Над крышами, делая неожиданные виражи, носилась стая голубей. Немногочисленные прохожие останавливались и, задрав головы, наблюдали за птицами. Пустырь через дорогу разразился радостным лаем. Владельцы собак натягивали поводки и щурясь, вглядывались в небо. Мальчишки на крыше темно- зеленой голубятни задорно свистели и размахивали рубахами. На этом пустыре хоть что-то достроили до конца.
Нерешительно, будто заранее извиняясь за беспокойство, тренькнул дверной звонок. Так тихо и коротко умела звонить только соседка: пощупает кнопочку и тут же отпустит, точно обожжется или чего-то испугается.
– Добрый день, – сказала Лидия Ивановна.
– Здрасьте, – скупо ответил я.
– Вы дома, Мефодий?
– А что, не похоже? – Схамил я, внутренне перекашиваясь от такого ее обращения.
– Опять вы меня на словах ловите, – с улыбкой заметила она. – Ну я с вами в каламбурах не буду состязаться, у меня болтовня старушечья, а у вас – профессия.
Чертовски приятно, только как она узнала?
– Вы что-то спросить хотели, или просто поздороваться?
– Я думала, вас дома нет, а тут слышу: голоса за стенкой. Забоялась: вдруг кто чужой залез?
– Спасибо за заботу, все в порядке. У меня и брать-то нечего.
– А документы, а рукописи? Это ведь дороже, чем материальные ценности.
«Ценности» она произнесла как «гадости» – надменно и немножко брезгливо. И все же откуда ей известно про рукописи? Неужто сам с пьяных глаз проболтался?
– Еще раз благодарю, Лидия Ивановна. До свидания.
Я с облегчением потянул дверь на себя, но соседка настырно схватилась за ручку.
– А без бороды вам, Мефодий, гораздо лучше. Нет, правда. Я все стеснялась сказать, не хотела обидеть, ну, а раз уж вы ее сбрили, теперь можно. Портила она вас. Видите ли, есть такие типы лица…
– Обещаю, – я дернул дверь сильнее. – Обещаю никогда не носить бороду. Простите, у меня гости.
Отделавшись от старушки, я дважды крутанул защелку и посмотрелся в зеркало. Сквозь дымку пыли и сальных оттисков проявилась изможденная морда, успевшая отвыкнуть от туалетных принадлежностей. Я с сомнением огладил щеки – обычная щетина. Терпеть выкрутасы Лидии Ивановны становилось все труднее.
Я пинком отправил ботинки в угол, машинально поправил куртку на вешалке. Не забыть заменить «молнию» – скоро зима. Из прихожей была видна часть комнаты: неубранная постель и письменный стол с компьютером. Возле клавиатуры лежала пачка черновиков в картонном скоросшивателе. Краткий вопль фанфар возвестил о начале выпуска новостей.
Или не было ничего? Пригрезилось?
– Миша, ну где ты там? – Крикнули с кухни. – Иди, полюбуйся.
Оба рыжих, старший и младший, синхронно уплетали макароны с тушенкой.
– Ешь, остынет, – Тихон придвинул мне тарелку и, уставившись в телевизор, спросил. – Кто приходил- то?
– Поклонница за автографом.
– А… Во, во, смотри!
Посреди каменистого, ядовито-желтого пространства возвышался сияющий город: белоснежные и розовые корпуса жилых домов, ячеистые зеркальные башни, маленький прогулочный вертолет над крышами.
– В пригороде Багдада состоялся очередной конгресс народов Ближнего Востока. Форум прошел в специально построенном комплексе, громко названном «Юниверс-Кэпитал», что переводится как «столица вселенной». Пока это всего лишь поселок с населением в несколько тысяч человек, но, быть может, в недалеком будущем…
– Весьма недалеком, – пообещал Тихон. – Ты понял?
– Как не понять. Наелся, Тишка? Еще хочешь?
– Не, спасибо, – мальчик выскочил из-за стола и убежал в комнату. – Ух ты, у тебя компьютер есть? И книжек столько! Я почитаю.
– Он что, серьезно?
– Да нет, рисуется. Не похожи мы с ним?
– Зачем ты его выдернул? Будешь теперь с собой таскать, лепить новую биографию? У человека хоть какое-то детство имелось.
– Со мной безопаснее.
– Уверен? За тобой Фирсов охотится!
– За ним – тем более.
– Странный ты мужик, Тихон. Два раза пытался меня убить, а от чужих пуль спас.
– Гражданская война, обычное дело. Для того и спас, чтобы третью попытку себе оставить. Спасибо за обед, пора нам.
– Значит, какой-то план все же есть?
– План… – тяжело вздохнул Тихон. – Пройдусь по времени, посмотрю, где что можно исправить. В Фирсова постреляю. Уже, знаешь ли, привычка: если к вечеру его не казню, засыпаю плохо.
Никаких идей, с ужасом осознал я. Ни замыслов, ни воли к их исполнению. Нет даже надежды, что из этого что-нибудь получится.
– Если, допустим, не позволить мне передать Фирсову то письмо…
– Решающей роли оно не играет.
– Или снова наведаться к Алене?
– Не терзайся, Миша, это бесполезно.
– Все потеряно?
– Почему же? Пока остается синхронизатор… – Тихон не закончил, но я прекрасно понял, что он хочет сказать.
То же самое говорил и я, когда отнес в «Реку» рукописи. А за сорок с лишним лет до этого Фирсов уже начал строить свою Вавилонскую башню.
– Ты хоть раз видел нормальное будущее? – Спросил я. Больше из спортивного интереса, чем из-за желания услышать правду.
– Да, – сказал он. И честно добавил. – Однажды. Две тысячи сто десятый год. Это рай.
– Где он сейчас, твой рай? Только в памяти.
– Он существует, – возразил Тихон. – Там, где не было синхронизатора. Там все развивалось естественным путем, там… Знаешь, что я оттуда вынес? Кроме приятного впечатления, конечно.
– Оружие, – легко догадался я.
– Вот так, Миша.
В дверь опять позвонили. Я поднялся с табурета и пошел открывать, на ходу соображая, как отшить надоедливую соседку.
– Побрился? – С порога бросил Кнутовский и, не дожидаясь приглашения, ввалился внутрь. – Молодец, а то смотреть тошно. Кто это у тебя? Здравствуйте, – поприветствовал он Тихона и принялся расшнуровывать обувь. – Надеюсь, гости нас извинят. Работа есть работа.
– Какая еще работа?
– Обыкновенная. Хватит отдыхать, заводи свой драндулет. С повестью пока обождать придется. Бумага есть? Я же тебе велел на складе получить! На чем распечатывать будем?
– Ты чего раскомандовался? – Возмутился я. – Пришел в гости – веди себя прилично!
– Как ты сказал? – Шурик бросил ботинки и вплотную приблизился ко мне. – Не забывайся, Мефодий, не надо. Мы хоть и друзья, но всему есть предел.
– Так вы тот самый Александр Кнутовский? – Вмешался Тихон, отодвигая меня в строну. – Много о вас слышал, давно мечтал познакомиться.
– Очень приятно, – сухо улыбнулся Шурик. – Это кто? – Бесцеремонно обратился он ко мне. – Еще один, подающий надежды? Любишь ты с ними возиться, время тратить. Давай, Мефодий, садись. К утру не
