хотя и не порадовал. Лекция о наказаниях уже была, а вот об устранении операторов Олег слышал впервые. Что же тут у них – пуля в затылок, или, как шутил Хапин, бочка с цементом? Едва ли. Служба не должна оставлять тела – ни в каком виде. Даже пепел, растворенный в реке, – это слишком большая роскошь. Надо будет поинтересоваться, отметил Олег.
– Про ликвидацию хотелось бы чуть подробней, – высказался Иванов.
Долговязый Иван Иванович как всегда сидел перед Шороховым и как всегда – со своими справочниками. При этом он постоянно оглядывался, заговорщически подмигивал и нередко читал мысли Олега. Шорохов давно обнаружил в себе способность притягивать ненужных людей, но нигде она не тяготила его так сильно, как здесь, на базе.
Иванов неожиданно резко взмахнул рукой и поймал муху в кулак.
– Вы сказали, что провинившийся оператор уничтожается физически, – напомнил он. – Нельзя ли пояснить?
– У вас будет возможность испытать это на себе, – ответил инструктор. – Но, если не возражаете, вернемся к лекции. – Он взял со стола плоскую хромированную коробочку размером с портсигар. – Наше основное средство. Синхронизатор.
– А что мы им будем синхронизировать? – пропищала рыжая девица на последней парте.
– В определенном смысле – себя.
Никто не засмеялся.
– Лучше один раз увидеть, правда? – спросил инструктор. Он раскрыл коробочку, отчего ее сходство с портсигаром только усилилось. – Хотя нет, мы сделаем не так…
– …так, по-моему, интересней, – раздался его же голос из противоположного угла.
Рыжая снова пискнула и испуганно пригнула голову. Курсанты с грохотом обернулись. Кто-то растерянно присвистнул.
У задней стены стоял второй инструктор – точно такой же, что и возле кафедры. Он поднял прибор и, помахивая им в воздухе, неторопливо направился к доске. Пока он шел, все могли убедиться, что отличить его от первого невозможно. Встретившись, двойники пожали руки и ухмыльнулись, абсолютно идентично.
– Это был запрещенный прием, – сказал один из них. – Спасибо, хватит…
Второй иронически раскланялся и, зачем-то погрозив пальцем Ивану, пропал. Исчезновение произошло на глазах у всей группы и выглядело еще эффектней, чем внезапное появление.
Курсанты разинули рты. Инструктору, похоже, такая реакция нравилась: он нарочито невозмутимо приблизился к столу и, захлопнув коробочку синхронизатора, положил ее у края.
– Вы забыли объяснить принцип работы, – неожиданно громко произнес Иванов.
– Забыл? Разве?.. Я сегодня и не собирался ничего объяснять.
– Значит, завтра?
– Вы поразительно инициативны, – заметил инструктор. – Кажется, у нас есть повод поговорить о другом устройстве… – Он достал из пояса некое подобие пистолета и направил его на Ивана.
Ствола у оружия не было – оно состояло из одной рукоятки с куцей затворной рамой. Тем не менее, Иванов испуганно дернулся и вжался в стул.
Инструктор мягко усмехнулся… и все-таки нажал на курок.
Иванов замер и уронил голову на грудь. Худые плечи ссутулились еще сильнее, будто стремились сложиться внутрь.
– Станнер, – хладнокровно объявил инструктор. – Индивидуальное средство защиты. Эффективная дальность до десяти метров, разряд вызывает… сами видите, что. Да ему не больно, не надо его жалеть. Ему сейчас даже приятно. Не настолько, конечно, чтоб это могло заменить все прочие радости жизни… Позже проведем отдельное занятие – друг в друга постреляете, потешитесь. Мощность разряда регулируется. Курсант Иванов снова будет с нами минут через пять. А я воспользуюсь этим временем, чтобы спокойно закончить лекцию. Или еще какие-то вопросы?..
– Не-не-не! – жалобно пропела рыжая.
Дверь без стука открылась, и в класс заглянула Ася. Сегодня она была в той же морпеховской форме, но зеленый берет сменила на краповый и прицепила к груди белоснежный витой аксельбант. Она снова была неотразима.
