раз посмотрел в сторону сада. Вдруг над беседкой, едва не задев ее колесами, пролетел огромный двукрылый самолет. Вот он гремит над яром, сечет вершины деревьев. Юра даже присел. Самолет пролетел мимо и врезался в обрыв.
Юра не сразу понял, что случилось.
— Самолет упал! — услышал он где-то в ольшанике испуганный голос Янки.
Ребята кинулись к месту катастрофы. Юра прибежал к самолету первым. Машина лежала колесами вверх. Под самолетом копошились летчики в черной кожаной одежде. Юрка сразу узнал их: Цветков и Курочкин.
— Помоги мне, мальчик, — сказал Цветков.
Юра подлез под крыло. Цветков стоял на коленях и пытался вытащить из кабины товарища.
— Ползи на тот бок. Вот тебе нож, обрежь ремни. Лицо Курочкина было все в крови, стекла очков разбиты.
Юра перерезал ремни, которыми был привязан Курочкин. Цветков вытащил его из кабины.
В кабине Юра заметил пулемет и ящик с патронами. Было, однако, не до того, чтоб разглядеть, что там еще интересного в кабине. С помощью Юры Цветков оттащил раненого летчика от самолета.
Цветков снял шлем и подал Юрке:
— Воды…
Юрка бросился к ручью. Он опустил шлем в воду и почувствовал запах бензина. Откуда он взялся, он понял только потом — из разбитого бака бензин стек в ручей. Теперь Юра думал только об одном — скорее донести воду.
Цветков взял шлем и вылил воду на лицо Курочкина. Летчик пошевелился.
— Беги еще.
Когда второй раз принес Юра воду, Курочкин уже сидел. Кровь стекала со лба по лицу. Цветков снял с него шлем, пробитый спереди, и начал расстегивать пуговицы на своей куртке.
— Берите мою рубашку, быстрее будет. — Юра в один миг снял рубашку.
Цветков разорвал ее и начал перевязывать голову друга.
Юрка схватил шлем и снова побежал к ручью.
Возле орешины стояли Янка и Листрат. Листрат, размахивая руками, как крыльями мельницы, говорил:
— Как загремит, как загудит, аж я испугался. Думал, что это дьявол какой-то, да еще с наганом.
Это было самое страшное в представлении Листрата.
С огородов, с поля и еще неизвестно откуда бежали люди. Юра подал шлем с водой Цветкову. Тот протянул руки, чтоб его взять, но вдруг обхватил Курочкина под мышки и потащил дальше от места катастрофы.
— Назад, назад! — крикнул он людям, бегущим к самолету.
И тогда Юра увидел огромное пламя над ручьем. Оно быстро приближалось. Вот огонь уже ползет по обрыву вверх к обломкам самолета. И самолет охватило пламенем…
— Назад, назад!..
В огне начали рваться патроны, и люди уже сами бросились кто куда. Среди дыма Юра увидел мужчину и женщину. Они подбежали к летчикам, начали помогать Цветкову тащить раненого. Юра, боясь расплескать воду, поспешил за ними. А за спиной бушевал огонь и рвались патроны…
Раненого отнесли как можно дальше от самолета. Женщина взяла в руки шлем и начала обмывать лицо Курочкина, а Цветков, повернувшись к пламени, смотрел, как догорала его боевая машина.
Спасать самолет было уже бесполезно. Он сгорел за каких-нибудь десять минут. Остались только металлические части фюзеляжа и крыльев. Огонь уже бушевал меньше. Горела резина на колесах. Люди осторожно начали выходить из ольшаника на поляну. Одни обступили летчиков, другие направились к самолету. Каждый комментировал событие по-своему.
— Сначала загорелся ручей, — сказал мужчина женщине.
— Вода? — удивилась та.
— Не вода, бензин стек в ручей. А бензин горит и на воде.
— Гляди ты, кто ж его поджег? Мужчина пожал плечами.
— Кто-то прикуривал, бросил спичку в ручей. Бензин и загорелся, — послышалось в толпе.
Молодая бойкая женщина доказывала, что спичку бросил какой-то высокий бородач.
— Я шла в родник за водой. Человек этот спускался вниз к ручью, а потом, вижу, бежит от ручья. Пламя уже поднялось вон как высоко…
— Как бы там ни было, — сказал пожилой человек, — а самолет сгорел. Это счастье, что летчики успели выбраться. Они же были привязаны.
— Мальчик в красном галстуке им помог. Он первый подбежал, я видел с той стороны яра.
— А чего это, скажите, люди, самолет свалился?
— Кто ж его знает… Может, бензину не хватило дотянуть до аэродрома.
— Как это не хватило! Бак же разбился, и бензин вытек в ручей!
— А что, если спросить у летчиков?
— Им сейчас не до этого. Они, считай, чуть ли не на том свете побывали.
— Ох, сколько их, бедненьких, бьется, — вздохнула какая-то женщина.
Над яром, со стороны города, остановились военные машины. Санитары с носилками уже бежали вниз.
Курочкина положили на носилки. Сразу несколько человек кинулись помогать санитарам нести раненого. Цветков взглянул еще раз на обгоревший самолет, вздохнул и пошел, опустив голову, за санитарами…
После обеда мать сказала Янке:
— Пора, сынок, выгонять корову.
— А Лешка? — скривился Янка.
— Лешка с отцом будет чистить хлев.
Янка неохотно пошел в хлев отвязывать Маргариту.
Куда приятнее было бы с мальчишками копаться в обгоревшем самолете. Там находились интересные вещи. Но попробуй отлучиться туда — Маргарита обязательно нашкодит. И в то же время навоз таскать он еще не может.
— Все Янка да Янка, — ворчал мальчик, выгоняя во двор корову.
Пока отец накладывал навоз на носилки, Леша стоял возле хлева. Он глядел то на навес, где стояли дрожки, на которые искали покупателя, то в угол двора, где в песке играли малыши, то на вербы, склонившиеся над навесом и малышами, закрывая их от палящего солнца. Все было так знакомо и так ново после месячного пребывания в больнице.
— Ну, понесем, — сказал отец.
Хоть на свою сторону он набросал побольше, но все же носилки были тяжелые, и пока отнесли в огород и сбросили навоз, на руках у Лешки вздулись вены.
— Отвык от работы, сынок, — сказал сочувственно отец и уже на следующие носилки набрасывал меньше.
Из хаты вышла мать с пустым ведром.
— Сбегай, сынок, за водой, — сказала она и, озабоченная, побежала в хату.
Колодец был тут же за воротами. Вода в нем холодная, чистая. Леша взял ведро и через калитку вышел на улицу. У колодца привязал ведро и начал крутить скрипучий коловорот. Где-то внизу ведро ударялось то об один, то о другой бок сруба. Леша склонился над колодцем, чтоб посмотреть, далеко ли еще вода, как услышал за спиной голос Васи:
— Леша, знаешь, мы с тобой сегодня идем в театр. Леша обернулся:
— В театр?
— Да, меня мама отпустила, а папа сказал, что можно взять и тебя. Вот я и прибежал…
Носить навоз, пасти корову, полоть грядки — все это было знакомо Леше. А вот театр? Он никогда не
