подробности… Лариса нам очень выручала. И мы в долгу не оставались. Она там приглянулась, ее заметили, оценили по достоинству. Мы уже просто вынуждены были отправлять ее в Москву гораздо чаще, чем требовалось по делу. И она всегда справлялась, блестяще справлялась со всеми своими обязанностями. Даже с теми, которые я не указывал в приказе о командировке. Она наш человек, Коля. И сама уже не сможет жить иначе. И не захочет жить иначе.
– Вы в этом уверены? – зло спросил Николай, снова обретя уверенность.
Последних слов Голдобову не следовало произносить. Это была ошибка. Дала себя знать спесь крупного начальника, который привык видеть почтительное послушание, а сейчас вынужден был уговаривать собственного водителя. Не сдержался Голдобов, оплошал.
– Да, Коля. Конечно, уверен, – ответил он после молчания, осознав, что занесло его, занесло, но было поздно.
– Вот и я хочу в этом убедиться! – сказал Николай и положил трубку.
Не прошло и минуты, как телефон звонил снова.
– Прощай, Коля, – услышал Николай тот же голос. – Я всегда буду помнить о тебе. Прощай, дорогой.
На этот раз Николай не успел бросить трубку. Он все еще держал ее в руке, а из нее уже неслись частые гудки отбоя.
– Он? – встревоженно спросила Лариса.
– Да.
– И что?
– Грозит. Рассказывает о твоих московских похождениях.
– Дерьмо. Много он о них знает!
– Тебе виднее.
– Коля, – проговорила она, помолчав. – Коля, послушай… Никаких московских похождений не было. Он не мог о них рассказывать, он мог только намекать. Ну?
– Намекал, – кивнул Николай.
– Как бы там ни было, Коля… Ты можешь думать обо мне все, что угодно… Но это страшный человек. Он готов на все, если почувствует опасность. Не остановится ни перед чем. У него есть люди, готовые выполнить любое приказание, Коля! Любое, – с нажимом повторила Лариса.
– Этот твой Голдобов…
– Остановись. Забудь эту фамилию и никогда не произноси ее вслух. Нигде. Коля! – она присела перед ним, заставила поднять голову и посмотреть ей в глаза. – Ты слышишь? Нигде и никогда.
– Разберемся, – Николай поднялся, постоял, глядя в пол и повторил, – разберемся. Не говоря больше ни слова, прошел в спальню и с размаху упал на узкую лежанку. Лариса осторожно прикрыла дверь снаружи. Теперь только уличные фонари освещали комнату, создавая зыбкий полумрак. Но не пролежав и пяти минут, Николай, мягко ступая в носках, прошел к окну, не впрямую подошел, а как-то наискосок, сбоку, и сдвинул край шторы. Увидел редкие светящиеся окна домов, зарево над проспектом, поблескивающую под фонарями мокрую дорожку между домами. Ни единой души в это время не было на улице. Николай зашел с другой стороны окна, но и отсюда не увидев ничего подозрительного, снова лег.
И опять не удалось ему полежать в одиночестве. Распахнулась дверь и в светлом прямоугольнике он увидел Ларису.
– Тебя к телефону, Коля.
– Кто?
– Не знаю. Он не назвался. Но голос незнакомый, раньше не звонил.
Николай медленно поднялся, оглянулся на окно, постоял, опустив голову, и побрел к телефону.
– Слушаю, – произнес он, стараясь говорить спокойнее. Последнее время не было у него ни встреч, ни звонков, которые можно было бы назвать приятными. За каждым звонком таилась опасность, каждая встреча была чревата угрозами, предостережениями…
– Товарищ Пахомов?
– Ну?
– Анцыферов говорит. Я получил ваше письмо. Оно написано на мое имя.
– Ну… Получили и хорошо. Значит, почта еще работает. И ваша канцелярия работает.
– Не надо нукать. Я к этому не привык и не собираюсь привыкать. Вы говорите с прокурором города и будьте добры выражаться соответствующим образом.
– Простите.
– Так вот, ваше письмо получено. Там сделана приписка – чтобы вручили лично. Ваша просьба выполнена. А эта приписка дает мне право позвонить вам домой. Если, конечно, не возражаете.
– Чего возражать… Уж позвонили.
– Выдвинутые вами обвинения очень серьезные и направлены против людей тоже достаточно серьезных. Они не только занимают высокие должности, они народные депутаты, носители демократических перемен в обществе… Должен сразу предупредить, что если обвинения не подтвердятся, то отвечать уже придется вам. По закону, разумеется. Как быть? Как мне поступить?
– По закону, – ответил Николай, почувствовав, что ладони его взмокли. Перехватив трубку в левую руку, правой ладонью он несколько раз провел по штанине, пытаясь стереть липкую влагу. Разговаривать с прокурором города ему еще не приходилось, тем более в таком тоне. Но он уже начал дерзить и отступать был нельзя, хотя бы потому, что этот разговор – продолжение предыдущего. Голдобов предупредил, что через пятнадцать минут последует звонок от человека, к которому он обратился за помощью.
– По закону? – усмехнулся Анцыферов. – В этом можете не сомневаться. Если письмо написали действительно вы, если вы настаиваете на всех его положениях… Ведь случается, что люди пишут под влиянием минутной обиды, слабости, по пьянке, на спор, по каким-то личным мотивам… Все это бывает, верно?
– Бывает, уж коли вы об этом говорите, – ответил Николай. «Опять начинаются уговоры, – подумал тоскливо, – сейчас будет припугивать ответственностью… Ох, и влип ты, Коля, ох, и влип!»
– Николай Константинович, прошу понять меня правильно… Я хочу убедиться, что письмо написано именно вами, что в самом этом факте нет провокации, что вы готовы поделиться своими подозрениями…
– Да уж поделился, чего об этом трепаться?
– Очень хорошо, – голос собеседника был мягок, речь лилась свободно, ему не приходилось подыскивать слова, все они у него были наготове и разговаривать ему с Пахомовым было легко и просто. – Уж коли все подтвердилось, все, как говорится, всерьез, я завтра же подключаю следователя. Он и займется вашим письмом и вами.
– Это в каком смысле? – Николай чутко уловил перемену и в голосе собеседника и в содержании его слов – прокурор явно нанес удар.
– В том смысле, – охотно подхватил Анцыферов, – что следователь пришлет повестку, вы явитесь на допрос, подробно расскажете обо всем, что знаете, обо всем, что написали в письме, о чем умолчали, что предпочли забыть… И так далее. Следователь запишет ваши слова, вы поставите под ними свою подпись, он предупредит о том, что ложные показания влекут за собой уголовную ответственность, а они действительно грозят уголовной ответственностью. И начнется большая, кропотливая работа. К подобным заявлениям, как вы сами понимаете, мы не можем относиться легковесно. Брошено обвинение уважаемым людям, поставлена под сомнение не только их честь, но и честность. Кроме того, мы должны быть уверены, что за вашими обвинениями не стоят козни политического характера. Есть немало людей, готовых вернуть нас к постыдному прошлому. Вы, очевидно, знаете, уважаемый Николай Константинович, что в задачу прокуратуры входит не только наказание виновных. С неменьшим усердием мы должны защищать достоинство оговоренных, оклеветанных, оболганных… Вы меня понимаете?
– Как же, как же… Очень хорошо понимаю.
– Итак, вы настаиваете на расследовании?
– Да уж деваться некуда! Слово не воробей…
– Отчего же… Если вы не уверены в тех сведениях, которые сообщаете, если у вас возникли сомнения в их истинности… Напишите записку, объясните, что обстоятельства изменились, что ваш необдуманный
