вы вчера пришли к Жигунову?
Борисихина рванулась было ответить, даже улыбнулась своим еще не произнесенным словам, но вдруг осеклась. Посидела, глядя в окно, передернула плечами, будто отгоняла от себя какие-то раздражающие мысли.
— А вы знаете, — сказала она, — я когда-то поступала в художественное училище — провалилась. На следующий год провалилась в музыкальное. В двадцать лет поступила в педагогический институт и ушла со второго курса. Два года отсидела за кассовым аппаратом в гастрономе. Знаете, что было самым страшным? Когда приходили бывшие одноклассницы. Учителя приходили, и знаете, что мне говорили, пока я им чеки выбивала? Они говорили, что любая работа почетна, и прятали при этом глаза... Однажды, когда моя любимая учительница, как говорится, сказала, что я работаю очень хорошо и быстро и, главное — вежливо, я обложила ее матом. И не жалею об этом до сих пор. Она перестала ходить в наш гастроном.
— А вам каково там жилось? — спросил Демин.
— Очень дружный коллектив оказался в магазине. Именины, дни рождения, обмывания всего на свете — от младенцев до квартир... Потом пошли маленькие хитрости, ведь застолья надо как-то отрабатывать. Вы не думайте, особых обманов не было. Получаем, к примеру, на обертки рулон бумаги, а в нем, скажем, тонна. И мы эту тонну бумаги продаем вместе с колбасой, маслом, сыром, по цене этих продуктов. И, никого не обвешивая, получаем честные три-четыре тысячи рублей. Этого нам вполне хватало.
— Обидно, — обронил Демин.
— Знаете, уже не очень. Пошла другая жизнь. А та, примерная, так далеко...
— Вы не ответили...
— Помню, — перебила Борисихина с грустной улыбкой. — Помню, товарищ следователь, и не собираюсь уходить от ответа. Пошла к Жигунову, чтобы выпить, побыть среди людей, которым ты совершенно безразлична и которые тебе безразличны... Водка, конечно, зло, но, когда хорошо выпьешь, все в тебе ослабевает — и боль, и ненависть, и слезы уже никакие не слезы, а так, жидкость из глаз... Мужа тоже будете допрашивать?
— Положено.
— Он хороший парень, вы его не обижайте... Вся его сила воли, все способности и устремления свелись к тому, чтобы удержаться от выпивки, от всех нехороших соблазнов, от дурного влияния, от плохих друзей... Удержался. Ну и что? Люди сильны не тем, от чего отказались, а тем, чего добились. Ему нечем похвастать... Жена и та...
— Он может убить человека?
Борисихина быстро взглянула на Демина, и он увидел в ее глазах не растерянность — сожаление. Она словно разочаровалась в нем, в Демине, и не считала нужным это скрывать.
— Простите, но ваш вопрос кажется мне... глупым.
— Что делать, служба.
— Если у вас на глазах кто-то попытается, скажем, обесчестить вашу жену, вы что же, статьи будете цитировать? Или булыжник из-под ног возьмете?
— Подпишите, пожалуйста, протокол, — вздохнул Демин.
5
Когда Борисихина ушла, Демин позвонил в ремонтно-строительное управление. Начальник оказался на месте. Голос его явно изменился в лучшую сторону, чувствовалось, что на том конце провода сидит живой человек, а не канцелярский автоответчик.
— Так что, Свирин нашелся?
— Ищем. Дело в том, что...
— Вы действительно видели Свирина два часа назад? — впрямую спросил Демин.
— А что?
— Вот тебе и на! Вы сказали, что видели Свирина около часа назад. Прошел еще час. И я снова спрашиваю — вы его видели?
— Разумеется. Не будете же вы утверждать, что дисциплина у нас на производстве такова...
— Именно это я и буду утверждать в частном определении. Послушайте меня внимательно. В городской больнице без сознания лежит человек, который, по некоторым предположениям, и есть Свирин.
— Не может быть! Какое горе!
— Перестаньте кривляться. Ни мне, ни ему ваше сочувствие не требуется. Нам нужен человек, который бы хорошо знал Свирина. Необходимо провести опознание. Присылайте такого человека. Дайте ему машину, и пусть он по дороге захватит кого-нибудь из родственников Свирина. Если, конечно, вы его не видели два часа назад...
— Возможно, я ошибся и это был вовсе не Свирин... Дело в том, что мне показалось...
— Мы договорились?
— Да, да, я сам выезжаю! Такая беда, такая беда... Он живет недалеко, со своей теткой, мы приедем вместе.
— Жду вас с нетерпением! — сказал Демин и положил трубку.
Начальник строительного управления прибыл ровно через сорок минут. На заднем сиденье машины сидела пожилая женщина с распухшим от слез лицом. Когда из подъезда вышел Демин, посмотрела на него со смешанным выражением надежды и опаски, словно от следователя сейчас что-то зависело. Сам начальник сидел за рулем. Это был плотный, краснолицый человек. Место рядом с ним было свободно.
— Здравствуйте. — Демин сел и захлопнул дверцу. — Давайте знакомиться... Валентин Сергеевич.
— Борис Иванович. А это тетя Свирина...
— Ваша фамилия Свирина? — Демин обернулся.
— Нет, я — Чолобова, а Свирин — племянник мой, вместе мы живем...
— Эту ночь он был дома?
— И не появлялся... Как ушел на работу вчера, так и нет до сих пор.
— Вот так, Борис Иванович, — заметил Демин.
— Наверно, я поступил легкомысленно, сразу заверив вас в том, что видел Свирина... Искренне сожалею о недоразумении.
— Так это было недоразумение? А мне почему-то показалось, что это называется полным развалом дисциплины на предприятии.
Начальник выехал со двора на улицу, пристроился в лоток движения и, лишь остановившись перед светофором, нарушил молчание.
— Может быть, говорить о полном развале дисциплины и нет оснований, а вот о частичном... — Он усмехнулся невесело, увидев зеленый свет, тронул машину. — Ремонтно-строительное управление, должен вам заметить, не самое престижное предприятие города. Сказать, что народ прямо ломится к нам в погоне за большой зарплатой, хорошей специальностью, уважаемой профессией... Нет, этого сказать нельзя. И пьяниц мы встречаем если и не с распростертыми объятиями, то довольно радушно. Если он в неделю прогуливает один день, мы считаем, что это неплохой работник. Если он прогуливает два дня, мы его журим, беседуем с ним, можем даже премии лишить. Если же он прогуливает три дня в неделю — это недопустимо, мы стараемся избавиться от такого работника.
— К какой же категории относится Свирин?
— К первой. Он был хорошим работником...
— Был?! — вскрикнула женщина на заднем сиденье.
— Но ведь он в больнице, хворает... Следовательно, можно сказать, что был... — сокрушенно проговорил начальник.
Женщина ничего не ответила. Вжавшись в угол машины, она поднесла мокрый комочек платка ко рту и невидяще уставилась в окно.
Так и не проронив больше ни слова, они приехали в больницу.
