нибудь увидит, что он сидит в машине у общежития? – Никто не станет среди бела дня вскрывать багажник.
– Наверное, вы правы, – говорит Анджела. – Только давайте поосторожнее, ладно?
Свенсон подходит к багажнику, отпирает его. Оба берут по коробке. Анджела идет впереди, он – за ней, с монитором.
Сколько лет он не бывал в общежитии! Общежитие Руби напоминает скорее какой-то старый многоквартирный дом. Он там побывал однажды, год назад, в августе, когда семестр только начинался – в это время у всех общежитий вид какой-то призрачный, нереальный.
Он входит в вестибюль – аппарат с газировкой, доска объявлений, на которой висит лишь листок с правилами пожарной безопасности, – и в нос ему ударяет запах пота, кроссовок, тренажеров. Как ребята такое терпят: каждый день приходят домой, а их встречает застоявшаяся вонь. Что говорит лишь об одном: он человек другого поколения. Для них это запах самой жизни. Ароматы, которые предпочитает он, – чес нока, жареной курицы, вина, яблочного пирога, цветов из садика Шерри, – в их представлении отдают родителями, духотой и скукой. Вечера, проведенные дома, взаперти, вдали от друзей. Запах живой смерти.
Они поднимаются на второй этаж, проходят через холл со столом для пинг-понга и несколькими засаленными креслами. Ни намека на домашнюю атмосферу, ни картинки на стенах – никаких признаков того, что здесь проводят время живые существа.
Свенсон с трудом поспевает за Анджелой, они несутся по коридору, мимо дверей, в которые он, не в силах удержаться, заглядывает. А вдруг он встретит какую-нибудь из своих студенток? Макишу, Джонелл, Клэрис?
Анджела наконец останавливается у своей комнаты, ищет ключ в связке, свисающей на кожаном шнурке с пояса. На двери плакат: черно-белая фотография «Ангела ада» с длинными волосами, в немецкой каске, с бородой, на волосатой груди – цепи крест-накрест.
– Ваш приятель? – спрашивает Свенсон.
– Аведон [18], – отвечает Анджела. – Правда, здорово? Вместо таблички «Осторожно, злая собака!». Только не так пошло.
Свенсон заходит вслед за Анджелой в комнату и замирает на пороге – на него смотрят сотни лиц. Стены сверху донизу сплошь, если не считать нескольких зеркал, поблескивающих между фотографиями, увешаны открытками актеров, писателей, проповедников, музыкантов, художников. Поначалу кажется, что висят они вперемешку, но потом он видит группы по теме (Дженис, Джими, Джим, Курт Кобейн) или по эпохе (Бастер Китон рядом с Чарли Чаплином и Лилиан Гиш). Пожилой Пикассо смотрит на такого же распутного и такого же лысого Жана Жене. Чехов и Толстой, Колетт, Вирджиния Вулф и… а это кто?
Напротив двери узкая – почти как у монашки – кровать, накрытая таким же монашеским коричневым покрывалом. У левой стены белый пластиковый стол, на который Анджела ставит свою коробку, и Свенсон следует ее примеру.
– Это не комната, – говорит Свенсон. – Это… настоящая инсталляция.
– Нравится? – гордо спрашивает Анджела. – Многим это кажется сумасшедшим домом. Для большинства здешних дурочек – еще один повод считать меня чокнутой. У них у всех над кроватью висит плакат с каким- нибудь Брэдом Питтом, и всё. Вам надо Макишину комнату посмотреть. Там всякая чернопантерская дрянь, плакаты, растаманские флаги. И огромный плакат со Снупи. Только все знают, что папа у Макиши преподает в Дартмуте. Ее родители на порядок богаче моих.
– Не стоит так.
Свенсон, может, и похож на исходящего слюной извращенца, расхаживающего по комнате нимфетки, но на самом деле он профессиональный преподаватель, который никогда не забывает о своих обязанностях и ни за что не станет сплетничать с одной студенткой о другой, даже если речь идет всего лишь об убранстве комнаты.
– А где ваш старый компьютер? – спрашивает он.
