единственная живая молекула в корневище седого волоса сохраняла чувствительность среди бессчетного множества усопших молекул. Она вошла в сокровенную связь с молекулой Стрижайло, что слабо трепетала в мочке горячего уха. Стрижайло вдруг получил возможность погрузиться в дремотную память вождя, прочитать запечатленные в ней эпизоды огромной жизни, узнать тайну судьбы, которая была зашифрована мифом, искажена льстивыми летописцами, подправлена прилежными цензорами. Переместившись в молекулу Сталина, став луковкой волоска, он читал его память, испещренную таинственными письменами, которые звучали, как тихая грузинская песня «Черная ласточка».
Сталин поведал ему, что был сыном известного путешественника Пржевальского, — покидая их горную саклю, тот подарил матери невысокую изящную лошадь, и мать на вопрос соседей: «Чья это лошадь?» отвечала: «Лошадь Пржевальского». Находясь в Туруханской ссылке, он влюбился в молодую якутку, которая мазала черные волосы рыбьим жиром, вплетая в них красную ленту. Она родила сына, которому перед побегом из ссылки он надел на шею самодельный, выточенный из моржовой кости крестик. Впоследствии юноша со странной грузинско-якутской внешностью принял сан, пережил гонения на церковь, стал митрополитом и в жестокие дни сорок первого года добился свидания с отцом, — предъявил ему рукодельный крестик, после чего вдвоем, ночью, в пустом Успенском соборе, при одной свече, они молились за спасение России. Монах ушел на фронт, и погиб в окопе с панфиловцами, останавливая иконой атаку немецких танков. Отправляя в Мехико чекиста Меркадера, самолично осмотрел ледоруб, хромированный, с клеймом завода «Серп и молот», попросил разведчика: «Бей наверняка, в висок. Чтобы Лев Давыдович не мучился». После «Съезда Победителей», всем составом делегатов, состоялся выезд на речку Клязьма, где был устроен праздничный банкет. Делегаты, носившие табельное оружие, выпили лишку, перессорились и перестреляли друг друга, и он, огорченный, ходил между убитых и сам закрывал им глаза. Вышинский на процессах «троцкистов» требовал помиловать Бухарина, Зиновьева и Каменева, предлагая им от имени Сталина вернуться на партийную работу, но те, испытывая жгучую вину перед партией, сами настояли на смертном для себя приговоре. Адольф Гитлер тайно побывал в Москве летом сорокового года, вместе со Сталиным они жили на Селигере, в рыбачьем домике, ловили на «кружки» и на «донку» судака и сазана. За ними ухаживала возлюбленная Сталина, деревенская красавица Ева Баранова. Гитлер увлекся девушкой, тайно, с помощью Шелленберга, вывез в Германию, где она жила в «Вольфшанце» под именем Ева Браун. Война между СССР и Германией явилась результатом этого похищения, чем напоминала Троянскую войну из-за прекрасной Елены, о чем Сталин поведал Рузвельту во время ялтинской конференции. Умирая в бункере Имперской канцелярии от яда, Ева Браун на русском языке прошептала: «Только тебя любила, Иосиф», о чем сообщил на допросе оберштандартенфюрер СС Отто Вайс. Еврейский режиссер Михоэлс в последние месяцы жизни страдал психическими расстройствами, выколол себе на груди «Статую Свободы», призывал США войти в состав СССР в качестве отдельной республики. Когда мимо проезжал «студебекер», он кинулся под колеса с криком: «Виват, социалистическая Америка!», и погиб, как «красный еврей». Во время проектирования высотных зданий в Москве Сталин сам выбирал места для закладки, которые совпадали с расположением древних церквей, — и по сей день они оберегают Москву от нечистой силы. В последний день февраля 1953 года Хрущев был вызван на кунцевскую дачу, где Сталин раскрыл ему свой план упразднения СССР и создания «империи русского языка», предполагавший роспуск партии, органов КГБ, открытие «железного занавеса», а также переименование всех крупных городов мира от Берлина и Варшавы, до Пекина и Ханоя, включая Москву, Новосибирск и Владивосток, которым будут присвоены имена великих русских писателей, — Пушкина, Лермонтова, Толстого, что превратит земной шар в культурное пространство русской литературы. Хрущев, ненавидящий литературу, узнав о грандиозной реформе, влил Сталину в бокал «хванчкары» ампулу стрихнина, смотрел, как «падаю я на ковер, как летит в воздухе хрустальный бокал, расплескивая отравленное вино».
