Государь ответил ему, что совершенно не боится и что эти добрые люди ему нисколько не мешают.
Среда 18 апреля. — Каждый раз, что мы выходим, нас окружают несколько солдат с винтовками с примкнутыми штыками под командой офицера и следуют за нами по пятам. Мы — точно каторжане среди караульных. Распоряжения меняются ежедневно, — или, может быть, офицеры понимают их каждый на свой лад!
Когда мы возвращались сегодня днем во дворец после нашей прогулки, часовой перед дверью остановил Государя словами:
— Господин полковник, здесь проходить нельзя.
Потребовалось вмешательство сопровождавшего нас офицера. Алексей Николаевич густо покраснел, увидев, как солдат остановил его отца.
Пятница 20 апреля. — Мы теперь гуляем регулярно, два раза в день: утром от одиннадцати до двенадцати и днем от двух с половиною до пяти часов. Мы все соединяемся в полукруглой зале и ждем, пока караульный начальник отопрет нам двери, ведущие в парк. Мы выходим — дежурный офицер и солдаты следуют за нами по пятам и окружают место, где мы останавливаемся для работы. Императрица и Великие Княжны Ольга и Мария еще не выходят из комнат.
Воскресенье 22 апреля. — Запрещено доходить до пруда: мы должны оставаться около дворца и не выходить из отведенного для нас пространства. Мы замечаем издали толпу любопытных, желающих нас разглядеть.
Среда 25 апреля. — Керенский опять приехал во дворец. Доктор Боткин воспользовался этим случаем, чтобы спросить его, нельзя ли переправить императорскую семью в Ливадию ради здоровья детей. Керенский отвечает, что в данное время это совершенно невозможно. Вслед за тем он пошел к Их Величествам, где оставался довольно долго. Отношение Керенского к Государю уже не то, что было вначале: он уже не принимает позы судьи. Я уверен, что он начинает понимать Государя и подпадает под его нравственное обаяние; это случается со всеми, кто к нему приближается. Керенский просил газеты прекратить травлю, которую они ведут против Государя и особенно против Государыни. Эти клеветы только подливают масло в огонь. У него есть чувство ответственности за заключенных. Однако ни слова о нашем отъезде за границу. Это показывает его бессилие.
Воскресенье 29 апреля. — Вечером длинный разговор с Их Величествами насчет уроков Алексея Николаевича. Надо найти какой-нибудь выход, раз у нас нет больше преподавателей. Государь возьмет на себя историю и географию, Государыня — закон Божий, баронесса Буксгевден — английский язык, г-жа Шнейдер — арифметику, доктор Боткин — русский язык, а я — французский.
Понедельник 30 апреля. — Сегодня Государь приветствовал меня словами: «Здравствуйте, дорогой коллега!» — Он только что дал первый урок Алексею Николаевичу. То же спокойствие и желание оказать ласку всем, разделяющим его тяжелую участь. Он для всех нас пример и ободрение.
Я дал Татьяне Николаевне на прочтение ее родителям статью из газеты «Journal des Debats», подписанную А. Г. (Август Гавен), от 18 марта 1917 г.
Чувствуется, что режим, которому нас подвергают, становится более строгим.
Вторник 1 мая. — Россия в первый раз празднует 1 мая. Мы слышим гром музыки и видим, как вдоль ограды парка проходят длинные шествия манифестантов.
Сегодня вечером Государь вернул мне «Journal des Debats», в котором говорится об его отречении. Он мне сказал, что Императрица и он с удовольствием прочли статью, в которой стараются быть справедливыми по отношению к нему и тон которой так сильно расходится с тоном английских газет.
Четверг 3 мая. — Государь сказал мне вечером, что известия за последние дни очень плохи. Крайние партии требуют от Франции и Англии заявления о желании заключить мир «без аннексий и контрибуций». Число дезертиров все увеличивается, и армия тает. Будет ли иметь Временное правительство силы продолжать войну?
Государь с живейшим интересом следит за событиями. Он обеспокоен, но надеется, что страна спохватится и останется верна союзникам.
