получила приказ не только отразить атаки противника, но и нанести контрудар с рубежа Луцк — Гоща в общем направлении на Дубно.
В бой вступила и дивизия Катукова. Ее бойцы отчаянно сражались на любом участке фронта, сдерживали немцев, не давая их танковым и механизированным колоннам вырываться на оперативный простор, чтобы развить наступление на Киев. Неожиданным ударом 5-я армия спутала карты немецкого командования. В связи с этим начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер отмечал: «Еще 1.07 западнее Ровно последовало довольно глубокое вклинение русских пехотных соединений из района Пинских болот во фланг 1-й танковой группы войск в общем направлении на Дубно»[4].
Гитлеровское командование планировало разгромить советские войска, находящиеся на Украине, еще до того, как танковая группа генерала Клейста выйдет к Днепру. Выполняя этот план, 6-я полевая немецкая армия совместно с танковой группой Клейста ударила в стык нашим 5-й и 6-й армиям. Введенные в прорыв моторизованные части устремились к Житомиру, после захвата которого они намеревались победным маршем проследовать до Киева.
Танковые и моторизованные дивизии, обученные и укомплектованные молодыми убийцами, напичканные фашистской идеологией о расовом превосходстве немецкой нации, рвались к жизненно важным центрам Советского Союза, уничтожая все на своем пути. В памятке немецкому солдату говорилось: «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны! Уничтожь жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим самым спасешь себя от гибели. Обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навек»[5].
Немцы никак не ожидали, что на границе встретят упорное сопротивление войск Красной Армии. Контрудар механизированных корпусов на линии Луцк — Ровно — Дубно — Броды вынудил 1-ю танковую группу Клейста четверо суток вести оборонительные бои. За это время основные силы Западного фронта были отведены на восток.
В первые дни войны, несмотря на принятые меры, советскому командованию не удавалось создать устойчивый фронт: потеряно было управление войсками, и наладить его пока не удавалось. Противник навязывал нам свою волю. Подразделения, части и целые соединения дрались в окружении, дрались героически. Только одного героизма было мало.
Сражалась в окружении и дивизия Катукова. У бывшей немецкой колонии Гринталь она оказалась в тяжелейшем положении. Рядом держала оборону 35-я танковая дивизия из корпуса Рокоссовского. Под напором сил противника комдив Новиков отвел свои части, не предупредив соседа — Катукова. Фланги 20-й танковой дивизии оказались открытыми, поэтому дрались они в полуокружении, и выходить пришлось через небольшой коридор, простреливаемый со всех сторон вражеской артиллерией. Отрываться от противника предстояло только с боем, который зачастую переходил в рукопашную.
После боя комдив вызвал всех командиров и поставил задачу на очередной переход. Чтобы сохранить оставшиеся гаубицы, он потребовал от начальника артиллерии подполковника К. И. Цикало менять позиции своих батарей буквально через несколько часов. Такие батареи назывались «кочующими». Они создавали у противника впечатление, что он имеет дело с многочисленными артиллерийскими силами русских.
Потеряв танки, Катуков лишился основной ударной силы. Теперь любая «бэтушка» ценилась на вес золота, иногда из окружения прорывались танки из других соединений и попадали в 20-ю дивизию. Комдив использовал их на самых опасных участках, чаще всего в разведке, но если им приходилось сталкиваться с немецкими танками, то экипажу приказано было вести огонь исключительно из засад.
От боя к бою дивизия накапливала опыт. Немцы обычно действовали по шаблону: создав перевес сил, они наносили удар, пробивали брешь в нашей обороне и устремлялись дальше на восток. Катукову же приходилось считаться с реальной обстановкой и часто прибегать к тактическим приемам, которые давали возможность остановить противника или нанести ему существенный урон. Он прикинул: если поставить боевые машины в засаде на самом танкоопасном направлении, рядом замаскировать гаубицы, то в удобный момент можно бить прицельным огнем, и эффект такого удара будет непременно высоким, потери же — минимальными.
Хотя, что говорить, после боев под Клеванью комдив вынужден был признать: «Наши БТ не представляли собой грозной силы, к тому же использовали мы их неправильно. С такими быстроходными, но слабобронированными и легковооруженными машинами нельзя было вступать в открытый бой. Но горький урок не прошел даром, и не только потому, что за каждый наш танк немцам приходилось заплатить несколькими своими, — опыт боев на Украине, в частности именно этот бой под Клеванью, впервые заставил меня задуматься над вопросом широкого использования тактики танковых засад»[6].
