– Чашку кофе, – сказал Матвей официантке. – У вас хороший?
– Есть «Чибо», есть «Нескафе». Какой будете заказывать?
– Мне пожалуйста… – он вдруг замолчал.
Тиреев взял трубку и ткнул в «повтор».
– Алле, Миша? Ну что там?.. Как это – еще не решили?! Да я же… Да ты… Да?.. Ладно, подожду. Только не долго!
– Что? – обронила официантка. – Повторите, будьте добры.
– Мне бы… мне… – Матвей снова замялся.
– Алле! Петр Петрович, здравствуйте, я по тому же вопросу. – Тиреев охлопал карманы и, разыскав зажигалку, прикурил. – Как?.. Пятьсот – дорого?! Двадцать пять упоминаний, строго в позитивном контексте! Что?.. Тридцать упоминаний! Все равно дорого?! Для «Чибо» дорого, или для меня?.. Понятно. Петр Петрович, может, вам напомнить, сколько стоит один показ ролика? Ах аудито-ория… А у меня кто – покойники? У меня тоже аудитория! Ах тира-аж… Ну тираж. А что – тираж? Хорошо, четыреста пятьдесят… Хорошо, четыреста… Да вы с ума сошли! И вам – того же!
– Мне… – Матвей нахмурился. – Мне бы чашечку…
Официантка вздохнула и переступила с ноги на ногу. Торопить клиента правила не позволяли: это было самое шикарное заведение в городе. Нет, пожалуй, во всей стране – чтобы не сказать большего.
– Я выпью чашечку… – бубнил Матвей. – Я, наверно, выпью…
– Алле, Миша?.. Еще нет? – Тиреев чихнул прямо в трубку, словно надеялся забрызгать Мише лицо. – Если это влияет, я готов… Четыреста пятьдесят. То есть, четыреста. Сорок упоминаний, все сугубо позитивно. Со-орок. Считай сам: по чирику за раз. Ты прикинь, во что я текст превращаю: не роман, а сплошная кофеварка! У него же сердце остановится, у этого… – Тиреев торопливо взглянул на экран, – Матвея. У меня Матвей такой, да… Герой, да… Ду-умать?! О чем думать-то? По чирику! Где дешевле? В газете и то больше возьмут! Блок?.. Цветной?.. Это проблема, да… Логотип?! Ну куда я ваш логотип-то?.. Ладно, подожди.
Он сделал две быстрых затяжки и набрал новый номер.
– Сергеич, привет, такая тема: ты мне облогу намалевал, или нет еще? И что у меня там? Ба-аба?.. Хорошая?.. Проси-ил, проси-ил… – Тиреев заулыбался. – Точно хорошенькая? Блондинка? А то в прошлый раз ты мне такую выдру… Сергеич, я чего звоню-то… Да, опять. Да… Маленький. Логотипчик. В углу где-нибудь. В уголке. Ма-аленький такой. Ну не то чтоб совсем уж маленький… Да. Да, Сергеич… Ско- олько?! Да я сам столько не… Что?.. Ну Сергеич, ну родной… Гори в аду! – прошипел он.
Официантка наблюдала за скитаниями мухи вокруг плафона. Наконец мухе надоело, и она замаскировалась на пестром потолке.
Матвей потер лоб и принужденно кашлянул.
– Алле? Петр Петрович? Снова Тиреев беспоко… Уже решили? Ну слава бо… Нет?.. Как – нет?! И это у вас называется решением? А-а-а… если триста? Всего триста за целых пятьдесят упомина… в сугубо положи… Да нет, Петр Петро… Да как ты с людьми разговариваешь?! – рявкнул он в пиликающую трубку.
Официантка мысленно исполнила песню «Гуд бай, Америка» – всю, вплоть до затухающего вдали соло на саксофоне, и принялась за «Комарово». Чаевые сегодня капнули хорошие, а до конца смены оставалось уже не много.
Матвей сломал в кулаке сигарету неопределенной пока марки и тяжело посмотрел в сторону.
– Долго это будет продолжаться? – спросил он вполголоса. – Всю душу мне вымотал, гнида!
Тиреев чихнул и нервно зашарил по карманам.
– Может, водочки? – осведомилась официантка.
– Водочки! – воскликнул Матвей. – Конечно, водочки! А какая у вас? – испуганно добавил он.
Зажигалка нашлась на столе. Возле телефонной трубки.
Официантка облизнула пересохшие губы и, слепив за спиной кукиш, ответила:
– Не помню. Просто водка. В графине. Хотите?
– Да! – горячо произнес Матвей. – Девушка! – крикнул он ей вслед. – А что вы делаете сегодня вечером?
«Паш-шел ты! – подумала она. – Мужу носки стираю, ясно?»
– «Ариэлем» или «Тайдом»?
Официантка обернулась и, посмотрев так, как не смотрят даже в кино, сказала:
– Руками.
