сильно страдал от истощения магических сил и выглядел сущим ходячим мертвецом, а у Павла никаких признаков истощения не было. Дескать, прихлопнул герцога одним пальцем, как комара, и не устал совсем, надо будет — еще десяток прихлопну. Но не объяснять же им, что бой был скоротечным, что почти все это время Павел просидел в укрытии, а единственный удар, что он нанес, достиг цели лишь по чистой случайности. Не допусти Хин роковую оплошность, лежать бы сейчас на этом поле не Хину, а Павлу.
Павел чувствовал себя странно и нелепо. К какой бы компании он ни приближался, все разговоры стихали, бароны и воители смотрели на потрясателя вселенной и ждали то ли распоряжений, то ли пророчеств. Лишь обрывки разговоров достигали ушей Павла, и Павел не знал, как реагировать на то, что он услышал в этих обрывках. Воители думают, что Павел — величайший маг во всей империи, что он пророк, что он даст им новые законы и настанет счастливая жизнь с медовыми реками и кисельными берегами. Допустим, он действительно великий маг и действительно может поделиться с ними кое-какими знаниями. Но давать новые законы… Он уже пытался говорить о любви и доброте, к чему это привело? Хортон использовал эти слова как новый вид психотропной магии, причем ему даже не пришлось сильно извращать их суть. Так, сместил кое-какие акценты…
Павел нашел Хортона в кабинете. Новоявленный герцог расхаживал по комнате из угла в угол, что-то бормоча себе под нос. Увидев Павла, он улыбнулся и заявил:
— Речь готовлю. Тебе тоже придется выступить перед воителями. Скажи им что-нибудь про доброту и не слишком старайся все разъяснить, они все равно ничего не поймут. Это будет такой ритуал — потрясатель вселенной выступил перед вассалами и наполнил их сердца гордостью, что они лично его слушали. Еще скажи им, что новые заклинания, которые ты открыл, ты передашь самым близким вассалам.
— А у меня будут вассалы? — спросил Павел. — Ты все-таки решил мне отдать Муралийский замок?
Хортон снова улыбнулся, на этот раз весьма ехидно.
— Ты мыслишь слишком мелко для потрясателя вселенной, — заявил он. — Мы все твои вассалы, и я в том числе. Я не говорю об этом вслух, но считается, что ты как бы послан абстрактным творцом, чтобы улучшить устройство нашего общества, дать новый толчок развитию, новое понимание справедливости, ну и так далее. Только не надо явно говорить об этом, тогда вассалы начнут задавать конкретные вопросы, а как отвечать на них, я еще не решил. Лучше, когда все это будет как бы подразумеваться.
— Пророка из меня делаешь, — констатировал Павел. — Только ты не учитываешь, что пророки обычно плохо кончают. И их ближайшие сподвижники — тоже.
— А куда нам с тобой деваться? — ответил Хортон вопросом на вопрос. — Дней через сто нам придется держать ответ перед императором, и это будет непросто. Одно дело, когда разбирается дело обычного узурпатора, и совсем другое дело — когда этому узурпатору тысячи воителей поклоняются сильнее, чем самому императору. В такой ситуации проще договориться с наглым выскочкой, чем уничтожать его.
— Раньше ты не говорил, что придется держать ответ перед императором, — заметил Павел.
— Проблемы надо решать по мере поступления. Раньше главной проблемой был Хин, теперь — император.
— А что это за император такой? — спросил Павел. — Он вообще человек? Имя у него есть?
