управимся – Одоевский шкуру спустит. Напрасно мы Локина раздраконили, его, оказывается, сам Иван Иванович почитывает. Будем хвалить. Идейная выдержанность, социальная направленность, что там еще? Стилистическое богатство.
– Какой Иван Иванович?
– Издеваешься, да? – Страшным голосом спросил Кнут. – Ты при мне так не шути, не посмотрю, что в приятелях числишься.
Меня несомненно принимали за кого-то другого. И кто – Шурик! Какие-то статьи, суровый Одоевский, идеологически полезные сочинения Локина… Но особенно меня покоробило высказывание о том, что я где- то там числюсь. Такого я от Кнутовского не ожидал. Неужели все настолько изменилось?
– Александр Борисович, я прочитал вашу книгу. Получил огромное удовольствие, – снова подал голос Тихон.
– Рад слышать. Какую именно? – Разъяренная физиономия Шурика на мгновение приобрела сходство с человеческим лицом.
– «Ничего, кроме счастья».
– Гм, вы что-то путаете, я такого не писал. Из последних – «Подвиг сержанта» и «Враги отступают», а про счастье даже не собирался. Внимательнее надо быть, дружище, ведь книга начинается с обложки.
– И чего я тогда поперся его прикрывать? – Разочарованно произнес Тихон. – Только неприятностей нажил. Тишка, хватит по чужим вещам лазить, пойдем. Всего хорошего!
– Что, не узнаешь собственного родителя? – Спросил я, игнорируя гневно-растерянные взгляды Шурика.
– Я запомнил его иным.
– Медные трубы. Чего ж ты хочешь от живого человека?
– Уже не такого живого, как раньше. Тишка! Ну где ты там!
– Разыграть решили? – Кнутовский попытался улыбнуться, но у него не получилось. – Мефодий, мы сегодня работать будем?
Он некоторое время постоял на месте и, не дождавшись ответа, направился к компьютеру.
– Сколько можно тебя звать? – Гаркнул Тихон, теряя терпение.
– Не орите там, – прошептал Шурик. Он на цыпочках вышел из комнаты и аккуратно прикрыл дверь. – Спит. Забавный мальчишка. Ваш? Похожи.
– Нам в дорогу собираться, – сказал Тихон. – После отдохнет.
– Дорога никуда не денется, а ребенку требуется сон. Ничего, на кухне посидим. Все равно Мефодий бумагу проворонил. Гениальная рассеянность, твою мать! Напишем от руки, а в редакции распечатаем. Вам, кстати, как начинающему литератору будет полезно потренироваться. Задание: хвалебный отзыв о романе, которого вы в глаза не видели.
– Я не по этой части, – запротестовал Тихон.
– Думаете, трудно? Дорогой мой, это же азы!
Внезапно в прихожей послышалась какая-то возня.
– Кто там? – Спросил я, встревоженно выглядывая в коридор.
– Кто здесь? – Одновременно вскрикнуло эхо, пятясь к стене.
Мы снова встретились. Я не предполагал увидеть своего двойника здесь, на родине, не думал, что две тысячи шестой год, единственное место, которое я занимаю по праву, мне придется с кем-то делить. Агрессивные пассажи Кнута, хоть и намекали на разницу между мной и местным Мефодием, все же не давали повода усомниться в том, что эта версия, пусть извращенная, перевернутая, готова меня принять.
Я надеялся занять свою нишу, прижиться и со временем забыть – и обрести покой. Забыть, по крайней мере, о самом первом варианте настоящего, ведь я видал версии и похуже – гораздо хуже! – а здесь все- таки над пустырем летают голуби, и нет этих проклятых броневиков. Здесь мы снова вместе, и живем сами по себе. Пусть нами руководит негодяй Фирсов, он хоть не так противен, как мистер Ричардсон. А что до катастрофы, от которой мы никуда не денемся, которая все равно случится – просто потому, что она уже существует в будущем, то может, как-нибудь и обойдется.
