'Я думаю, что польская революция действительно удастся только тогда, если восстание польское перейдет соседними губерниями в русское крестьянское восстание. Для этого необходимо, чтобы и само польское восстание из характера только национального перешло в характер восстания крестьянского и таким образом послужило бы ферментом для целей России и Малороссии'. Эти слова Огарева были сказаны весною 1863 года. А восстание все же началось, и началось в ночь на 23 января 1863 года.
Ситуация в России и Польше, как и полагали Герцен и Огарев, не позволяла польскому восстанию развернуться в крестьянскую войну и расшевелить Россию. Пессимистический взгляд Герцена на перспективы движения оправдался. Однако это не помешало ему сразу же, как только восстание началось, приложить все усилия к тому, чтобы помочь поднявшимся на борьбу. В феврале 1863 года Герцен писал в 'Колоколе', обращаясь к восставшим друзьям: 'Да, поляки-братья, погибнете ли в ваших дремучих мицкевичевских лесах, воротитесь ли свободными в свободную Варшаву — мир равно не может вам отказать в удивлении… вы велики'.
Есть предположение, что Герцен предпринимал и какие-то практические меры для активизации борьбы в России, посылал туда людей… В частном письме в апреле 1863 года Герцен даже высказал надежду на благополучное завершение дела: 'А поляки — молодцы, решились во что бы то ни стало продолжать революцию, которая будет зарею нашей свободы'. И далее: 'Если наши удачно устроят, то правительство исчезнет, как призрак — верю в успех'. Андрей Потебня возглавил отряд и погиб в бою. 'Чище, самоотверженнее, преданнее жертвы очищения Россия не могла принести на пылающем костре польского освобождения'.
В Польше накануне восстания образовалась партия 'красных'. 'Красные', хотя и ратовали за республиканские идеи и во многом шли навстречу требованиям крестьян, все же были шляхтичи. Они мечтали о восстановлении Польши 'от моря до моря' в границах 1772 года. Партия 'белых', бывшая до этого в эмиграции, с начала восстания присоединилась к нему. Они сумели оттеснить от руководства восстанием 'красных'. Это внесло разброд в ряды поднявшихся на борьбу, и единое восстание распалось на ряд очагов, ряд партизанских выступлений.
Герцен и Огарев, 'Колокол' призывали поддерживать восставших. Собирали деньги. Статьи в 'Колоколе' из номера в номер разоблачают кровавые действия царских приспешников в Польше. 'Колокол' печатает некрологи героически погибших Сигизмунда Падлевского и Сигизмунда Сераковского.
Выступая на стороне восставших поляков, Герцен и Огарев как бы стремятся подтолкнуть русский народ на революционное дело. В 160-м листе 'Колокола' Герцен писал: 'Была ли нужна или нет наша имперская формация, нам на сию минуту дела нет — она факт. Но она сделала свое время и занесла одну ногу в гроб — это тоже факт. Мы стараемся от всей души помочь другой ноге.
Надежда на то, что весной и летом 1863 года при подписании 'уставных грамот' в России вспыхнет крестьянская революция, не оправдалась. Осенью 1863 года стало ясно, что и неравная борьба в Польше уже не дает каких-либо революционных перспектив для России. Герцен писал: 'На сию минуту наша деятельность заторможена'. После подавления польского восстания Герцен все свои усилия направил на то, чтобы сохранить от распада 'Землю и волю'. С этой целью он совершает инкогнито поездку по Европе, встречается с землевольцами.
Началась новая полоса и в жизни Герцена, и в его деятельности.
В 'Былом и думах' Герцен рассказал, как однажды к нему пришел Мартьянов. Крестьянин Симбирской губернии, бывший крепостной графа Гурьева, он, приехав в Лондон в 1861 году, принимал участие в изданиях Вольной русской типографии. По свидетельству Тучковой, Мартьянов 'отличался необыкновенно прямым нравом и резко определенным воззрением; он веровал в русский народ и в русского земского царя'. Говорили о восстании. Мартьянов молча слушал, 'потом встал, собрался идти и вдруг, остановившись передо мной, — вспоминает Герцен, — мрачно сказал мне:
— Вы не сердитесь на меня, Олександр Иванович, так ли, иначе ли, а 'Колокол'-то вы порешили. Что вам за дело мешаться в польские дела… Поляки, может, и правы, но их дело шляхетское — не ваше. Не пожалели вы нас, бог с вами, Олександр Иванович'.
Вслед за польским восстанием действительно в России в кругах не только откровенных реакционеров, но и либералов поднялась волна шовинизма. 'Я не был тогда в Петербурге, — писал Шелгунов, — но мне рассказывали, что в одно из представлений 'Жизни за царя', когда начались польские танцы, всегда приводившие публику в восторг, и особенно мазурка с Кшесинским в первой паре, публика разразилась таким шиканьем, свистками и криками негодования, что должны были опустить занавес'. Шелгунов считал, что 'Колокол' так или иначе должен был потерять большую часть своих читателей, 'даже если бы в нем и не было статей в защиту поляков'. 'Время 'Колокола' кончалось…'
Известно отношение Ленина к позиции, занятой в польском вопросе издателем 'Колокола'; 'Когда вся орава русских либералов отхлынула от Герцена за защиту Польши, когда все 'образованное общество' отвернулось от 'Колокола', Герцен не смутился. Он продолжал отстаивать свободу Польши и бргчевать усмирителей, палачей, вешателей Александра II. Герцен спас честь русской демократии'.
Итоги мятежного 1863 года Герцен подвел в статье, которая была названа им торжественно 'В вечность грядущему 1863 году'. Она появилась в 'Колоколе' 15 декабря 1863 года. Это был реквием погибшим, истекшей кровью Польше, 'отдающей четвертого сына после трех падших, пятого после четырех', 'мужественной, неуловимой… гибнущей здесь и возрождающейся возле'.
Но это был и взгляд в будущее — мысли о 'нарождающейся России'. 'Польскому делу мы принесли, что могли… Мы горды тем, что за него лишились нашей популярности, части нашей силы; мы горды той бранью, той клеветой, той грязью, которой бросали в нас за Польшу ярыги патриотизма и
Герцен повторил здесь идею, высказанную им еще в статье 'Журналисты и террористы'. Обращаясь к революционной молодежи, он писал там: 'Соединяйтесь плотнее между собой, чтоб вы были сила, чтоб вы имели единство и организацию, соединяйтесь с народом…' Теперь он повторял этот призыв с новой силой — неудача польского восстания показала насущную необходимость единения сил для перехода к сознательному делу. В статье 'В вечность грядущему 1863 году' Герцен снова, теперь уже основываясь на неудачном опыте поляков, вернулся к мысли о несвоевременности восстания, его гибельности для общего дела. Для России, говорил он, оно 'было несчастием, оно врывалось в начатое русское дело, путало его, усиливало правительство и будило в народе чувства звериные и кровожадные'. Однако и теперь, как и прежде, он был убежден, что восстание было неизбежностью, остановить его нельзя. 'Да и что же можно было сказать полякам? Подождите, не чувствуйте боли, не чувствуйте оскорблений… мы
Англия встречала Гарибальди. Это имя имело для Герцена особую привлекательность. Многих выдающихся людей знавал Герцен, со многими деятелями европейского революционного и демократического движения он поддер-.живал близкие связи. Д. Маццини и Л. Кошут, Ф. Орсини и А.-О.
