Голубой ангел

Существует ли способ забирать слова обратно? Кажется, нет. Андже­ла не сводит с него глаз, потом вдруг вскакивает и убегает, хлопнув две­рью. Свенсон трясет головой – словно не хочет, чтобы память об этом эпизоде засела в мозгу. Он знает только, что все испортил – своей упря­мой тупостью и жестокостью. Что испортил? А что нужно было сказать? Ой, какое забавное совпадение! Я тоже о вас думал!

Дверь отворяется. В кабинет заглядывает улыбающаяся Анджела.

Она говорит:

– Я забыла отдать вам вот это.

Кладет на стол тоненький оранжевый конверт и снова исчезает.

Свенсон заглядывает внутрь. Полторы странички. Что она имела в виду, сказав, что думала о нем всю неделю? Ему хочется, чтобы она вер­нулась. На этот раз у него хватит духу спросить, теперь уж он не станет отпускать идиотских реплик насчет завтрака. Ну да ладно, теперь у него хотя бы есть еще пара страниц, которые, возможно, скажут ему больше, чем их нескладная беседа.

Вскоре после того, как погибли яйца, я получила новый кларнет. Мы тог­да уже начали готовиться к рождественскому концерту. Известнейшие хиты Генделя в переложении для школьного оркестра. В мои обязанности входило вести деревянные духовые в «Аллилуйя». Как-то днем я поднесла к губам клар­нет, дождалась своей очереди, вступила, но звук, вырвавшийся наружу, был столь мерзким и скрипучим, что пришлось прервать репетицию. Товарищи мои захихикали. Они решили, что я сфальшивила. Им давно не нравилось, что я – первый кларнет и хожу у преподавателя музыки в любимчиках.

Мистер Рейнод сразу все понял. Ребята перестали хихикать, увидев, как он смотрит на меня – совсем как в моих мечтах смотрел в сарае. Я провела рукой по кларнету – мундштук остался у меня в ладони.

После репетиции он попросил меня задержаться.

– Кларнет можно починить, – сказал он. – Но ты достойна лучшего, чем этот убогий инструмент. Сегодня же пошлю заказ. А пока что возьмем для тебя кларнет в начальной школе.

Это было в четверг. В понедельник он снова попросил меня остаться. Он протянул мне длинную узкую коробку.

– Можешь открыть, – сказал он и, достав перочинный ножик, взрезал обертку. – Вот, пожалуйста.

Кларнет, сверкающий золотом и черным деревом, лежал, как младенец Христос в яслях, заботливо обложенный мягкой кудрявой стружкой.

– Какая красота! – сказала я. – Я понимаю, это школьный кларнет, но все равно, спасибо вам…

– Испробуй его.

Я поднесла кларнет к губам. Я смотрела поверх него на мистера Рейнода. Он протянул мне трость и глядел, как я ее облизываю. Я втянула щеки, выта­щила ее изо рта. Во рту у меня пересохло.

Стружка, прицепившаяся к кларнету, попала мне в волосы. Протянув руку, он смахнул ее.

– Ты почему такая грустная?

Я ему рассказала, что опыт провалился. Не вылупилось ни единого цып­ленка. Он озадаченно меня выслушал и сказал:

– Давай я как-нибудь к тебе зайду, посмотрю инкубаторы. Попробую разобраться, что там не так. Я же вырос на ферме. Кое-чего понимаю.

– Ой, да что вы! Совершенно незачем! – Но именно этого

На этом текст обрывается. Свенсон переворачивает страницу – посмот­реть, нет ли чего на обороте. Ему вдруг – внезапно, ни с того ни с сего хочется скрежетать зубами и рыдать. Нет, лучше бы обойтись без зубов­ного скрежета. Он нащупывает больной зуб – это его отвлекает и даже доставляет удовольствие. Совершенно ни к чему раздувать из этой исто­рии бог знает что. Надо просто позвонить ей и узнать, в чем дело.

Но она еще не успела дойти до дома. Ну что ж, он тоже отправится домой.

Свенсон едет домой. Идет к себе в кабинет. Лампочка на автоответ­чике мигает. Он так и знал. Анджела позвонила. Свенсон включает за­пись.

– Пап? Ты дома? Это Руби. Позвони мне. Все в порядке, мне просто надо кое-что у тебя спросить.

