поймать муху на развороте. Инерцию для них никто не отменял, вот этим и пользуйся.
– Я же без ног, – пожаловался Тихон. – Мне бы хоть какую-нибудь возможность передвигаться.
– Этого, курсант, не предусмотрено. Либо то, либо другое.
– Будут тебе ноги, курсант, – вмешался Егор.
– О-па! – сказал кто-то рядом, настолько близко, точно голос звучал в нем самом. – Ты, что ли, сладенький? Снова вместе!
– Тебя здесь только не хватало.
– Эй, разговорились! – одернул их Игорь.
– Ну что же он грубит водителю? – жеманно протянула Марта.
– Нет, так дело не пойдет. Экипаж! – рявкнул лейтенант. – Доложить обстановку!
– Атака противника, семнадцать аппаратов типа «муха», – скороговоркой произнесла Марта.
– Уничтожить. Даю вам тридцать четыре секунды.
Танк пробежал несколько метров и мгновенно развернулся – именно так, как хотел Тихон. Марта появилась на полигоне только что, однако успела не просто сосчитать мух, но и оценить их расположение. Благодарить ее было некогда – летательные аппараты кинулись врассыпную, и Тихон одиночными плевками поджег сразу пять или шесть.
– Не обольщайся, сладкий, – мурлыкнуло в мозгу. – Когда останется одна штука, придется погоняться.
Говоря это, она отскочила назад, и мухи вновь оказались в стороне. Тихон наугад ударил по скоплению – небезуспешно, судя по тому, что пяток угловатых машин повалился на своих остывающих собратьев.
Ну да, сообразил он, это же специальная программа для убогих.
Танк постоянно передвигался по полигону, всякий раз выбирая для стрельбы наилучшую позицию. После каждого скачка в поле зрения попадала пара мух, так что Тихону и не было нужды поворачивать башню. Марта словно читала его мысли.
– Отстань ты со своими мыслями! – тут же отозвалась она. – Вон еще одна сволочь, а у нас всего шесть секунд.
Последняя муха изобразила что-то вроде мертвой петли и, выйдя из пике над самой землей, устремилась в серую даль.
– Четыре, – проскрежетало рядом. – Четыре секунды.
Танк наклонился назад, на какой-то миг замер и бросился следом. Муха летела так низко, что порой скрывалась за ближними холмами, и тогда Марта возбужденно прибавляла скорости. Воздух между близко посаженными стволами тревожно гудел и давил на лобовую броню тугим, осязаемым потоком.
Сорвавшись с очередного трамплина, танк взмыл на несколько метров, и Тихон инстинктивно съежился в ожидании удара.
– Ничего тебе не будет, трус! Три секунды осталось.
За пригорком развернулась идеальная равнина. Муха неслась впереди, порывисто меняя высоту и направление. Издали она и впрямь выглядела как насекомое: черная, едва различимая точка, которая сама толком не знает, куда летит.
Нет, не попаду, решил Тихон. Нереально. Пусть Игорь даст другое задание. Это же только разминка. Затянулась она что-то.
– Чего ты канителишься? – недовольно спросила Марта.
– Все равно промахнусь, – бессильно ответил Тихон самому себе.
– Ты что, гаденыш, кару захотел? Три балла захотел? А я тут при чем? – взвизгнула она. И вдруг внутри, прямо под черепной коробкой, взорвалась. – Стреляй, сладкий, время!
Тихон тупо посмотрел на недосягаемую муху и послал ей вдогонку вялый голубой клубок – исключительно для очистки совести.
– Ну вот, трусишка, – умиротворенно заметила Марта.
На горизонте неярко полыхнуло, и в следующую секунду к небу потянулась жидкая струйка копоти. Танк остановился. Вокруг расстилался ковер нетронутой травы, и хотя она была болезненно чахлой и больше смахивала на гнилостный лишайник, контраст между ней и завалом угробленных конкурских машин был огромным.
– Сентиментальность – признак жестокости, – проворковало в ушах.
– Заканчиваем, – сказал лейтенант. – Отлипай.
– Кто?
– А, вас же двое. Ты, Марта. Пускай стрелок понаблюдает со стороны.
На Тихона тотчас нахлынула тоска. Душу вывернуло наизнанку и опалило таким горем, что он чуть не завыл. Жизнь представилась черной трубой, и эта труба была закольцована. Никакого просвета. Вечное страдание. Бесконечная мука.
Так она отлипала. Это был ее способ борьбы с собой – кажется, из всех возможных путей Марта избрала наиболее трудный.
Тихон завороженно следил за тем, как где-то рядом, почти в нем самом, зарождается и крепнет осознание полной бессмысленности бытия. В этом роковом открытии было столько обреченности, что выход нашелся сам. Существование – пытка. Избавление – смерть.
Предчувствие скорой гибели все обострялось и вскоре овладело им полностью. Тихон вообразил, каково сейчас Марте, если даже индуцированное переживание было достаточно сильным, чтобы он решился на непоправимое.
Он прислушался к ощущениям и, проникнув сквозь тонкую трепещущую мембрану, утонул в бездонном омуте скорби. Марта терзалась и сходила с ума. Она рвала себя на части и проклинала. Она уже не жила, и Тихон не понимал, что ее удерживает от завершающего шага.
В чужом мире он пробыл совсем немного, какую-то долю секунды, но этого хватило, чтобы нервы сдали, и из его сознания вырвался дикий беззвучный крик.
– Куда ты суешься? – прошипела Марта, снимая датчик.
– Это можно было закончить быстрее.
– Быстрее? – усмехнулась она. – Иногда спешка все портит.
Тихон залился краской и опустил глаза. Ему показалось, что оба офицера смотрят на него с жалостью и презрением.
Марта с позволения лейтенанта ушла, и в классе сразу стало как-то пусто. Егор сосредоточенно разглядывал свой пульт, Игорь, покачивая ногой, сидел на стуле в углу.
– Ну что, курсант, скажешь? – ни с того ни с сего спросил он.
Тихон почесал затылок – жест глупый и необязательный. Он ждал каких-то слов от лейтенанта, а сам ничего говорить не собирался.
– Поздравляю, – многозначительно улыбнувшись, произнес Игорь.
– Ну, точно второй Алекс, – затянул старую песню капитан.
– Я думал, после тренировочной программы будет тир.
– Это и был тир, последний уровень.
– Откуда последний, от конца?
– Слушай, ты ведь уже допер, правда?
– То есть… прилипающие заряды – это…
– Вранье. Прекрасно отстрелялся, и без всяких ухищрений.
– Помнишь, как ездить учился? – спросил капитан. – Не руками и ногами, а головой, голово-ой. – Для убедительности он потыкал себя пальцем в лоб.
– Раньше ты приказывал пушке выстрелить, а теперь приказал попасть, – добавил Игорь. – Совсем разные вещи.
– А что же вы до этого?..
– До этого ты не верил. И не боялся. И злость в тебе была, как в интеркино, нарисованная. Не волнуйся, стрельба у всех тяжело идет. Анастасия, например, еще дольше в тире проторчала.
– Когда ее прислали в Школу, она была значительно моложе, – засмеялся Егор.
– И Марта не сразу научилась. Кстати, как тебе ее соседство?
– Непривычно. Думаю, что надо развернуться, – она разворачивается.
