктор сел за стол и сделал вид, что ничего не случилось. Но руки опять мелко дрожали и ложка побрякивала о тарелку. Илья перестал есть и отложил ложку:
— Клим, ну-ка пошли.
Клим молча встал.
Виктор не смотрел, куда они пошли, но чувствовал спиной, что к Соловью. Женька похлопал глазами, вскочил, пошел следом. Его турнули.
— Они на улице... — сказал Женька, вернувшись.
Через несколько минут появился Илья, за ним Клим.
Илья был спокоен, лишь чуть-чуть натянулась и побледнела на скулах кожа. Стал молча есть. Только на правой руке его из покрасневших козонков сочилась кровь. Потом поднял глаза на Клима:
— Ты что, к нему в бригаду собрался?
— Что, гонишь?
— Зачем гоню. Мне просто странным кажется твое пассивное поведение. Вроде и не друзья вы с ним?
— Нет.
— Так в чем же дело? Если он не знал, то ты-то знаешь, если Витька его стукнет, он не встанет: И зачем так глупо играть, тем более на работе. Может, у тебя с ним какие-то шуры-муры? Брось, пока не поздно, — посмотрел пытливо.
— Я к нему не пойду, — сказал Клим, намазывая на хлеб горчицу.
— Я тебя не гоню. Я думал, ты сам ищешь повод уйти от нас. Может быть, тебе там удобнее работать?
— Нет, — сказал Клим, глядя в тарелку.
— Ну и точка. Пошли работать. А ты, Витя, держись, царапайся.
— Царапаюсь, — сказал Виктор, допивая компот.
После работы Виктор переоделся и решил пойти в поле. За цехами, на пустыре, кто-то накосил травы.