– Проходи, не стесняйся, – подбодрил я Мефодия, однако это ему не помогло.
– Саша… – ошеломленно выдавил он, вцепляясь в вешалку.
Испугавшись за деревянные крючки и душевное здоровье двойника, я бережно довел его до кухни и усадил на свою табуретку. Тихон сунул ему в рот сигарету и заставил затянуться. После нескольких вдохов Мефодий наконец моргнул и зашевелился.
Все, что говорила Лидия Ивановна, оказалось чистой правдой. На подбородке Мефодия торчал жидкий светящийся клинышек, на который хотелось натянуть женские трусы. В остальном он мало отличался от того, что я привык видеть в зеркале. Вот только затравленный взгляд мне совсем не шел.
– Саша, кто это? – Взмолился Мефодий.
– Ты, – Кнутовский выглядел более спокойным. – Я решил, что это ты. Теперь понимаю, что ошибся.
– Продолжайте без меня, – заявил Тихон, вставая из-за стола. – Разбирайтесь тут, выясняйте.
– Где таскался, раззява? – Неожиданно набросился на Мефодия Шурик. – У тебя тут какие-то люди, а ты гуляешь! Ключи, небось, кому не попадя раздаешь. Государство тебя жилплощадью обеспечило – оно ведь и спросить может. Устроил здесь постоялый двор!
– Яблоки покупал.
Подтверждая свое алиби, Мефодий метнулся в прихожую и притащил оттуда полиэтиленовый пакет с мертвыми буквами РОСПОТРЕБКООП.
– Вызывай милицию, – приказал Кнут.
– Нет уж, обойдемся, – возразил я. – Мы у тебя ничего не взяли, разве что покушали немножко.
– А вещи? Ты мою рубашку одел.
– Из-за такой мелочи расстраиваться! Я еще ботинки позаимствую, не босиком же мне идти.
Хозяева времени и пространства начали приходить в себя. Высокая драма плавно низвелась до банальной кражи со взломом, и такой поворот устраивал, кажется, всех. Отдельные неурядицы вроде нашего сходства при желании можно было легко объяснить. Я уже видел в них это желание – втолковать друг другу, что не так уж мы и похожи, что замки в дверях стоят стандартные, что имена нам известны по причине их огромной популярности. Кажется, я даже расслышал их пока еще не высказанные аргументы, неопровержимые доказательства того, что чудес не бывает. Им, хозяевам своего времени, без чудес уютней.
Тишка все еще не проснулся. Тихон нес его на руках, задевая за все углы. Всякий раз, когда мальчик вздрагивал, он тревожно замирал и вслушивался в детское дыхание, но Тишка спал крепко.
– Я еще проверю, не пропало ли чего, – совсем осмелел двойник, однако Шурик велел ему заткнуться и не будить ребенка.
Прощались, как в пошлом кино: местные литераторы вышли проводить нас в прихожую, и Мефодий, расчувствовавшись, презентовал мне старые кроссовки. Затем он подошел к зеркалу и старательно расчесал бородку мелким гребешком. От этого она стала еще прозрачней и еще страшнее.
– Сбрей ты ее на фиг, не позорься, – посоветовал я напоследок.
Расставаться было не жалко.
– Не понравилась версия? – Спросил Тихон вполголоса.
– Компьютер не того цвета. Я лучше что-нибудь другое поищу.
– Другое – это какое?
– Ты сам-то знаешь, куда идешь?
– Нет.
От метро двигалась целая толпа. Люди шли с работы – к горячему ужину, шкодливым детям и одинаково хорошим теленовостям. Они и сами были чем-то похожи, люди. Дурацкой уверенностью в своем дурацком будущем? В том, что завтра, хоть ты тресни, ничего не случится. Просто придет еще один день – серый, никчемный, спокойный. Он подарит еще одни сутки нормальной жизни – и ничего больше. А больше ничего и не надо. Люди твердо знали, что завтра будет похоже на вчера. И я им завидовал.
– Ружьишко далеко спрятал? – Поинтересовался я.
