Итак, я стала вести дневник – это походило на разговор с самим собой, каждую неделю мы обменивались дневниками и узнавали правду друг о друге.
Часто я дивилась тому, как же я жила до знакомства с Чантел. В какой-то степени она стала лекарством и для меня, как и для тети Шарлотты, только я не нуждалась в физическом уходе за собой.
С тех пор, как появилась Чантел, прошло десять месяцев. Снова наступила осень. Краски и ароматы осени, как и прежде, навевали на меня грусть, но на душе стало легче. Летом часто шли дожди, и из-за постоянной сырости здоровье тети Шарлотты ухудшилось, теперь она была не в состоянии подняться с кровати. Доктор Элджин оказался прав, когда посоветовал нанять сиделку. Я удивлялась легкости, с какой хрупкая Чантел с помощью миссис Мортон поднимала тетю. Болезнь тети Шарлотты прогрессировала, и доктор прописал ей таблетки опиума в качестве снотворного. Сначала она не желала принимать их, считая наркотиком, но в конце концов сдалась.
– Одну на ночь, – приказал доктор Элджин. – В крайнем случае две. Больше ни в коем случае.
Таблетки хранились в буфете в коридоре близ ее комнаты. Доктор посоветовал не держать их рядом с ее кроватью, чтобы у нее не возникло соблазна при острой боли принять большую дозу: при частом употреблении опиум перестает действовать.
– Проследите за этим, сестра Ломан.
– Можете положиться на меня, доктор, – ответила Чантел.
Что он, естественно, и делал. Он считал, что я правильно поступила, наняв сестру Ломан. Тетя – очень сильная женщина. Ничем ужасным она не больна. А за ее артрит он спокоен. В подобном состоянии она может жить много лет.
На следующую ночь после этой беседы со мной произошло нечто странное. Проснувшись, я обнаружила, что стою рядом со своей кроватью. Я никак не могла понять, что случилось. Мне приснился странный сон, но что именно, я не помнила. Кажется, что все мы – и Эллен, и миссис Мортон, и я, и Чантел – состарились в ожидании тетиной смерти. Из всего, что я увидела во сне, я помнила лишь слова, которые звенели у меня в ушах: «Много лет…». Каким образом я вылезла из кровати? То мне казалось, что я помню, как я встала, то, что не помню.
Меня охватил ужас.
Я подошла к двери и остановилась, прислушиваясь к звукам в доме. Может быть, что-то разбудило меня? За окном шелестел ветер в ветвях деревьев, где-то скрипнула половица. Во всем доме стучали часы.
Что же случилось? Ничего, просто сон.
Шли недели. Зима была суровой. Восточный ветер проникал в дом, тетя Шарлотта жаловалась, что у нее «стынут ноги», любое движение доставляло ей боль. Ей пришлось смириться со своей беспомощностью. У нее распухли и деформировались ноги, она была не в состоянии даже встать. Теперь она полностью зависела от Чантел и миссис Мортон.
Целыми днями я находилась в разъездах, на распродажах, хотя так далеко, чтобы ночевать вне дома, мне не приходилось уезжать. Женщине не легко путешествовать одной. Кроме того, я старалась сократить свои походы, потому что в мое отсутствие некому было обслуживать покупателей.
У меня возникло подозрение, что тетя Шарлотта часто тратила деньги, не задумываясь. Китайская мебель до сих пор была не продана. Тетя часто увлекалась редкой вещью, не заботясь о том, как ее продать. Такое может позволить себе коллекционер, но не продавец.
Всю зиму я продолжала вести дневник, Чантел тоже. Я узнавала обо всем, что происходило в доме. Чантел в легкой, непринужденной манере излагала малейшие подробности ее жизни в мое отсутствие, а я довольно тяжеловесно описывала мои посещения распродаж и встречи с покупателями.
Однажды утром, когда окна разукрасил мороз, я узнала, что тетя Шарлотта умерла.
Как обычно в семь часов утра Чантел понесла ей чай. Она вбежала в мою комнату. Никогда не забуду, как она выглядела в тот момент – огромные зеленые глаза, неестественно бледное лицо, рассыпанные по плечам тициановские волосы.
– Анна… она покинула нас! Ничего не понимаю. Нужно немедленно вызвать мистера Элджина. Я пошлю за ним Эллен.
Пришел доктор и сообщил, что она умерла от того, что приняла слишком много таблеток опиума, которые стояли в коридоре. Как же в таком случае она смогла их достать? Напрашивался единственный вывод. Кто-то дал их ей. В «Доме Королевы» воцарились смерть и подозрение.
Нас всех допросили. Никто среди ночи ничего не слышал. Моя комната находилась прямо над комнатой тети Шарлотты, комната Чантел неподалеку от комнаты тети, Эллен и миссис Мортон жили в другой части дома.
Сейчас я уже не помню подробности того дня, потому что записала обо всем в дневник лишь после расследования. По непонятной для меня причине я тогда не могла заставить себя вести дневник. Все происшедшее казалось мне кошмаром; я никак не могла поверить, что это правда.
Было необходимо ответить на один вопрос до того, как его зададут на суде. Каким образом тетя Шарлотта могла принять снотворное, хранящееся в соседнем помещении, если она была не в состоянии ходить? Напрашивался единственный вывод: кто-то дал ей эти таблетки. Тогда возникал неминуемый вопрос: кто?
Кому это было выгодно? Ее главный наследник – я. После ее смерти и «Дом Королевы», и дело переходили ко мне. Единственной ее родственницей, оставшейся в живых, была я; и что все станет принадлежать мне, было известно заранее. Для этого она меня и обучала. И с самого начала, до того, как произнесли его вслух, в воздухе витал вопрос: может быть, я устала ждать? В доме нависло подозрение.
Эллен лишилась дара речи, но в ее взгляде я замечала сомнение. Получит ли она часть наследства? Доволен ли будет мистер Орфи? Миссис Мортон, казалось, чувствовала облегчение. Жизнь в «Доме Королевы» не была для нее, как говорила миссис Бакл, клумбой роз. Сама же миссис Бакл не скрывала возбуждения. Ее престиж сильно поднялся, потому что она оказалась связана с домом, в котором произошла внезапная смерть.
Вопросы, полиция, дознание – все изматывало меня.
