звания. Не случайно в донесении Военному совету Брянского фронта Михаил Ефимович писал 11 июля 1942 года:
«Все бригады 1-го танкового корпуса за большие успехи по разгрому врага заслуживают присвоения им звания гвардейцев и в предстоящих решительных наступательных операциях с честью оправдают это звание.
Прошу вашего ходатайства перед Народным комиссариатом обороны Союза ССР о присвоении 1-му танковому корпусу звание гвардейского корпуса»[104].
Сделать гвардейским 1-й танковый корпус Катукову не удалось: был отозван на другой фронт. Но летом 1942 года его танкисты представляли грозную силу для врага. Немцы даже стали менять тактику при встрече с катуковцами, прятали свои танки за противотанковые батареи или пехоту.
При разборе боевых операций со штабными работниками Катуков не стеснялся отдавать должное немецким командирам, если видел их грамотные и умелые действия на поле боя — маневр, отвод подразделений при сильном артиллерийском обстреле. В одном из боевых распоряжений Михаил Ефимович писал: «Полезно и нам применять такой маневр, предварительно приучив свою пехоту к тому, что отвод танков не отступление, а маневр для сохранения материальной части»[105] .
Но отступление отступлению рознь, неважно, какими мотивами оно было продиктовано, но всегда сопряжено с крупными неприятностями для любого нашего командира и военачальника: вступал в силу приказ НКО Сталина № 227 от 26 июля 1942 года, известный в армии и народе под названием «Ни шагу назад!». Он перекликался с приказом № 270, изданным 16 августа 1941 года. В чем их суть? Оба приказа издавались в тяжелое для страны время, преследовали цель укрепить боевой дух и дисциплину в войсках, указывали на необходимость решительного пресечения проявлений трусости, паникерства, нарушения воинской дисциплины. Несомненно, они сыграли определенную роль в укреплении морального духа и порядка в армии.
И все же на фронте случалось всякое, приходилось и отступать. Но отступление, как писал Катуков, еще не поражение. Если он видел, что надо отвести войска, отводил их. Сохранив материальную часть, перегруппировав силы, генерал неожиданно наносил мощный удар противнику, который потом долго залечивал свои раны. Например, во время развития атаки 6 июля 1942 года на рубеже Дробышево — Юдино — Красный — Усть-Юрское несколько раз приходилось отводить части 1-го и 16-го корпусов, однако немцев удалось разбить, вклиниться в их передовые линии и удерживать занятую территорию в течение нескольких дней[106].
Успех группы надо было непременно закрепить, и Катуков со своим штабом приступил к разработке планов нового наступления. Только наступать пришлось уже на другом участке. На фронте неожиданности случаются часто. Пришел приказ Военного совета Брянского фронта передать позиции в районе Ломигоры, Большая Вершина, Большая Ивановка 16-му танковому корпусу и 15-й стрелковой дивизии, а части 1-го танкового корпуса переместить по тылам 15-й армии на восток. Это связано было с тем, что противнику удалось прорвать нашу оборону на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов на глубину до 80 километров и вплотную подойти к Дону и Воронежу.
На фронт приехал представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал-полковник А. М. Василевский. Ему поручено было организовать контрудар 5-й танковой армии Лизюкова совместно с приданными ей 7-м, 1-м и 16-м танковыми корпусами по группировке «Вейхс». Войскам ставилась задача: перерезать коммуникации противника, сорвать переправу через Дон, разгромить его части.
19 июля 1942 года, завершив марш, 1-й танковый корпус сосредоточился в районе Каменки, Килово, Большая Верейка, Муравьевка, Суриково, Озерки. Первым делом предстояло провести техосмотр материальной части, ремонт, организовать разведку позиций противника.
Военный совет фронта поставил перед Катуковым конкретную задачу: действуя на участке 340-й и 193-й стрелковых дивизий, по выходе их на тактическую глубину обороны противника (южный берег реки Сухая Верейка) войти в прорыв на участке Хрущево — Лебяжье, уничтожить артиллерию, резервы и штабы противника, овладеть районом Руда, Сомово, Гремячье и развить наступление на юг, обходя села Землянки и Кондрашовку[107].