– Нервы сдали, – признается Анджела. – Когда он сожрал мои файлы, я психанула и выкинула его из окна. Помните, я говорила, что починить его нельзя? Самое ужасное не это – только я его выкинула, как вспомнила какой-то жуткий фильм с Джейн Фондой, она там играет писательницу и выбрасывает из окна пишущую машинку. Я поверить не могла, что и я туда же…
– А, я этот фильм видел. Как же он называется? Не вспомню.
– Я не знаю, – говорит Анджела. – Ну, давайте принесем остальное.
Им предстоит новое испытание, вернее, то же самое. Так долго Свенсону везти не может. Теперь уж он встретит всех своих студентов, они не преминут полюбоваться, как их преподаватель бежит рысцой за Анджелой Арго.
Они идут на улицу. Анджела все еще тревожится, не стащил ли кто ее компьютер из запертого багажника Свенсона. Он растроган: как же искренне, как страстно она мечтала о новом компьютере. Ясное дело, родители тут же дали денег. Если бы Руби о чем-нибудь так мечтала… Он берет коробку с системным блоком. Она хватает связку шнуров. Так, последняя ходка, и все.
Анджела придерживает ему дверь и идет чуть впереди. В комнате она освобождает место, чтобы он поставил коробку на стол.
– Давайте я все распакую, – предлагает он. – Нож есть? Или острые ножницы?
– Попробуйте этим. – Анджела вытаскивает из сумочки складной нож. – Не пугайтесь. Я иногда езжу автостопом. Девушке надо уметь защищаться.
– Не стоит вам ездить автостопом, – говорит Свенсон. – Не дай бог, вас постигнет участь тех девушек, которых охотники обнаруживают через пару лет после их встречи с серийным убийцей.
Он не может скрыть ужас, который охватывает его при мысли, что с ней может что-то случиться. И в то же время отлично понимает всю несуразность происходящего: он, исполненный нежности и желания ее защитить, стоит и смотрит, как она вспарывает картон охотничьим ножом. Да, она с виду хрупкая, но сильная: как легко держит коробки, пока Свенсон вытаскивает и разворачивает монитор и мини-тауэр.
– Так, – говорит он. – Так-так-так. Инструкция имеется?
– Послушайте, сделайте мне одолжение, – говорит Анджела. – Сядьте вон там, на кровать, и поддерживайте меня морально – мало ли, вдруг я распсихуюсь.
Свенсон смеется.
– Как вы догадались, что я в этом ничего не понимаю?
– Вы слишком часто повторяли «так».
Свенсон делает как велено. Он присаживается на краешек кровати, потом прислоняется спиной к стене, вытягивает ноги. Анджела сосредоточена на своем и на него внимания не обращает. Она вставляет шнуры, находит параллельные порты, устанавливает картридж, подсоединяет мышку, водит ею по новехонькому коврику.
Компьютер слушается ее во всем. После каждого этапа Анджела напряженно ждет. Когда загорается нужный огонек или что-то жужжит так, как положено, она вскидывает руки и тихонько восклицает: «Опа!»
До чего же Свенсону нравится эта неуклюжая талантливая девчонка! Нет, он вовсе не завидует ее молодости, ее дару, ее здоровым зубкам, еще бог знает чему, что у нее есть, а у него уже нет. Это искреннее чувство. Однако он ни на секунду не забывает, что сидит на ее кровати. На него снова накатывает сонливость, как тогда, в машине. Он с вожделением смотрит на подушку Анджелы. Может, подремать пару минут?
Анджела говорит:
– Просто не верится – все так гладко идет. Я когда старый компьютер устанавливала, это был ад какой- то. Кажется, вы… вы мне удачу при носите.
– Надеюсь, – говорит Свенсон.
– Пошш-шло! – радуется Анджела. – Да! Да! Да! Похоже, мы его завели. Давайте я попробую распечатать последнюю главу.
Анджела сует в дисковод дискету, щелкает мышкой. Первые пять страниц принтер выдает пустыми, только с черной полосой по диагонали. Потом вообще перестает печатать, мигает красный огонек.
– Сукин ты сын!
