Трещовкой; 1–я мотострелковая наступает из Перекоповки во втором эшелоне за 49–й танковой бригадой, прикрывает правый фланг корпуса от возможных контрударов противника с запада, обеспечивает успех 1–й гвардейской и 49–й танковой бригад; 89–я танковая (без батальона «KB») оставалась в резерве командира корпуса, но стояла в готовности в Каменке и могла быть брошена в любом направлении, в зависимости от развития ситуации на фронте.[131]
Наступление началось в 4 часа 30 минут 21 июля. На КП командира корпуса — временное затишье. Катуков ждет донесений с передовой линии. Рядом с ним дежурит врач. Поступают первые донесения, они не радуют. К моменту ввода корпуса в прорыв стрелковые дивизии не сумели прорвать оборону противника, 340–я дивизия лишь овладела скатами на высоте 213,8, село Хрущево так и осталось в руках немцев. Части 193–й стрелковой дивизии ворвались на северную окраину села Лебяжье, южную — противник прочно удерживал за собой, удерживал и южный берег Сухой Верейки.
Тогда командир корпуса принимает новое решение. В 16.00 приказывает одной роте 1–й гвардейской танковой бригады из района Ломово атаковать высоту 181,8, остальными силами наступать на Лебяжье. Комбригу Горелову приказывает:
— Владимир Михайлович, Лебяжье должно быть в наших руках через несколько часов. Тебя поддержит генерал Смехотворов, командир 190–й стрелковой дивизии. Справишься с делом, доложишь!
Горелов выполнил поставленную задачу, взял село, но остановился на берегу Сухой Верейки: на минах подорвалось несколько танков, оказалось, что немцы оставили на местах, удобных для переправы, сплошное минное поле.
В течение ночи саперы занимались разминированием берегов реки, сняли более ста мин. И все же потери были ощутимы. Горелов потерял 12 танков, 6 из них подорвались на минах, 6 — подбиты противотанковой артиллерией противника.[132]
Только в 13 часов на следующий день танковые части переправились на другой берег и совместно с мотострелками завязали бои с противником у села Лебяжье.
Медленно продвигалась вперед и 49–я танковая бригада. Слабо поддержанная частями 340–й стрелковой дивизии, она переправилась через Сухую Верейку в половине одиннадцатого 22 июля, сразу же повела наступление в южном направлении. Противник упорно оборонялся, стягивал с других участков фронта резервы, в воздухе постоянно висело до 30–40 немецких самолетов.
Корпус продолжал наступать. Катуков торопился завершить операцию: авиационная разведка сообщала, что противник перебрасывает в район Касторной крупные танковые и пехотные силы, до 17 эшелонов прошло в северо—восточном направлении.
На командный пункт позвонил Кравченко:
— Противник повсеместно оказывает ожесточенное сопротивление. Считаю, Михаил Ефимович, пора вводить в действие наш резерв, 89–ю танковую бригаду.
— Согласен, генерал. Но одну роту все же придержи. Немцы из Ломова могут нанести неожиданный удар.
Начальнику штаба в эти дни было присвоено звание генерал—майора танковых войск, вскоре он станет командовать крупным танковым соединением, а пока он прилагал усилия по организации наступления в районе Высочино, Хрущево, Гремячье, Сомово, Большая Трещевка.
Несколько дней подряд на степных просторах Придонья шли тяжелейшие бои, по масштабам своим несравнимые ни с мценскими, ни с подмосковными. Катуков инстинктивно чувствовал, как противник вырывает у него инициативу наступления, сдерживает его, вводит в действие свежие части. Прорвав оборону стрелковых дивизий, немцы к исходу дня 25 июля вышли на рубеж Суриковы Выселки — Ломово, одновременно повели наступление на Сомово, Большую Трещевку, Лебяжье, Хрущево. Стрелковые части уже дрались в полуокружении.
Для парирования удара противника Катуков бросает в бой все имевшиеся в его распоряжении резервы. Когда и это не помогает, он принимает решение под покровом ночи 26 июля вывести из села Лебяжьего 1–ю гвардейскую и 1–ю мотострелковую бригады, оставив там небольшое прикрытие. О принятом решении было сообщено командующему 38–й армией Н.Е. Чибисову.
Михаил Ефимович, забыв о своей болезни, практически не покидал КП, пока не получил донесение о выводе из—под удара танковых и мотострелковых частей. Обнаружив уход наших войск, противник усилил нажим на 49–ю и 89–ю танковые бригады, которые, прикрывшись арьергардами, прорывались на Большую Верейку.
В этот день все части 1–го танкового корпуса по приказу штаба фронта были выведены из района Лебяжье и заняли оборону на рубеже Крещенка — окраины Фомино—Негачевка.[133]
Неудачу Катуков переживал особенно остро. Были невосполнимые потери людей и техники. Потери могли быть во сто крат больше, не прими он решение об отводе войск до того, как оно последует свыше. О причинах неудачного наступления говорилось потом много — в приказах по корпусу, армии и фронту. Были сделаны и соответствующие выводы, суть которых сводилась к следующему: наступление не было как следует подготовлено, танки оказались без артиллерийской и авиационной поддержки, пехотные части не обеспечили прорыв обороны противника.
Что это — просчеты командования? Да. Иначе как можно объяснить, что прорвавшимся вперед частям 1–го и 2–го танковым корпусам не была оказана поддержка другими соединениями, скажем, действовавшими рядом 7–м танковым корпусом генерал—майора П.А. Ротмистрова и 11–м танковым корпусом генерал—майора И.Г. Лазарева. Их роль при прорыве противника сводилась лишь к его сдерживанию.
В докладе о ходе боев 1–го танкового корпуса 21–27 июня Катуков писал: «В результате невыполнения задач прорыва обороны стрелковыми дивизиями, самостоятельного прорыва танковыми бригадами переднего края, темп наступления был замедлен, противник, закрепившись на новых рубежах, подтянул резервы, нащупал слабое место в обороне 284–й и 540–й стрелковых дивизий, нанес решающий удар во фланг ударной группировке, создал угрозу окружения вклинившимся частям. Парирование контрудара было организовано поздно, а резервы ударной группы были втянуты в бой».[134]
Противник на этот раз одержал верх, но война на этом не заканчивалась, 1–й танковый корпус готовился к новым боям: приводились в порядок стрелковые и танковые части. Дынер со своими ремонтными службами поистине творил чудеса, восстанавливая разбитую технику. 20 июля начальник штаба Кравченко убывал к новому месту службы. Кому передать должность? Из штабных работников наиболее подходящей кандидатурой был майор М.Т. Никитин, начальник оперативного отдела. Незаменимый Никиток, так дружески называл его Катуков. Именно ему, Никитину, офицеру грамотному, превосходно разбирающемуся в тонкостях штабной и оперативной работы, человеку во всех отношениях порядочному, командир корпуса приказал принять дела, а оперативный отдел временно возглавил майор П.И. Шевяков.
25 августа Матвею Тимофеевичу Никитину было присвоено звание «подполковник». Этот человек стоял во главе штаба корпуса, а затем оперативного отдела армии, которой командовал Катуков. О своем выборе Михаил Ефимович никогда не жалел.
И снова наступление. 8 августа был получен приказ командующего 38–й армией генерал—лейтенанта Н.Е. Чибисова, в котором говорилось:
«Оперативная группа генерал—майора Катукова (1–й тк, 157 сд, 104 сбр, 1112 ал РГК, 124 сап РГК, 65 гмп) наносит главный удар в направлении Каверья, прорывает фронт на Большую Верейку и к исходу дня 10.08.42 г. выходит на рубеж Чуриково, Каверья, Скляево, в дальнейшем развивает удар в направлении Русская Гвоздевка».[135]
На этот раз командование Брянского фронта замыслило широкомасштабную операцию, привлекло к участию в ней достаточно большое количество войск. Кроме группы Катукова, в наступлении участвовала и группа И.Г. Лазарева, которой предстояло овладеть рубежом Гремячье — Лебяжье, развивать успех на Сомово, Чистую Поляну, Малую Верейку. 38–я армия прорывала оборону противника на участке Ивановка — р. Дон, уничтожала землянскую группировку немцев.[136]
Наступление планировалось начать в час ночи 10 августа по особому распоряжению, но артиллерийский обстрел позиций противника начался уже 8 августа.
