– А еще я мог бы прикинуться обезьяной… – пробормотал он, переключая программу.
– Забавный случай в Московском зоопарке. Годовалый шимпанзе, сбежавший вчера из вольера…
Тиль крякнул и пошел за кофе. Автомат в номере был паршивый, подстать отелю. В бункер выпала чашка, сверху в нее полилась коричневая бурда.
– Уважаемый пользователь, десять процентов от стоимости этого напитка за вас оплатила компания «Глобал-Фудс», – донеслось из крохотного динамика.
– Я не пользователь. Я сегодня Рихард Мэйн.
Тиль вдруг щелкнул пальцами и, вернувшись к монитору, набрал адрес своего студенческого блога. Сайт не обновлялся бог знает сколько времени, и его могли уже снять, но… могли ведь и оставить.
Страница загрузилась мгновенно – когда Тиль ее создавал, не было еще ни эхозвука, ни безумной квадрографики, да и скорость связи лишь называлась скоростью. Сейчас этот сайт выглядел убого, но он был: с его биографией – до третьего курса, – с его контактными адресами в студенческом городке, с его избранными – тогда, десять лет назад – ссылками и… с чужим портретом.
Тиль прищурился. Не узнать самого себя вряд ли возможно, но это лицо он не узнавал. Были какие-то общие черты, не более того.
Одежда… Да, он вполне мог так одеваться: рубашка на молнии, под ней – красная майка анархиста. Прическа… тоже что-то в этом духе. Неровная челка, закрытые уши, с макушки спускаются несколько отдельных, по-разному выкрашенных прядей. Но морда определенно чужая.
Тиль перешел в галерею и присвистнул. Все было родное: пьянки-гулянки, студенческие марши какого- то-там-протеста, лодки и велосипеды, друзья и подруги, и везде – тот самый парень с титула. Владелец заброшенного блога. Тиль Хаген, значит…
Страницы на экране были кем-то
Форвертс не всесилен, и его давно должны были выловить. Его искали на материках и на островах, в городах и поселках – везде, где живут хоть какие-то люди. Загоняли в угол, посылали за ним спецназ, прочесывали целые кварталы. Тратили средства, отрывали от работы специалистов… И при этом заменили в сети его фотки – чтобы кто-нибудь случайно не опознал.
Через экран протянулась красная полоса, и Тиль без особого удивления прочел:
«ВНИМАНИЕ! Если Вам известно местонахождение Тиля Хагена, Вы обязаны немедленно сообщить об этом по любому из анонимных каналов. В противном случае Вы понесете ответственность за укрывательство».
Текст полз в четыре строки, на четырех языках. Перестраховались, хватило бы и двух – человеку, не владеющему ни русским, ни немецким, в Европе делать нечего.
У Тиля возникла дикая идея отбить свой адрес в отеле, вплоть до этажа и номера. Он попробовал угадать, к чему это привело бы, но на пустые фантазии форвертс отзывался редко.
Покинув гостиницу, он остановил такси и сразу показал водителю новенькую сотню.
– Видно, не на Арбат поедем… – предположил тот.
– Мытищи.
– Так это…
– «Это» – сверху счетчика, – сказал Тиль, припечатывая банкноту к приборной панели.
Жизнь в Славянском Содружестве научила его разговаривать кратко, но конструктивно. Порой ему становилось муторно, но он любил и эту страну, и этих людей. Причина была простая, как яблоко, однако вспоминать о ней не хотелось.
Машина затормозила у трехэтажного кирпичного барака. Тиль расплатился карточкой Вольфа Шнайдера и, когда такси отъехало, бросил ее в лужу. Прямо на дороге оказалась шикарная лужища, целое болото – мутное и, судя по амбре, регулярно пополняемое из канализации.
Сергея Максимова он застал дома. Полушин давно предупреждал, что с Максимовым не все в порядке, но Тиль и не думал, что непорядок может быть столь глубоким и необратимым.
Серж спился. Спился совсем.
Дверь была не заперта, из-под клеенчатой обивки торчала подпаленная вата. Тиль прошел по темному коридору, ударился – несмотря на форвертс – головой обо что-то висящее и вот так, потирая макушку, заглянул в комнату.
Сергей сидел за пустым столом, вероятно – по привычке. Голый пластиковый прямоугольник на шатких ножках был грязен, как и все вокруг. На полу что-то хрустело, под пыльном окном стояла шеренга пинтовых фляжек, по стене брел, не ведая страха, рыжий таракан. Максимов не контрастировал: на нем были только ветхие штаны и прорванные шлепанцы. Тонкие складки живота напоминали грустную улыбку, а груди, как у старой кормилицы, превратились в два кожаных треугольника. Ему было всего тридцать пять.
– Серж… – выдавил Тиль.
Максимов узнал его сразу. Как ни странно.
– О-о!.. Тили-Тили! Какие гости!..
– Здравствуй, Серж, – сдержанно ответил он.
– Привет-привет! – Максимов резво поднялся и придвинул ему стул. Руку он почему-то не протянул. Тиль не настаивал.
– Федора убили…
– Федю? Да-а… Эх, Федя-Федя!.. – Сергей поскреб спину. – Да-а…
Максимова заботило лишь одно. И ничего больше. Вообще ничего…
– Да-а… – Сергей бестолково помыкался по комнате. – Ты это… при деньгах? А то бы… Федя-то… Как же, а?..
– Садись, – велел Тиль.
Тот послушно опустился рядом.
– С кем из наших поддерживаешь…
– …отношения, – все же договорил Тиль.
– Из ваших? – озаботился Максимов. – А, из на-аших!.. Да как тебе сказать…
– Ясно. – Он встал и посмотрелся в мутное стекло монитора. – Как живешь, Серж? Хотя… это тоже ясно.
– Нормально живу, а что? Просто сейчас… то есть, в данный момент… Полушин-то!.. – вспомнил он. – Нехорошо ведь. Надо бы… а?.. По-человечески надо.
– Конечно… – проронил Тиль. – Что впереди видишь?.. Могила. И очень скоро.
– Работать пошел бы, если крупье обыграть уже не можешь.
– Работать?! – взвился Максимов. – Да где ж мне работать-то? Нету вакансий. Все приличное давно занято.
– А что для тебя «приличное»? Ты ногти когда стриг? Или ты ими закусываешь? Ничего приличней мусорного бачка тебе и не доверят.
– И ты… – сокрушенно произнес Сергей. – Учишь, ага… – Он наконец понял, что его намеки пропускают мимо ушей, и не выдержал: – Денег-то дай?.. У тебя же полно. Помянем. Федю-то. А?..
– Лечиться не пробовал?
– А чего мне лечиться? Я не болею. За водкой схожу? – добавил он невпопад. – Пять евро. Лучше