Все шло по намеченному плану, стрелковые дивизии готовили на Сухой Верейке десять переправ, по которым должны были пройти танки и другая техника. И вдруг у командира корпуса открылась старая болезнь. Врачи настаивали на госпитализации. Михаил Ефимович в госпиталь ехать отказался, руководил боями со своего командного пункта[108].
Начальник штаба Кравченко, обеспокоенный болезнью командира корпуса, хотел уведомить об этом командира оперативной группы войск генерал-лейтенанта Н. Е. Чибисова, которому в это время подчинялся 1-й танковый корпус. Катуков воспротивился: немцы лезут на всем участке, потерплю, не впервой.
Решая поставленную задачу, Катуков вводит в прорыв свои бригады в таком порядке: 49-я танковая наступает в первом эшелоне на участке 340-й стрелковой дивизии, форсирует под прикрытием пехоты реку Сухую Верейку в районе Хрущево, овладевает селами Руда и Гремячье; 1-я танковая бригада на участке 193-й дивизии форсирует реку в районе Лебяжье и овладевает Сомовом и Большой Трещовкой; 1-я мотострелковая наступает из Перекоповки во втором эшелоне за 49-й танковой бригадой, прикрывает правый фланг корпуса от возможных контрударов противника с запада, обеспечивает успех 1-й гвардейской и 49-й танковой бригад; 89-я танковая (без батальона КВ) оставалась в резерве командира корпуса, но стояла в готовности в Каменке и могла быть брошена в любом Направлении, в зависимости от развития ситуации на фронте[109].
Наступление началось 21 июля. На КП командира корпуса временное затишье. Катуков ждет донесений с передовой линии. Рядом с ним дежурит врач. Первые донесения не радуют. К моменту ввода корпуса в прорыв стрелковые дивизии не сумели преодолеть оборону противника. 540-я дивизия лишь овладела скатами на высоте 213,8, село Хрущево так и осталось в руках немцев. Части 193-й стрелковой дивизии ворвались на северную окраину села Лебяжье, южную — противник прочно удерживал за собой, удерживал и южный берег Сухой Верейки.
Катуков принимает новое решение: приказывает одной роте 1-й гвардейской танковой бригады атаковать высоту 181,8 из района Ломово, остальным силам наступать на Лебяжье. Ответственность за операцию возлагается на комбрига Горелова.
Комбриг Горелов задачу выполнил, взял Лебяжье, но остановился на берегу Сухой Верейки: на минах подорвалось несколько танков. Оказалось, что немцы оставили на местах, удобных для переправы, сплошное минное поле.
В течение ночи саперы занимались разминированием берегов реки, сняли более ста мин. И все же потери для бригады были ощутимые. Она потеряла 12 танков, 6 из них подорвались на минах, 6 — подбиты противотанковой артиллерией[110].
Только на следующий день танки переправились на другой берег реки и совместно с мотострелками завязали бои с противником у села Лебяжье. Медленно продвигалась вперед 49-я танковая бригада. Слабо поддержанная частями 340-й стрелковой дивизии, она переправилась через Сухую Верейку в половине одиннадцатого 22 июля, сразу же повела наступление в южном направлении. Противник оборонялся, стягивая с других участков фронта резервы, в воздухе постоянно висело до 30–40 самолетов.
Корпус все равно продолжал наступать. Катуков торопился завершить операцию: авиационная разведка сообщала, что противник перебрасывает в район Касторной крупные танковые и пехотные силы, до 17 эшелонов прошло в северо-восточном направлении.
На КП позвонил начальник штаба Кравченко и доложил, что немцы повсеместно оказывают ожесточенное сопротивление, на отдельных участках переходят в контратаки, предложил ввести в бой резервную 89-ю танковую бригаду. Катуков согласился с ним, но одну роту приказал все же придержать, опасаясь, что из Ломова немцы могут нанести неожиданный удар.
Андрею Григорьевичу Кравченко в эти дни было присвоено звание генерал-майора. Сообщая эту новость своему начальнику штаба, Катуков весьма сожалел, что не может его поздравить как положено, но выразил надежду, что как только немцы будут отброшены за Сухую Верейку, он выпьет с ним фронтовые сто грамм.
