— А те двое, которых ты заметил вечером возле обрыва, когда стоял с Тамарой в беседке…
— Здорово, — сказал Юра. Глаза его горели.
— Бывают, Юра, ситуации более сложные, — сказал Рыгор Иванович.
— Интересная служба у работников уголовного розыска, правда, папа?
— Не так интересная, как необходимая. Много всякой нечисти еще ходит по нашей земле. Они отравляют людям жизнь… — Жалко, — вздохнул Рыгор Иванович, — нет Ильича. С ним было бы легче.
— Может, и Лешин отец тогда б работал на заводе. Правда?
Рыгор Иванович усмехнулся, и Юра понял, что он сказал что-то не то.
— На каком заводе работал Лешин отец?
— На «Металлисте». Он токарь.
— Токарь? Вот что, сынок. С директором «Металлиста» я недавно встречался. Я напишу ему записку. Напомню о Лешином отце. А ты отнесешь.
— Я с радостью. Это же очень хорошо, если Лешин отец будет работать на заводе. У них такая большая семья.
— Дай-ка мне лист бумаги.
Юра подал бумагу, карандаш. Рыгор Иванович несколько минут сидел, о чем-то думая. Потом что-то писал. Юра не сводил с него глаз.
— Ну вот, возьми и отнеси. Может, что и получится.
Юра взял записку и почти бегом направился к двери. В дверях он столкнулся с Марией Александровной.
— Ты куда?
— На завод. Только отнесу папину записку.
— Рыгор Иванович, это очень срочно? — спросила она у мужа. — Может, пообедаем сначала?
— Можно и после обеда. Но Юра уже был на улице…
Мария Александровна положила на тумбочку две книги и начала собирать газеты и брошюры.
— Вот тебе легкое чтиво, — сказала она мужу, — а эту «оппозицию» я забираю. Выкинь ее, пока не поправишься, из головы.
— Рад бы, Мария, — усмехнулся Рыгор Иванович, — да не получается. От жизни никуда не убежишь.
Несколько дней дома Леше не поручали никакой работы. Мать сказала:
— Иди в пристройку и отдыхай на сеновале.
Она постелила там Леше дерюгу, положила подушку, а младшие братья насыпали ему горку семечек. Даже Янка согласился с тем, что Леше нельзя сразу после больницы бегать за коровой, и сам погнал ее в поле.
Леша лежал на сене, грыз семечки, читал книгу, которую не успел дочитать в больнице. Сквозь щели в рассохшейся стене пробивались солнечные лучи, и было светло даже при закрытых дверях. Леша, однако, просил не закрывать двери. Ему приятно было смотреть на двор, залитый солнцем. На куче песка играли малыши. Около сеней мать чистила картошку, покрикивая на детей, когда те начинали между собой драку. Время от времени к матери прибегали с какой-нибудь просьбой соседки. Забежала и Фекла, жена Дудина. Чего-то попросила, но, видно, только для предлога. Причина у нее была другая.
— А Тимка мой пропал. Уж сколько дней не ночует дома.
Мать есть мать. Хоть Фекла и догадывалась, что Тимка занимается нечистыми делами, а все же ей хотелось его защитить.
Антониха ненавидела Тимку. Но она жалела Феклу. Не раз сама прятала ее у себя от пьяного Никиты.
— Ничего, придет. Погуляет и придет. Никуда не денется. Им, молодым, лишь бы погулять. Разве они знают, как у матери болит сердце.
— Ох, болит, соседушка. Крепко болит. Чем же я хуже людей. Разве мне не хочется, чтоб мои дети были как дети, чтоб всем было хорошо, — оправдывалась Фекла.
Про арест Тимки никто на улице не знал. Кто-то пустил слух, что он со своим дружком Семкой гуляет в деревне на свадьбе. Возможно, этот слух пустил кто-то из работников милиции. Уголовному розыску невыгодно было пугать бандитов. Они могли отказаться от нападения на дом Леванцевича. А им тут готовилась западня.
Несколько раз в пристройку заглядывал Вася. Ему скучно одному играть в своем дворе. И сразу же за ним появлялась Лачинская.
— Ты уже тут, а я ищу, ищу. Ах ты… — Она старалась ухватить Васю за ухо, но тот знал привычку матери, да и отца тоже, и убегал.
— Ну, пускай поиграет, — успокаивала мать соседку.
— Что вы говорите — поиграет. А я же больная. Случись что — и воды некому подать.
Лачинская внешне не была похожа на больную. Полная, она едва протискивалась в калитку. Правда, лицо у нее было отечное, болезненное. Больше всего, однако, ее пугало, как бы ее единственного сынка не испортили соседские дети.
Под навесом хлопотал возле своих дрожек отец, мыл колеса, смазывал ось. Потом он начал чистить щеткой Пестрого. Напевал при этом, пока конь стоял спокойно. Часто в песню вплетались слова: «Стой ты… тпру». И снова песня продолжалась, будто бы ничего не случилось.
Стукнула калитка. Во дворе появился Юра. Как всегда, в красном галстуке и белой рубашке.
— Где Леша? — спросил он у детей.
Леша нарочно притаился. Хотел услышать, что скажут дети. А они, пораженные неожиданным появлением мальчика в красном галстуке, растерялись. Катя теребила подол платья, Алик смущенно прищурил свои зеленоватые глазенки и приглядывался, будто его ослепило солнце. Алесь от удивления раскрыл свои большие голубые глаза.
— Леша тут, — вдруг спохватились они и все вместе кинулись наперегонки к дощатой пристройке.
— Ну, спасибо, — улыбнулся Юра и дал каждому из них по конфетке, а Алику вдобавок щелчок по веснушчатому носу.
Дети старательно начали развертывать конфеты, поглядывая с благодарностью и восхищением на Юрку.
— А я тебя искал у яра, — сказал Юра, усаживаясь на сено рядом с Лешей.
— Мама приказала еще полежать.
— Ну и правильно. Папа тоже еще лежит. Он рвется на работу, а Свиридов не разрешает. Говорит, проведем и без тебя операцию.
— Операцию?..
— Ну не ту, что доктора делают, — усмехнулся Юра. — В уголовном розыске свои операции.
Юрка бросил взгляд в сторону, где стояли малыши. Их уже не было, они опять увлеклись своей игрой. — Папа сказал, чтобы про арест Семки пока никому не говорить.
— А я никому и не сказал. Да у нас никто и не знает Семку. Тимку знают. Но он тоже куда-то пропал. Мать тут приходила, плакала.
Стукнула калитка, Зиська бросилась к воротам.
— Эй, кто там есть? Возьмите письмо! — крикнул почтальон, не отваживаясь войти во двор.
Отец вышел из конюшни со щеткой в руке, прогнал Зиську.
— Письмо?.. Давайте. Из хаты выбежала мать.
— От Федора?
Под рыжими усами отца появилась улыбка, и вдруг он начал напевать и притопывать:
