по-русски: «Бессмертник»…
Стрижайло почувствовал, как больно набухло в штанах. Как напряглись промежности, вытесняемые наружу жаркой тревожащей силой. Понял причину обременительного возбуждения. В сосуде, перед которым он оказался, был помещен мужской член во всем агрессивном великолепии. В состоянии, которое было описано Пушкиным в «Гаврилиаде». С сочными семенниками, набухшим упитанным телом, увенчанный перламутровой шляпкой, он был похож на указующий перст. Видимо так выглядели придорожные знаки весной 45-го года, указывающие победоносным советским войскам путь на Берлин.
— Послушаем, что нам споет этот Элвис Пресли, — Потрошков привычным жестом повернул регуляторы света и звука. Сосуд наполнился разноцветными вспышками, молниями лазерных лучей, какие бывают на сценах рок-фестивалей. Вместо ожидаемой старомодной арии грохнул яростный рок-н-ролл «Вива Лас-Вегас». Банка с раствором вскипела от могучих прыжков, которые сопровождались ударами гитары о сцену, поломкой микрофона и свирепыми конвульсиями красавца-великана. Стрижайло казалось, что ему в штаны запрыгнул неистовый жеребец, встает на дыбы и ржет. Нужно было поскорей покинуть опасное место, дабы обезумивший мустанг ни унес его в бескрайние прерии. Потрошков не препятствовал, вывел его из лаборатории в коридор, где Стрижайло мог облегченно вздохнуть.
— Теперь, когда ваша психика получила закалку, а разум воспринял основы вероучения, я перейду к завершающей фазе нашего разговора, — Потрошков вел Стрижайло по бесконечному белому коридору, который является душе, только что покинувшей тело. Стрижайло не мог понять, умер ли он и теперь переселяется в Долину Мертвых Рыб по белесой тундре, или ему еще предстоит умереть, чтобы еще раз оказаться на берегу огромной реки, где поджидает его незабвенная Соня Ки. — Помните, в первое наше знакомство в гольф-клубе «Морской конек» я упомянул о «Плане России». О грандиозном проекте, имеющем целью переиначить государственное устройство России, весь ее социум, весь вектор ее развития, намекал на биоинженерные основы «Плана», на новую идеологию и национальную идею. Национальная идея России воспроизводит великие прозрения славянофилов, утверждавших, что Второе Пришествие состоится в России. Оно действительно здесь состоится, но не в виде Огненного Христа, ступающего по испепеленному миру, а в виде «Второго христианства», о котором упомянуто в свитках. Национальная идея России состоит в создании совершенного человечества методами генной инженерии, путем вытравливания из человека генов греха и порока. Лаборатория, которую я вам показал, занята этой работой. Уже сконструирована новая национальная элита взамен прогнившей и коррумпированной. Все эти органы, которые вы только что видели, — суть представители новой элиты, безгрешной, светоносной, музыкально-возвышенной, преданной Родине и ее Государю. Государь, освобожденный от обременительных функций обычного человека, лишенный органов, примитивно-функциональных форм, являет собой образец телесного и духовного совершенства. Он, родоначальник новой династии, венценосец новой монархии, создан усилиями генных инженеров на основе яичек бабочки-аполлона и генных клеток, добытых из костной муки апостола Иуды. Вы — первый из посторонних, кого я впускаю в эти двери…
Потрошков остановился у входа, перед которым выстроился взвод автоматчиков. Произведя идентификацию зрачка, отпечатков пальцев, газового состава дыхания, он, помимо этого, сделал экспресс- анализ крови, измерил температуру тела, произнес несколько слов для звукового тестирования и ответил «детектору лжи» на несколько вопросов из русской истории. Двери раскрылись, и они оказались в тронном зале.
Пространство повторяло собой интерьер кремлевского дворца, выполненного по эскизам художника Ильи Глазунова. Среди имперской геральдики, в золоченых рамах висели портреты Великих Князей, Царей, Императоров, занимавших на протяжение веков русский престол. Суров и величественен был Василий Третий. Темен и угрюм Иван Грозный. Просветлен и сосредоточен Алексей Михайлович. Яростен и пылок Петр Великий. Благодушна и величава Екатерина Вторая. Надменен и презрителен Павел. Строг и сух Николай Первый. Спокоен и тверд Александр Третий. Смиренен и кроток Николай Второй. Посреди зала возвышался золоченый трон под пологом из меха горностая. На троне, укрепленный шелковыми лентами, стоял просторный хрустальный сосуд, наполненный бесцветным раствором, в котором плавал шар. Возвышался над поверхностью на одну треть, другие две трети утопали в растворе. Нежно-жемчужный, мягко дышащий, шал слабо пульсировал, колыхался, как поплавок. Был похож на огромную икринку, в которой протекало таинственное созревание.
Стрижайло, как только вошел, ощутил исходящее от шара излучение. Оно было теплым, нежным и ласковым. Несло в себе некую весть, безмолвное слово привета. Приглашение к собеседованию, к рассмотрению великих вопросов. К исследованию проблем мироздания и совершенного мироустройства, государственного строения и народного уклада, где забота о подданных, радение о их благополучии не должны заслонять заботу об их просвещении, о нацеливание их душ в познание высших смыслов и богооткровенных истин.
Все это испытал Стрижайло так, как если бы шар обнял его, поместил в свою сердцевину, и оттуда открылись безграничные просторы Вселенной, стали доступны все, добытые человечеством знания, все этические и религиозные истины от древности до наших дней.
— Его Величество находится в возрасте цесаревича, и его регентом является Президент Ва-Ва. Он был хорошим регентом, разделял философию «просвещенного абсолютизма», был готов к передаче власти. Однако в последний год с ним случились нежелательные перемены. Под воздействием ли членов «восьмерки», или в результате властных инстинктов, он раздумал в ближайшее время осуществить переход России к монархии. Усомнился в вероучении «Второго христианства». Дошел до того, что поставил под сомнение переводы священных манускриптов и существование евангелиста Иуды. Это создает громадные проблемы. Ставит под угрозу «План России». Угрожает существованию лаборатории. Я обращаюсь к вам, гениальному политологу, мастеру великолепных импровизаций, чтобы вы помогли вернуть Президента Ва-Ва к прежним воззрениям. Если он не способен вернуться, то следует ослабить его на предстоящих президентских выборах настолько, чтобы он не смог препятствовать реализации «Плана». Или же вовсе ушел с политической сцены России…
Шар слабо колыхался в хрустальном сосуде. От него исходило благодушие и веселая игривость. Он был дитя, не достигшее совершеннолетия. Ему было в пору резвиться, проказничать в теремных покоях, перелистывать книжки с картинками из русской истории. А ему уже сулили государственные труды и заботы, попечение об огромном заблудшем народе, отказавшемся от веры прадедов, дедов, отцов, пребывающем на распутье истории. Стрижайло все это чувствовал, испытывал к шару сострадание, как, быть может, испытывал бы его к несчастному царевичу Дмитрию, играющему в неведении на лужайках старого Углича. Или к царевичу Алексею, гуляющему на дворе губернаторского дома в Тобольске. И такая жалость, печаль, такое нежелание пускаться в придворные заговоры и дворцовые перевороты овладели Стрижайло, что он, очнувшись от оцепенения, воскликнул:
— Никогда!.. Я выполнил все обязательства!.. Я чист перед вами!.. Вы мне обещали свободу!.. Дайте мне ее, или можете передать меня художнику Тишкову, — пусть извлечет мои органы для своих отвратительных опытов!..
— Я знал, что вы станете отказываться, — произнес Потрошков. — Не буду настаивать. Но прежде, чем вы скажете последнее слово, я покажу вам еще одно помещение… — он уводил Стрижайло из тронного зала. Августейший шар мягко дышал ему вслед. Был похож на полную летнюю луну. У Стрижайло возник странный соблазн подойти и мягко ткнуть шар пальцем, чтобы ощутить упругую оболочку.
Они вошли еще в одну комнату, меньше прежних. В ней стоял деревянный верстак, высилась стеклянная банка. В мутноватом растворе слабо шевелилась прозрачная оболочка, напоминавшая виниловый пакет. Внутрь пакета проникали проводки, трубочки, в которых медленно двигались пузырьки, сочились алые, фиолетовые, желтоватые растворы. Окруженный проводками и трубками, в пакете плавал человеческий эмбрион. Большая лобастая голова, выпуклые закрытые веки. Крохотные уши, носик, губы. Ножки и ручки скрючены, прижаты к животу, куда прикреплялась синяя пуповина. Отчетливо выделялись набухшие яички с крохотной пипеткой. Эмбрион жил, совершал обмен веществ, наращивал вещество щуплого, голубовато-розового тела.
— Что это? — спросил Стрижайло, пугливо вглядываясь в недоразвитый плод.
— Это ваш сын.
— Что вы сказали?
— Видите ли, — пояснил Потрошков, — тогда, в гольф-клубе «Морской конек», вы пили шампанское,
