почти превратили.
– Ты ничего не помнишь?
– Почему «ничего»? – возмутился он. – Я помню много. Вернее, не много, но достаточно. Вернее… не помню, а знаю. Понимаешь разницу?
– Нет, – искренне ответила Катерина.
– С историей у тебя плохо, это мы уже выяснили. Но все-таки: ты помнишь, что было в России в тысяча девятьсот семнадцатом году? Или в сорок первом.
– Как я могу это помнить?! Меня тогда не было.
– Но ты об этом знаешь?
– Ну… знаю, конечно.
– Вот и у меня так же. Знать – знаю, но про себя не помню.
– Выходит, тебя тоже не было?
– В смысле?
– На Сфере тебя не было. Если ты ее не помнишь.
Андрей озадаченно крякнул.
– Пей, женщина. Накатывай.
Катя сделала маленький глоток и хрустнула огурцом.
– А кто ты там был? Военный? Разведчик?
– В условиях войны это одно и то же.
– Точно, – согласилась она. – А до войны? Ах, ну да, война у вас все время… И ты с самого детства?
– Что «с детства»? – проскрежетал Андрей.
– По этой дорожке шел. Учился, тренировался. Готовился, в общем, быть разведчиком.
– Я ведь сказал: не помню. Меня даже физически изменили, чтобы я ничем не отличался от вас.
– А вначале ты сильно отличался?
– Я и сейчас отличаюсь. Но для вас это незаметно. Как симбионты в организме.
– Зато заметно для них? – Девушка через плечо указала на монитор, и, хотя Ксена уже скрылась, Андрей кивнул:
– Если как следует покопаются, они это обнаружат.
– А с виду вроде и не пришелец, – сказала Катя. – Сколько в тебе от человека и сколько от гада?
– Чем это измерить и как посчитать?! Поровну! Наверное.
– А то остался бы, – вопросительно произнесла она. – У вас там война, и вообще. У нас лучше.
– Я и не улетаю пока, что ты меня провожаешь?
– Пойдешь работать к майору, – задумчиво продолжала Катерина.
– С такой анкетой разве что полотером, – отрезал Канунников. – На мою протекцию не рассчитывай, я на пенсию скоро пойду. Поишачил, хватит. Ну-ка, погромче! – встрепенулся он. – Это про вас.
Сюжет о перестрелке в лесу уже заканчивался. Напоследок ведущий сообщил, что «отрабатываются все версии, но основная – так называемые партизаны, которыми с этого дня спецслужбы займутся всерьез». И еще что-то в том же духе.
– Убери это быстро, – процедил Владимир.
Катя переключила программу.
– Серый, а чем вы вообще занимались-то? – невинно поинтересовался Андрей. – Малевич хоть стены расписывал. Дурное это дело, но все-таки. А остальные? Ежедневно чистили оружие и распевали патриотические песни?
Владимир вскочил, но тут же сел на место.
– Эти вопросы ты должен не ему задавать, – вступился Канунников.
– Кому же тогда? Тебе, что ли? А может, Ксене?
Майор не ответил, лишь плеснул себе еще спирта, и это выглядело достаточно красноречиво.
– Неправда! – воскликнула Катя. – Мы готовили акцию, и не одну. Теперь об этом можно, да, Серый? Теперь чего уж…
– Акцию против Миссии? – не поверил Андрей. – Вы идиоты?! Во-первых, Миссия – это не сарай, который можно подпалить тихой ночью. Они рассредоточены по всей Земле. Во-вторых, если вам и удалось бы убить хоть одного гада… хоть одного члена Миссии, – поправился он, – то за каждого своего они бы уничтожили тысячу ваших.
– Да не против Миссии, – нетерпеливо возразила Катерина. – Серый, можно, да? Я расскажу?
– Кому – можно? Майору Госбеза или пришельцу из космоса? – простонал Владимир. – Охереть! Рассказывай.
Катя сглотнула и по-девичьи огладила джинсы.
– То, что с гадами воевать нельзя, было понятно с самого начала. Цель была и проще и сложнее: пробудить народ.
– О-о-о!.. – болезненно произнес майор. – Ну-ну. Дальше.
– Достучаться если не до мозгов, так до сердец. Понимаешь?
– Нет, – признался Андрей. – Написать на стене матерное слово – это и есть «достучаться»? Или это – «пробудить»?
– Люди просыпаются, только когда им больно, Катюха, – сказал Николай. – Некоторые вообще не просыпаются, так во сне и умирают. Давай-ка лучше я тебе расскажу. И про ваш отряд, и про некоторые другие. Зачем вы нужны были Миссии, и почему из вас толку не вышло.
– Заткнись, майор, – выдавил Владимир.
– Больно, – подхватила девушка, – это правильно. Так мы и хотели. Чтобы людям стало больно. Серый, ну почему ты молчишь?! Не хочешь, тогда я сама скажу. У нас есть напалм. Сумели достать. И еще я перешила жилет с кармашками…
Канунников поперхнулся и отставил стакан.
– Да вы что, уроды?! За такие планы на месте нужно… кол осиновый вам в сердце, – майор зашарил по животу, разыскивая не то пистолет, не то трубку. – А ты, батюшка недоделанный?! – крикнул он Владимиру. – Ты на что говнюков своих подбивал?
– Не тебе меня судить! – взревел Серый. – Я-то ушел, я-то служить не смог. А ты?! Остался и служишь. Не погоны у тебя на плечах, майор, а прокладки запачканные. И кол в сердце – это тебе. А убивать мы никого не собирались. Кроме себя. Есть такая старинная забава, «живой факел» называется. Последний крик тех, кого не желают слушать.
– Небось, на Красной площади? Нет, скорее на Охотном. Угадал? Ну коне-ечно! Столько мест для телекамер, да и вертолетам просторно. А на кого, кстати, жилеточка? Любопытно мне, под чей размер вы ее подгоняли.
Владимир опустил голову.
– Что значит «на кого»? – растерянно спросила Катерина. – На Серого. Он бы никому другому не позволил.
Канунников по инерции набрал воздуха, но выдохнул и не найдя, что сказать, опрокинул в себя стакан.
– Ребята… – всхлипнул он. – Что же вы такие дети? Подобные представления давным-давно потеряли смысл. Ну сжег бы ты себя, Серый, а репортеры все бы наизнанку вывернули. И в итоге вышло бы опять же на пользу Миссии, а не во вред. Они это умеют. Ксена, в частности. Волков не даст соврать. А, Волков? Так и есть. Вы просто не знаете, до какой степени гады контролируют то, что у нас происходит. Два десятка тварей, а кажется, что целый миллион.
– Вот для этого и нужны были другие бойцы: чтобы акцию не заболтали в новостях, не покрыли слоем вранья. Кроме напалма у нас и взрывчатка есть, и еще… – Катя осеклась и застыла с раскрытым ртом. Еще шире открылись ее глаза.
– Не стреляйте, друзья, – глумливо произнесли в соседней комнате.
Видела мужчину пока только Катерина, Николай же с Владимиром узнали его по голосу, и Андрей сообразил, что это Дантист.
– Наконец-то все в сборе. – Человек в рабочем халате вышел на середину и встал между диваном и