Стрижайло стоял над сумрачным саркофагом, испытывая сладостную печаль, неразрывное слияние с вождем, щемящее сострадание к бессловесному человеку, который передает ему свою сокровенную тайну. Он, Стрижайло, поместился в луковице волоска, прочитывает письмена великой судьбы, продлевает в себе великую жизнь.
Почувствовал, как кто-то невидимый протянул к саркофагу могучую руку. Проник сквозь кристалл к безмолвному телу. Коснулся холодного лба. Выдрал седой волосок с последней живой частицей. Пронес волосок сквозь гранитные катакомбы на воздух и свет, где на красных горах росли зеленые кедры, в теснинах гремел Енисей. Сдул с ладони седой завиток, и тот, подхваченный ветром, полетел над рекой, опустился в блестящие воды.
Стрижайло почувствовал, как его скрутило, ввергло в воронку, понесло в пузырях и брызгах. Мельчайший, незримый, он несся среди бурунов и всплесков. Мимо проносились огромные рыбы, хлюпали днища кораблей. Он ударялся о гранит, опускался на дно, выплескивался под немеркнущее небо Севера. Пропадал, задыхался, испытывал ужас, предавал себя во власть неведомых грозных сил, пока впереди ни открылся необъятный простор. Нежная синева океана. Туманное серебро полярных льдов. И тогда он испытал блаженство, успокоение страстей, исчезновение страхов. Превращался в необъятную синь, где сливались земля и небо, и витало чудное бессловесное слово.
глава семнадцатая
В Москве Стрижайло посвящал свое время реализации грандиозного замысла, данного ему, как прозрение. На предстоящих выборах в Думу должны быть разгромлены коммунисты и подавлены олигархи, стремящиеся отстранить Президента. Замысел, как бульдозер «катерпиллер», сияющим ножом расчистит политическое пространство, и среди обломов уничтоженных партий, мусора растоптанных репутаций будет возведено величественное здание новой архитектуры. Президентские выборы подтвердят полномочия Президента Ва-Ва, великого преобразователя, сокрушителя либерализма, творца новой, небывалой страны. Ум Стрижайло пылал, как глыба обогащенного урана. Идеи вырывались, как солнечные протуберанцы, порождая магнитные бури, от которых у противников случались инсульты, а у сподвижников усиливалась эрекция, в седые волосы возвращался пигмент, начинали работать уснувшие участки мозга, ответственные за инфернальное творчество. Среди неусыпных трудов, беззастенчивых авантюр, блистательных аттракционов его не покидала странная тревога, тайная неутоленность, загадочная неполнота, которую не заполняла его фонтанирующая деятельность.
«Блоу-ап» Антониони, когда в темных деревьях Гайд-Парка ему померещился синий лик мертвеца, — едва ощутимый просчет, словно в чертеж проекта чьей-то умелой рукой был внесен незаметный дефект, грозящий крушеньем конструкции. Странная, необъяснимая боль, которую он испытал на даче Дышлова, когда деревенская мать целовала ненаглядного сына, а он, Стрижайло, готовил им обоим погибель. Содроганье и ужас, которые испытал в «Городе счастья», когда сверкающий нож сгребал холодные трупы, и их загоняли в пласт, чтобы превратить в первосортную нефть, — не свойственное ему сострадание. И, наконец, во время недавней поездки в Красноярск, среди урановых боеголовок, выточенных по эскизам скульптора Клыкова, он обнаружил бюст Президента Ва-Ва, — намек на иной, помимо кремлевского, могущественный центр власти, нахождение которого было неведомо.
Все это внушало тревогу, создавало ощущение, что блестящий проект, напоминавший ракету с множеством разделяющихся боевых частей, имеет сбой, коррекцию координат. Взрывы, уничтожая заложенные в бортовой компьютер объекты, уничтожат еще один, не включенный в перечень целей.
Однако это не мешало Стрижайло наращивать успех операции. Теперь он сидел в «люксе» ярославской гостиницы, напротив Грибкова, который абонировал великолепный номер, заказав в апартаменты обед. Наутро Грибков собирался принять участие в крестном ходе, от стен отдаленного монастыря, что подчеркивало его близость к православию, усиливало популярность среди верующих патриотов. Предстояло раннее пробуждение, поездка на автомобиле в монастырь, долгое шествие по лесам и лугам, среди молитв и песнопений. Теперь же он наслаждался обстановкой богатого номера, предвкушением вкусного обеда. Маленький, щуплый, с некрасивой умненькой головой, на которой кривился вялый рот и бегали темные встревоженные глазки, слушал Стрижайло, исполнявшего роль дьявола- искусителя:
— А вы уверены, что Дышлов сдержит обещание и оставит вас в лидирующей «тройке» партийного