Молитвы Свенсона услышаны. Вот это по-настоящему важно, это и есть его жизнь. Что же он за чудовище – расстроился, что звонила не Анджела. Где же разгневанный Господь, чтобы швырнуть Свенсона в тот круг ада, где маются отцы, которым какие-то идиотки-студентки важнее собственных дочерей? Он больше не может притворяться – он подонок из подонков, недостойный называться человеком.

Все это проносится у него в мозгу за те несколько секунд, пока авто­ответчик после гудка не говорит снова, на сей раз – ошибки нет – голо­сом Анджелы Арго.

– Это Анджела. С текстом не все получилось. Вы, наверное, и сами это поняли. Э-ээ… Я просто хотела предупредить. Будьте добры, позвоните мне. До свидания.

Свенсон, пришедший в ужас от того, как приятен ему этот звонок, проигрывает ее жалобное, умоляющее послание несколько раз. Он ре­шает, что пока не станет стирать это сообщение у себя, но потом обяза­тельно сотрет. Ему нравится, что можно в любой момент, когда он толь­ко пожелает, послушать ее голос. Ну, как будто поймал что-то, например, светлячка, принес домой, посадил в бутылку. Что же он за испорченный тип! На автоответчике ведь есть и сообщение Руби, и дочь ждет его звонка, она готова помириться, ей нужен его совет, его помощь, может, она просто хочет услышать его голос, а он набирает номер Анджелы.

– Ой, привет! – говорит она. – Я так надеялась, что вы перезвоните. Вы, наверное, не смотрели, что я вам дала, я вас хотела предупредить. Главу я дописала, но мой компьютер сожрал последние пару страниц, и жесткий диск полетел.

– Боже! – говорит Свенсон. – И много пропало?

– Поначалу я решила, что все погибло. Но потом вспомнила, что есть дискета. Я каждый день сохраняю работу на дискете. Просто распечатать сейчас не могу.

– Потрясающе! Каждый день, по-моему, никто не сохраняет. То есть все знают, что так положено, но…

– А я привыкла. Я потому и позвонила, чтоб вы не думали, будто я тяну время. Мне просто очень хотелось, чтобы вы поскорее прочли. А по­ том я пришла домой и подумала: как странно, вот я написала про то, как у нее сломался кларнет, и мой компьютер полетел.

– Так бывает, – говорит он. – Напишешь – и в жизни то же самое случается. Или наоборот, придумаешь что-нибудь, а оказывается, эта история на самом деле с кем-то произошла.

– Точно, – говорит Анджела безо всякого выражения.

Пауза затягивается надолго, и он решает, что отключился телефон.

– Анджела?

Она говорит:

– Так что я пока писать не могу.

– А компьютер можно починить?

– В нашей дыре? Вряд ли. Их вообще никогда не чинят. Эти ребята, они как доктора. Берут с тебя кучу денег за консультацию и сообщают, что поделать ничего нельзя.

– Вам нужен новый компьютер, – говорит Свенсон.

– А то… – Опять пауза. – Знаете, я хотела попросить вас об одном одолжении, но вы можете просто сказать «нет». Я, по правде говоря, и не надеюсь. Так что – без обид. Мне нужно съездить в Берлингтон за новым компьютером. Отчим разрешил записать покупку на его кредитную карточку. Да, вот снова вам спасибо – это после разговора с вами. Что уж вы им про меня порассказали, не знаю, но сработало. Так что за компьютер я заплатить могу, но надо его выбрать. Проверить клавиатуру и все такое. Вот… Вы можете просто сказать «нет», я так, решила спросить…

Свенсон говорит:

– Почему же, это вполне возможно. Дело только в том, что я пытаюсь писать, и меня немного пугает, сколько всего еще надо сделать.

– Понимаю. Поэтому я и думала, что вы откажетесь.

– Я не отказываюсь, – говорит Свенсон. – А… что, у вас нет друзей, которые бы вас отвезли?

– Все без машин. Кое у кого раньше были, да родители запретили им водить.

Свенсон трет ложбинку между большим и указательным пальцами – это точка акупрессуры, про которую ему рассказывала Шерри, только он не помнит, какое это оказывает действие – успокаивает или возбуж­