Шорохов поймал себя на этом коварном «снова» и с неудовольствием отметил, что в начале июля думал об Асе иначе. Девичья старшина, сумасбродка, напяливающая то «шпильки», то тяжелые армейские ботинки, вечно дымящая своей тонкой сигареткой… Олег подозревал ее в неправильной ориентации, но за две недели это, вроде, не проявилось. Если что – девчонки раззвонили бы непременно. Однако чем-то она его все же смущала. Ася казалась ему чрезмерно энергичной. Шорохов таких побаивался, и к тому же, он прекрасно знал, что в постели стыдливая молчунья даст любой активистке сто очков вперед.
Он вдруг обнаружил, что все его оценки в отношении Аси так или иначе вертятся вокруг одной и той же темы. Это открытие было еще более неприятно.
Ася подошла к кафедре и негромко предупредила:
– Я своих заберу. Девочки!..
Инструктор кивнул, но прежде, еще до этого формального разрешения, курсантки поднялись.
– Так… Времени уже мало… – Он взял со стола часы. – Две минуты… Кстати, они мне сейчас понадобятся. Надо же вас двойниками позабавить. Спасибо, все свободны. До встречи.
Шорохов тряхнул Ивана за плечо – тот пробубнил что-то невразумительное, похоже, он все еще не мог пошевелиться.
– Ты живой? – бросил Олег на ходу.
– Кажется… – медленно выговорил Иванов.
«Жаль», – подумал Шорохов.
Иван Иванович не то чтобы не нравился Олегу, однако он нравился бы гораздо больше, если б не навязывался со своим приятельством. Послать его в открытую Шорохов стеснялся, а намеков, прозрачность которых уже граничила с хамством, Иван упорно не понимал. Самое паршивое, что Олег чувствовал за таких людей ответственность, кроме того, оттолкнуть Иванова совсем уж явно ему мешало что-то врожденное, возможно, пресловутая внутренняя культура.
Иван Иванович прицепился к нему на второй день – первый для каких-либо связей был слишком сумбурным. Со второго дня их пребывания на базе началась ежеминутная опека, кого над кем – Олегу было не ясно. Куда бы он не подался, возле него обязательно оказывался и Иванов. Их койки стояли рядом. В столовой они сидели напротив, так что без общения не обходился ни завтрак, ни обед, ни ужин. Иван не заискивал, не затевал докучливых разговоров, но в то же время демонстрировал, что они вместе, что они заодно.
Не проявляя никакой инициативы, Олег узнал всю его биографию и непостижимым образом выболтал свою. Они были похожи скучной плавностью судеб и не представляли друг для друга ни малейшего интереса. Шорохова угораздило перекинуться парой приветливых фраз с каким-то пришибленным букварем, и теперь он за это расплачивался. Люди видели, что Олег уже как бы «при товарище», и заводили собственные контакты. Сблизиться с чудаковатым Иваном Ивановичем никто особенно не стремился, и тем плотнее тот жался к Шорохову.
С инструкторами Иванов был осторожен, дурных поступков не совершал, и Олег опасался, что не избавится от его муторного общества до конца обучения, – если только сам не вылетит раньше. Поэтому, обнаружив, что Иван все еще парализован, Шорохов мысленно себя поздравил и покинул класс. Иван Иванович, лыбясь, как накурившийся школьник, остался сидеть за партой.
Дойдя до конца коридора, Олег послонялся по холлу, послушал пустые разговоры и достал из холодильника банку фанты. Разум требовал поучаствовать в обсуждении отсутствующих дам и таким образом присоединиться к здоровому коллективу, душа этому противилась, а легкие гнали на улицу, за долгожданным глотком дыма.
Получив в бесплатном автомате пачку «Кента», Шорохов вышел на крыльцо. На деревянных лавочках, жмурясь от солнца, млело человек семь, но охота с кем-то общаться у Олега вдруг пропала. Он открыл фанту и устроился с самого края, а чтобы не выглядеть одиноким, вытащил из кармана маленькую фотографию с примятыми уголками.
