Кто-нибудь из Парамоновых, наверно, продолжает жить там. Это — хорошая семья, я рассказывал тебе… Они помогут тебе устроиться. Ну, не надо плакать… Веруся! Слышишь? Мы встретимся, встретимся!
Удары гонга повторились.
— Надо идти… Пойдем, Веруся, и будем крепиться оба!
Он бережно взял девушку под руку и довел до входа в барак № 6, где уже стоял, расставив ноги, американский сержант и, точно проводник у дверей вагона, отмечал в книжке каждого возвращающегося с работы.
— Помни же: Беловодская, 48! — крикнул Кузьмин на прощанье.
— Помню! — И обернувшись в дверях, Верочка в последний раз махнула ему рукой.
…Когда Кузьмин подходил к своему бараку, он увидел у входа двух солдат и рядом с ними человека в штатском — переводчика, служившего в комендатуре.
— Господин Кузьмин, вас вызывает комендант, — сказал он с вкрадчивой улыбочкой и, понизив голос, прибавил: — Могу вас порадовать. К нам приехал русский майор. Он хочет говорить с вами…
2. РАЗГОВОР С МАЙОРОМ
С бьющимся от радости сердцем перешагнул Кузьмин порог комендантского кабинета и сразу же увидел майора: он сидел за маленьким столом, очевидно, нарочно поставленным посреди кабинета, и рассматривал лежащие перед ним бумаги. Услышав шум отворяющейся двери, он поднял голову и встретил Кузьмина пристальным, изучающим взглядом серых, очень светлых глаз.
— Ваша фамилия, имя… от-тчество? (на последнем слове майор слегка запнулся). Спокойнее, товарищ, прошу вас! — предостерегающе поднял он руку, видя, что вошедший так и рванулся к столу. — Мы здесь не одни.
Тут только Кузьмин увидел коменданта лагеря. Полковник сидел поодаль, развалясь в низком кожаном кресле, и с видом полного безразличия разглядывал струйку дыма, подымавшуюся от его сигары. Переводчик, войдя вслед за Кузьминым, встал и замер рядом с комендантским креслом.
— Итак, вас зовут? — повторил свой вопрос майор и, как показалось Кузьмину, ободряюще улыбнулся.
— Кузьмин, Михаил Евграфович… товарищ майор!
— Очень хорошо. Подтвердите, прошу вас, что это заявление о желании возвратиться в Россию подписано вами.
И майор, не вставая, протянул Кузьмину через стол листок, на котором, в числе других, тот узнал и свою подпись.
— Да, это писали мы… Я и мои товарищи из барака № 4. Писали больше полгода назад… Мы хотим вернуться на родину! Товарищ майор! Мы несколько раз писали… Нас держат как арестантов (Кузьмин задохнулся от волнения). По какому нраву? Мы — советские граждане, мы требуем…
В эту минуту полковник задвигался в своем кресле и что-то быстро заговорил, проглатывая окончания слов. Переводчик, согнувшись в почтительной позе, выслушал до конца и повернулся к майору:
— Господин полковник доводит до сведения господина майора, что некоторые из тех, чьи подписи значатся на этом заявлении, лично обращались к нему и просили командование войск США предоставить им убежище, так как опасаются преследования со стороны советских властей. Возможно, что это коллективное заявление написано под угрозой какого-либо агитатора…
— Ложь! — перебил Кузьмин. — Товарищ майор! Никто нас не агитировал! Это они сами ведут в лагере свою агитацию. Вот, прочитайте, что написано тут про нас, про Советский Союз! — Он порылся в кармане, достал смятый листок и, расправив, положил его на стол перед майором. — Нам нечего бояться! Мы не совершили никакого преступления… Это наше несчастье, что мы попали сюда…
— Товарищ Кузьмин, прошу вас говорить спокойнее. Я для того и прислан, чтобы выяснить все обстоятельства вашего пребывания в лагере… Судя по документам (майор положил руку на лежащие перед ним бумаги), вы не являетесь военнопленным. Это правда?
— Да…
— И все же находились на территории Германии. Что же, в таком случае, побудило вас оставить Россию? Отвечайте точнее, это необходимо и мне, и господину коменданту.
— Товарищ майор! Ведь вы же знаете, что фашисты насильно угоняли наших людей в Германию. Таких, как я, тысячи… Нас заставляли работать…
— Прошу прощения, — вмешался в разговор переводчик, — господин полковник просит напомнить господину Кузьмину, что при опросе он назвался работником одного советского завода и, следовательно, имел в свое время полную возможность эвакуироваться.
— Да, это правда, я поступил на завод, но работать мне не пришлось… я могу объяснить…
Майор встал из-за стола и, подойдя к Кузьмину, дружески взял его под руку.
— Дорогой товарищ! Вы видите, как наши друзья-американцы беспокоятся, чтобы на родине с вами не случилась какая-либо беда. Поэтому расскажите нам подробнее о себе; не волнуйтесь, сядьте вот сюда и рассказывайте. Вот так! Хотите закурить?
— Спасибо, товарищ майор… Я не курю.
Кузьмин опустился в подставленное ему майором кресло и только сейчас почувствовал во всем теле страшную усталость; колени его дрожали, в ушах стоял шум… Но он превозмог слабость и начал свой рассказ.
Рассказ был короток. Весной сорок первого года Кузьмин закончил институт и получил направление на машиностроительный завод в одном из подмосковных районов. Оформившись на работу, собирался использовать полагавшийся ему месячный отпуск, чтобы навестить родственников, проживавших на Смоленщине. В дороге заболел воспалением легких и больше двух месяцев пролежал в больнице города Рославля. Когда же встал на ноги, — весь этот район был уже оккупирован немцами. До родного села ему так и не удалось добраться; по слухам, оно было сожжено дотла.
— Когда я вышел из больницы, гитлеровцы сразу же взяли меня на учет… И вскоре угнали в Германию. Я знаю, мне следовало бы попытаться перейти фронт… или уйти в партизаны… но я не сумел. Я был очень слаб после болезни… вы должны понять меня, товарищ майор!
Во все время рассказа майор слушал чрезвычайно внимательно, то и дело отмечая что-то в своем блокноте. Раз только он прервал Кузьмина, попросив подробнее сказать о заводе, на котором ему предстояло работать.
— Это завод сельскохозяйственных машин, — отвечал Кузьмин. — Он выпускал сложные молотилки и различные зерноочистительные машины.
Майор обратился к переводчику:
— Скажите господину коменданту, что комиссия не видит причины, мешающей возвращению этого молодого человека в Советский Союз.
Комендант что-то пробурчал, утвердительно кивнув.
— Итак, товарищ Кузьмин, могу вас поздравить. Скоро вы будете на родине и сможете снова получить работу на вашем заводе… Кстати, у вас не сохранилось ли каких-либо документов, удостоверяющих вашу личность?
— Какие же могут быть документы, товарищ майор! Когда я лежал в больнице, все мои бумаги хранились в канцелярии… и немцы, очевидно, захватили их. Я получил только справку из фашистской комендатуры.
— Жаль, очень жаль. Но, может быть, вы назовете кого-нибудь из работников завода, кто хорошо знает вас?
— Я же говорил вам, что работать мне не пришлось. Но в отделе кадров должен сохраниться мой личный листок…
— Так, так. Значит, на всем заводе нет никого, кто бы знал вас в лицо? Подумайте, припомните, это очень важно!
— Постойте, постойте… Перед тем как уехать, я зашел к начальнику цеха и провел у него весь вечер…
