священным долгом помочь ему в тяжелой зздаче, выпавшей на его долю. Ее влияние на Государя было очень велико, но почти всегда гибельно. Она сделала из политики вопрос чувства и личного предпочтения и слишком часто руководилась симпатиями или антипатиями своими собственными, или своих окружающих. Импульсивная по природе, Императрица была подвержена увлечениям, благодаря которым она оказывала самое полное доверие тем, кого считала искренно преданными стране и династии, так было с Протопоповым.
Государь стремился быть справедливым и делать добро. Если он и не всегда достигал этого, то вина лежит всецело на тех, которые всячески старались скрыть от него правду и совершенно отдалить его от народа. Все его великодушные начинания разбивались о пассивное сопротивление всесильной бюрократии или заведомо не исполнялись теми, кому он доверял проведение их в жизнь. Он считал, что личная инициатива человека, как бы могущественна и гениальна она ни была, ничто в сравнении с высшими силами, которые руководят событиями. Отсюда проистекала его своего рода мистическая покорность судьбе, которая его побуждала скорее подчиняться обстоятельствамь, чем руководить ими. Это одна из отличительных черт русской души.
Созданный для семенной жизни, он был бы вполне счастлив, если бы мог жить, как простой смертный, но он покорился своей участи, и с полною покорностью принял на себя непосильную для человека задачу, возложенную на него Богом. Он любил свой народ и свою родину всеми силами своего существа; он больше всех любил самых смиренных из своих подданных — мужиков, долю которых он искренно жалаль улучшить. Трагична судьба этого монарха, который в продолжение всего своего царствования стремился лишь к тому, чтобы приблизиться к своему народу, и которому так и не удалось найти возможности это сделать. Правда, его тщательно охраняли и притом именно те, в чьих интересах было помешать ему в этом.[62]
Глава XVII. Как смотрели на революцию в Александровском дворце. Возвращение Государя в Царское Село
Пока драматические события, описанные мною выше, развертывались во Пскове и Могилеве, Государыня с детьми, оставшись в Александровском дворце, переживала часы невыразимой тревоги.
Как мы это видели, Государь лишь после долгих сомнений, уже сильно встревоженный, решился покинуть Царское Село 8 марта, чтобы поехать в ставку.
Его отъезд особенно удручил Государыню, так как к опасениям, которые вызывало политическое положение, присоединялись еще опасения, которые внушало ей здоровье Алексея Николаевича. Цесаревич уже несколько дней лежал в постели: у него была корь, и положение его ухудшилось вследствие различных осложнений. К довершению несчастья, три великих княжны заболели в свою очередь, и одна Мария Николаевна могла помогать своей матери.
10 марта мы узнали, что в Петрограде вспыхнули беспорядки и что между полицией и манифестантами уже были кровавые столкновения.
Произошло это вследствие того, что за последние дни недостаток продовольствия вызвал сильное недовольство в кварталах, где жило простонародье. Собрались толпы, которые направились по улицам города, требуя хлеба.
Я понял, что Ее Величество была очень озабочена, так как, отступая от своей привычки, она заговорила со мною о политических событиях и сказала, что Протопопов обвиняет социалистов в желании, путем деятельной пропаганды среди железнодорожников, помешать подвозу продовольствия в город, чтобы возбудить народ к революции.
11 марта положение внезапно стало крайне критическим. Самые тревожные известия приходили к нам одно за другим. Волнение захватывало центр города, и войска, которые уже накануне были привлечены для поддержания порядка, оказывали лишь слабое сопротивление.
Я узнал также, что был опубликован указ Государя о перерыве сессии Думы, но что, ввиду серьезности переживаемых событий, Дума решила не подчиняться ему и приступила к организации исполнительного комитета, поручив ему восстановление порядка.
На следующий день вооруженная борьба возобновилась с еще большим ожесточением, и мятежникам удалось захватить арсенал. К вечеру мне телефонировали из Петрограда, что запасные части многих гвардейских полков, как то Павловского, Преображенского и др., присоединились к восставшим. Эта новость как громом поразила Императрицу. Уже накануне она была в сильном беспокойстве и отдавала себе отчет в неотвратимости опасности.
В течение этих двух дней она по очереди проводила время в комнатах Великих Княжон и Алексея Николаевича, состояние здоровья которого еще ухудшилось. Она старалась скрыть от больных терзавшую ее смертельную тревогу.
13 марта, в 9 1/2 часов утра, когда я входил к Цесаревичу, Императрица сделала мне знак следовать за нею в соседнюю залу. Она мне объявила, что столица фактически в руках революционеров и что Дума образовала Временное правительство, во главе которого стоит Родзянко.
— Дума оказалась на высоте положения, — сказала она, — мне кажется, что она поняла наконец опасность, грозящую стране, но я боюсь, как бы это не было слишком поздно: образовался комитет из революционеров-социалистов, который не хочет признавать власти Временного правительства. Я только что получила от Государя телеграмму, в которой он извещает о своем прибытии к 6 часам утра. Но он желает, чтобы мы покинули Царское Село и переехали в Гатчину[63] или чтобы мы выехали к нему навстречу. Прикажите все приготовить на случай отъезда Алексея.
Приказания отданы. Ее Величество находится в тревожной нерешительности. Она дала знать Родзянко о тяжелом состоянии Цесаревича и Великих Княжон. Родзянко ответил: «Когда дом горит, из него прежде всего выводят больных».
В 4 часа доктор Деревенко возвращается из госпиталя и объявляет нам, что весь петроградский железнодорожный узел уже занят революционерами, что мы не можем выехать и что очень маловероятно, чтобы Государь мог сюда доехать.
Вечером, около 9 часов, ко мне входит баронесса Буксгевден. Она только что узнала, что царскосельский гарнизон взбунтовался, и на улицах стреляют. Надо предупредить Императрицу, которая находится у Великих Княжон. Как раз в эту минуту она выходит в коридор, и баронесса ставит ее в известность о том, что происходит. Мы подходим к окнам и видим, как генерал Рессин с двумя ротами сводного полка занимает позицию перед дворцом. Я замечаю также матросов гвардейского экипажа и конвойцев. Ограда парка занята усиленными караулами, которые находятся в полной боевой готовности.
В эту минуту мы узнали по телефону, что мятежники продвигаются в нашем направлении и что они только что убили часового в 500 шагах от дворца. Ружейные выстрелы все приближались, столкновение казалось неизбежным. Императрица была вне себя от ужаса при мысли, что кровь прольется на ее глазах, и вышла с Марией Николаевной к солдатам, чтобы побудить их сохранять спокойствие. Она умоляла, чтобы вступили в переговоры с мятежниками. Наступает решающая минута. Тревога сжимает все сердца. Неосторожность может вызвать рукопашную схватку и резню. С обеих сторон выступают офицеры, и начинаются переговоры. Слова их бывших начальников и решимость тех, которые остались верны долгу, действуют на мятежников.
Возбуждение понемногу падает, и наконец решают установить нейтральную зону между обеими сторонами.
Так прошла ночь. Утром официальный приказ Временного правительства положил предел этому мучительному положению.
После полудня Ее Величество вызвала Великого Князя Павла Александровича и спросила его, не знает ли он, где Государь. Великий Князь был в полном неведении. На вопросы Государыни о положении он отвечал, что на его взгляд только немедленное дарование конституции может еще предотвратить опасность. Государыня присоединилась к этому мнению, но она была бессильна, ибо с предыдущего дня не могла больше сноситься с Государем.