Безусловно, первые столкновения с противником заставили многое переосмыслить, пересмотреть, отказаться от общепринятых стереотипов мышления, довоенных установок на ведение боя в обороне и наступлении. Разгром наших армий, отступление, потеря значительной части территории заставляли многих командиров задуматься над тем, почему это произошло. Не раз задавал себе вопрос и Катуков: как могло случиться, что враг захватил Новоград-Волынский, Житомир и другие города Украины? Теперь он рвется к Киеву. Просчеты? Упущения? Как ни прискорбно, но приходится признать — есть тут и то и другое. Но кто виноват в первую очередь — Сталин, Политбюро ЦК ВКП(б), Генеральный штаб? Пока ответа он не находил. Для него ясно было одно: приграничное сражение проиграно, воевать надо учиться по-новому.
Военный человек всегда должен выполнять приказ, но приказ осмысленный, в котором заложены реальные возможности его выполнения. Известно, что в первые дни войны отдавалась масса директив Ставкой, приказов — командованием фронтов, армий, корпусов, дивизий, которые не имели под собой реальной почвы и не могли быть исполнены в должной мере. Например, Ставка Верховного Главнокомандования 1 июля 1941 года спустила директиву: начать ночные внезапные атаки на танки противника, его бронемашины и автотранспорт, оставленные на ночь в деревнях и на дорогах. С этой целью рекомендовалось отступающим частям создавать специальные отряды (до роты включительно), которые должны были уничтожать вражескую технику. Авторы директивы исходили из того, что немцы якобы не способны были отражать ночные атаки, боялись вступать в рукопашный бой.
Для борьбы с врагом хороши были все средства, даже диверсионные отряды. Но их надо было хорошо вооружить. Дивизия же Катукова находилась в это время на скудном пайке: не хватало боеприпасов, продовольствия, обмундирования. Облегчила бы борьбу с противников парочка «тридцатьчетверок» или КВ, но о таких машинах можно было только мечтать. Именно такие танки наводили на немцев страх. Зная это, Катуков приказал своим мастерам делать макеты Т-34 из транспортных машин, обшивая борта фанерой и приделывая к ним деревянные стволы. «Бутафорские» танки ставились где-нибудь у лесочка, чтобы привлечь немцев, в кустах маскировались гаубицы. Удар в таком случае был наверняка.
Два месяца остатки дивизии дрались из последних сил. Комдив неоднократно обращался к вышестоящему начальству, просил дать подкрепление, с десяток танков, пусть даже старых образцов. Не получил ни ответа, ни танков. Спасали положение «прибившиеся» из других частей машины. Иногда в его подчинение попадали артиллерийские батареи, которые тут же бросались в бой.
Корпус Рокоссовского продолжал отступать через Южное Полесье. Горько было сознавать, что не было сил остановить зарвавшегося противника, который своими танковыми клиньями разрезал нашу наспех организованную оборону. Рядом с 20-й дивизией отступала 45-я стрелковая дивизия генерала Г. И. Шерстюка. Часто Катуков и Шерстюк действовали совместно, чтобы не оказаться в окружении. У сел Чеповичи и Владовка им даже удалось разгромить передовые немецкие части 40-й и 44-й пехотных дивизий. Тогда были захвачены трофеи — стрелковое оружие, боеприпасы и артиллерийский дивизион на конной тяге. Пушки из-за отсутствия боеприпасов были взорваны, а лошади были весьма кстати. Эти временные успехи не могли в целом изменить ситуацию даже в этом районе: немцы продолжали наступать по всему фронту, угрожая нашим тылам.
19 августа 1941 года Катуков получил приказ сдать дивизию подполковнику Перерве и прибыть в штаб корпуса. Михаил Ефимович недоумевал: можно ли в таких условиях оставлять дивизию? Однако делать нечего: приказ есть приказ!
С тяжестью на душе Катуков покидал дивизию. Она, конечно, сделала все, что могла. В районе Новоград-Волынского задержала врага десять суток, насмерть билась с 40-й, затем с 42-й немецкими