Воскресенье 13 мая. — Вот уже второй день, что мы разбиваем огород на одной из полян парка. Мы начали с того, что сняли дерн, который переносим на носилках и складываем в кучи. Все принялись за работу: Царская Семья, мы и прислуга дворца, которую с некоторых пор выпускают на прогулку вместе с нами. Даже несколько солдат караула пришли нам помочь! У Государя последние дни очень озабоченный вид. Он сказал мне, возвращаясь с прогулки:
— Оказывается, Рузский подал в отставку. Он просил перейти в наступление (теперь просят — уже больше не приказывают!), но солдатские комитеты отказались. Если это правда, то это конец! Какой позор! Защищаться, а не наступать — это равносильно самоубийству! Мы дадим возможность раздавить наших союзников, потом настанет наша очередь.
Понедельник 14 мая. — Государь вернулся к нашему вчерашнему разговору и добавил:
— Что дает мне маленькую надежду, это то, что у нас любят преувеличивать! Я не могу поверить, чтобы на фронте армия была такой, как говорят: в два месяца она не могла пасть до такой степени.
Четверг 18 мая. — Мне кажется, что серьезный правительственный кризис, длившийся уже около двух недель, разрешается. Вести из Петрограда как будто менее плохи. Новому совету министров, в который вошли несколько представителей солдат и рабочих, удастся, быть может, утвердить свой авторитет. Пока анархия повсюду растет.
Суббота 19 мая. — День рождения Государя (сорок девять лет). Обедня и поздравления.
Воскресенье 27 мая. — С некоторых пор выдают очень мало дров, и всюду страшно холодно. Нарышкина (гофмейстерина Ее Величества) заболела, и ее сегодня увезли, так как ее здоровье требует ухода, которого ей здесь дать нельзя. Она в отчаянии, что покидает нас, так как знает, что ей не позволят вернуться во дворец.
Суббота 2 июня. — Мы продолжаем ежедневно работать на огороде. Мы его поливаем из бочек, которые возим по очереди.
Воскресенье 10 июня. — Несколько дней тому назад дети играли на своем острове (искусственный остров среди маленького озера). Алексей Николаевич играл с маленьким ружьем, которым очень дорожит, так как это ружье Государь получил от отца, когда был ребенком.
Один из офицеров подошел к нам и предупредил меня, что солдаты решили отнять у Цесаревича его ружье и что они сейчас придут его взять. Услыхав это, Алексей Николаевич положил свою игрушку и подошел к Государыне, сидевшей на лужайке в нескольких шагах от нас. Минуту спустя подошел караульный офицер с двумя солдатами и потребовал, чтобы ему сдали требуемое ими «оружие». Я пытаюсь вступиться в это дело и объяснить им, что это не ружье, а игрушка. Напрасный труд — они отбирают его. Алексей Николаевич начинает рыдать. Его мать просит меня еще раз попробовать уговорить солдат, но это мне снова не удается, и они уходят со своим трофеем.
Полчаса спустя дежурный офицер отзывает меня в сторону и просит сказать Цесаревичу, что он в отчаянии от того, что ему пришлось сделать. После бесплодных попыток уговорить солдат он предпочел придти с ними сам, во избежание возможности грубых выходок с их стороны.
Полковник Кобылинский[66] остался очень недоволен, узнав об этом происшествии, и по частям вернул ружье Алексею Николаевичу, который им теперь играет только в своей комнате.
Пятница 15 июня. — Мы закончили несколько времени тому назад наш огород, который стал великолепен. У нас есть все решительно овощи и пятьсот кочанов капусты. Служащие тоже разбили огород по другую сторону дворца; они разведут в нем то, что им вздумается. Мы ходили, в том числе и Государь, помочь им пахать землю.
Теперь, когда мы закончили садовые работы и чтобы занять свободное время, мы попросили и получили разрешение срубить сухие деревья в парке. Мы переходим с места на место вместе с караулом. Мы становимся довольно ловкими дровосеками и сделаем таким путем запас дров на будущую зиму.
Пятница 22 июня. — Так как у Великих Княжон после болезни сильно падали волосы, им наголо обрили головы; когда они выходят в сад, то надевают шляпы, сделанные, чтобы скрыть
