Тамара должна была идти отдыхать в свою комнату. Но от дверей она на пальчиках вернулась в столовую и начала помогать тете Зине убирать со стола.
Они делали все молча, думая о своей обиде. «Наконец брошу я все, и пускай тогда баронесса Анна управляется со всем хозяйством сама. Я им отдала свою молодость, а они смотрят на меня, как на служанку». Так не раз думала Зинаида Антоновна, но ей было жаль своего брата, который, несмотря на свои ошибочные взгляды на современную жизнь, был все же хорошим врачом и честным человеком. Больше же всего ей было жаль Тамару. Девочка выросла на ее руках. Брат с женой вернулись из-за границы, но Тамара не сразу признала их своими родителями. И теперь она больше тянулась к тете Зине и только ей открывала свои тайны.
Слушая наставления отца, Тамара решила: теперь она не будет ни на кого смотреть, ни с кем разговаривать, не будет интересоваться, что происходит за забором, как отец сказал, за их островом. Она будет тихой, покорной, как монашка. Она даже представила себя в черном длинном, до пят, платье, с гладко зачесанными волосами и с позолоченным крестом в сложенных руках. Потом, когда родители уходили отдыхать, они показались ей слишком театральными, и она даже отвернулась, чтоб не заметили усмешки на ее лице. А на кухне, помогая тете Зине мыть посуду, она вдруг рассмеялась.
— Ты чего? — спросила ее тетя и сама начала смеяться.
И уже в хорошем настроении они пошли в беседку над кручей.
— Тетя Зина, а я прячу в кустах сирени, возле беседки, веревку, — сказала Тамара.
— Веревку? — даже остановилась от удивления тетя Зина. — Зачем она тебе?
— Когда возле кручи появится Юра, я брошу ему один конец веревки, а другой привяжу к столбу беседки. Юра по веревке и взберется сюда, а потом мы вместе будем читать Ната Пинкертона, — сказала Тамара и, посмотрев вниз, добавила беззаботно: — Вот если бы сейчас там появился Юрка. Как хочется поиграть с мальчиками и девочками.
— Потерпи. Кончится лето. Начнутся занятия в школе.
— О, тогда будет не до игр: занятия в школе, уроки, занятия по музыке.
— Что правда, то правда, — вздохнула тетя Зина. — Но ничего не поделаешь, так воспитал твоего отца берлинский университет. Отец любит порядок… Круча была залита солнцем. Где-то внизу, у ручья, слышались голоса пастушков. Увидеть ребят из беседки было невозможно. Деревья закрывали их.
— Тетя Зина, — неожиданно спросила Тамара, — правда, собирать коллекцию ключей совсем не интересно?
— Каких ключей?
— Ну, от дверей хотя бы.
— А кто их собирает?
— Вот, чудак один. Больной. Я шла по коридору, вижу, он вынул ключ из двери папиного кабинета и начал на чем-то желтом делать отпечаток. Я спросила его, что он делает. А он усмехнулся виновато и говорит: «Я коллекцию ключей собираю. Любовь у меня к ключам с детства». А потом попросил меня, чтоб я об этом не говорила, а то доктор еще обидится и не станет его лечить.
— Когда это было? — встревожилась Зинаида Антоновна.
— Да на днях. Я уже и забыла об этом, да так что-то вспомнилось.
— Почему ты не рассказала об этом раньше?
— А что тут интересного? Ключ же он снова воткнул в замок. Я ему еще и ключи от коридора дала. Пускай, если ему это интересно.
Зинаида Антоновна побледнела.
— Что с тобой? — удивилась Тамара.
— Ничего. Потом расскажу. А сейчас, пока спят твои родители, бери свою любимую корзинку и нарви в нее яблок. Я тем временем напишу записку. Отнеси это как можно скорее в больницу Юриному отцу.
— Почему ты так долго не приходил? — чуть не со слезами на глазах спросил Юрку Янка.
— А разве случилось что?
— Тимка тут крутится…
— Где он?
— Пошел туда, — показал Янка в сторону Духовского яра.
— За наганом пошел.
— Наверно. Я за ним следил. Он пошел вон по той тропке. Постоял в одном месте, покурил и пошел дальше.
— Нагибался, что-нибудь брал?
— Нет, только курил и спичку там бросил.
— Пойдем поищем в том месте.
— Я уже искал. Ничего нет.
— А почему ты следом за ним не пошел?
— А Маргариту на кого бросить?
— А правда, Маргарита…
— Может, он только проверил, на месте ли наган?
— Может.
— Так что же делать?
— Гони корову к тому месту, где он курил, обыщем все вокруг, — решил Юрка.
Юрка вздохнул и принялся за поиски. Незаметно они вместе с Янкой оказались у самого ручья.
— Юра, погляди, какие пескари! — вскрикнул Янка.
— Где, где?
— Вон, возле камня.
— Ага. Ты заходи с того берега, а я с этого.
— Слушай, мы сейчас их зажарим на костре, — радовался Янка, засучивая рукава рубашки.
И вдруг где-то недалеко раздался выстрел. Даже пескари бросились в разные стороны, а Юрка и Янка остолбенели на миг с протянутыми к воде руками.
Еще не улеглось эхо в яру, как вслед за первым раздался второй выстрел.
— Пойдем посмотрим, — наконец опомнился Юрка.
— Я сначала посмотрю, где корова, — сказал Янка.
— Хорошо… А потом…
Юрка осторожно начал пробираться меж деревьев в ту сторону, откуда послышались выстрелы. Возле одной ольхи заметил оставленный кем-то прут. Взял его. Все же когда есть что-то в руках, чувствуешь себя смелее.
Юрка был уверен в том, что стрелял Тимка: или случайно, или хотел проверить оружие. Однако то, что он увидел, приблизившись к полянке, было неожиданностью. Возле ольхи стоял Листрат и целился в кого-то из нагана. Юрка присмотрелся: мишенью был нахохлившийся птенец. Рядом валялись разоренное гнездо и окровавленный второй птенец. «Вот кто нашел наган», — подумал Юрка и бросился вперед…
Третий выстрел раздался одновременно с хлестким ударом прута по руке Листрата. Наган упал на землю. Листрат увидел галстук и, как бык на красное, бросился на Юрку. Мальчишки сцепились, упали на землю и покатились к ручью.
В этот момент из-за орешины выскочил Тимка. Он схватил наган, валявшийся возле подстреленного птенца, сунул его в карман и, сердито буркнув: «Нашли, сыбаки!», незаметно исчез в зарослях.
Дождь загнал всех больных в палату. Лешка лег на свою койку, закрыл глаза. Крупные капли барабанили в окна, как когда-то дома, на сеновале. Стало тоскливо.
Что делается сейчас дома? Наверно, детвора попряталась от дождя, сидят в хате, в сенцах и в открытые двери или окно смотрят, как дождь поливает двор. Только один Янка мокнет где-нибудь под ольхой вместе с Маргаритой. Гремит гром, а он так боится грозы…
Дождь шел сильный. В ручье поднялась вода. Можно будет даже потом, когда засветит солнце, поплавать в широких и глубоких местах ручья.
— Золото с неба падает, — говорит старый крестьянин, сидя на койке. Узловатые руки свои он