— Наверное, есть, — пожал плечами Хортон. — Только его никто не знает. Человек ли он — наверное, да. То есть раньше был. Когда достигаешь такой магической мощи, как у него, уже непонятно, можно ли считать тебя человеком. Магия — она ведь не только боевая, с ее помощью можно менять собственную природу. Любой воитель умеет залечивать раны, сильный маг может оживлять мертвых, ты вот, например, петуха оживил, но это лишь самые простые проявления магии. Я могу обходиться без пищи, если вдруг потребуется, подпитывать свое тело только волшебством. Это неудобно, слишком много сил уходит на поддержание жизни, но возможно в экстренной ситуации. А для императора обходиться без пищи — сущая ерунда. Он сильнее любого другого воителя, про него рассказывают много странных вещей, хотя толком никто ничего не знает. Достоверно известно только то, что он живет на горе Губерт, это единственная гора во всей империи с тех пор, как великие маги сровняли землю, чтобы придать ей максимальное плодородие. Говорят, у императора нет замка, он в нем не нуждается. Если бы Хин остался жив, он мог бы рассказать точнее, он посещал гору Губерт, когда император присваивал ему герцогский титул. Я-то императора никогда лично не видел, я о нем знаю только по легендам и слухам, а им не всегда можно доверять. Говорят, что император силой магии может мгновенно переноситься на большие расстояния, видеть происходящее в любом месте империи, менять течение времени и направлять судьбы туда, куда ему хочется. Только я не думаю, что его сила ничем не ограничена, потому что это приводит к логическому парадоксу. Сможет ли всесильный маг сотворить камень, который сам не сможет поднять?
Павел усмехнулся.
— Я знаю этот парадокс, — сказал он. — Его можно разрешить сотней разных способов.
— Сотней? — удивился Хортон. — Мне известны только двенадцать. Но это неважно, важно другое — для императора мы с тобой как назойливые комары, которые пока не кусают, а пищат в отдалении. Можно прихлопнуть, но лень протягивать руку. Когда император узнает, что мы с тобой свергли Хина, возможно, он решит, что руку пора протянуть. Но если он увидит, что комаров уже не два, а две тысячи, он поймет, что переловить всех — слишком утомительное дело. И тогда он задумается, как решить эту проблему с минимальными усилиями, и у нас появятся шансы немного оттянуть перерождение. Однако пойдем к народу, они уже заждались. Пора им узнать потрясателя вселенной поближе.
— А тебя не смущает, что ты их обманываешь? — спросил Павел. — Ты создаешь красивую легенду, но мы-то с тобой знаем, что было на самом деле.
— Ну и что? — удивился Хортон. — Думаешь, это будет первая красивая легенда, не полностью основанная на реальных событиях? Я думаю, реальных легенд вообще не бывает, легенда на то и легенда, чтобы быть красивой, а реальность не красива, она обычна. И еще об одном нельзя забывать — когда легенда захватывает души людей, она сама становится реальностью. Пойдем, Павел, будем творить реальность.
2
Вся площадь перед парадным крыльцом Муралийского замка была заполнена воителями, Иф не смог сосчитать их, он досчитал до девяноста девяти и понял, что не знает, как называется следующее число. Никогда еще Иф не видел столько воителей в одном месте.
Это были вассалы Хортона и вассалы его вассалов. Все воители Муралийского Острога собрались вместе, они все знали друг друга, они разбились на тесные группки вокруг своих баронов, но эти группки не были замкнуты, время от времени то один, то другой воитель переходил от одной компании к другой, один лишь Иф был здесь чужим.
На него косились с любопытством, без враждебности, но с небольшой опаской. Его все знали, и это неудивительно: основной помощник герцога в боевых операциях — личность неизбежно известная. Раньше его боялись, ему оказывали почести почти как герцогу, потому что каждый барон и граф знал: если перед тобой стоит барон Иф — жди в гости герцога. А теперь воители недоумевали, почему герцог Хортон сохранил жизнь ближайшему сподвижнику своего поверженного врага. Вряд ли они уже успели задуматься над этим достаточно глубоко, вряд ли в их умах уже родилось слово «предательство», но это лишь вопрос времени.
Иф понимал, что назвавшие его предателем будут правы. Он действительно предал сюзерена, действительно перешел на сторону врага. Будь этим врагом не потрясатель вселенной, а обычный воитель, восставший против принятого порядка вещей, поступок Ифа заслуживал бы презрения. Но потрясатель вселенной не может быть врагом, разве что по недомыслию. Скоро все эти люди поймут это — и тогда…
На крыльцо замка вышел Хортон, за ним следовал Павел. Все разговоры стихли, наступила тишина, и в этой тишине Хортон громогласно провозгласил:
