всей стране — на Урале и в Сибири, на Кавказе и в Средней Азии, в центральных районах и на Украине. Рапорты о досрочном выполнении и перевыполнении. На самом же деле все было весьма скромно, если отбросить идеологическую мишуру. Да, запущенные предприятия выпускали металл, станки, машины, что давало возможность в какой—то мере произвести техническое переоснащение промышленности и укрепить обороноспособность страны. 15 июля 1929 года ЦК ВКП (б) принял постановление «О состоянии обороны СССР», которым обязывал РВС СССР и Народный комиссариат по военным и морским делам «наряду с модернизацией существующего вооружения добиться в течение ближайших двух лет получения опытных образцов, а затем и внедрения их в армию, современных типов артиллерии, всех современных типов танков, бронемашин…»[2]
27–я Омская стрелковая дивизия все еще стояла у западных границ. Как и все кадровые дивизии, она перевооружалась, ее огневая мощь значительно возросла. Изменился и командный состав. Бывшие взводные командовали теперь ротами и батальонами, а батальонные командиры стояли во главе полков. Поднялся по служебной лестнице и М.Е. Катуков. Он стал начальником штаба 80–го стрелкового полка. Работа начштаба, как известно, хлопотная, но она давала возможность вникать в оперативно—тактические, боевые и хозяйственные вопросы, позволяла чувствовать пульс всех подразделений.
В апреле 1932 года полк был переброшен из Витебска в Борисов. Пришлось в спешном порядке обживать новые места, оборудовать казармы для красноармейцев, строить жилье для командного состава. А тут новый приказ: 80–й стрелковый полк переформировать в 5–ю легкотанковую бригаду. Переформировать — это значит получить технику, танки, переучить красноармейцев, совершенно по— новому вести все хозяйство части. Эта работа легла на Катукова, исполнявшего тогда обязанности командира полка.
Он с нетерпением ждал поступления первой партии танков: из Москвы, из бронетанкового управления, уже пришла разнарядка. Заканчивалось лето. Наконец в августе 1932 года прибыли первые машины. Это были легкие танки Т–26 и БТ. На них смотрели как на чудо, с любовью и надеждой. Предстояло не только научиться ими управлять, но и вести бой в любых условиях.
Осенью прибыл командир бригады Альфред Матисович Тылтынь, латыш по национальности, человек незаурядных способностей, много лет проработавший на автомобильных заводах за рубежом, прекрасно знавший военную технику. Тот, кому довелось потом соприкасаться с комбригом, называл его не иначе как «профессор».
Тылтынь зашел в штаб, представился:
— Я — ваш комбриг. — Это прозвучало слишком уж не по—уставному. — А вы, если не ошибаюсь, начальник штаба Катуков?
— Так точно! Я — Катуков! — Михаил Ефимович смерил его пристальным взглядом.
Альфред Матисович прошелся по штабу, снял фуражку, положил на стол. Катукову понравилось его простое, волевое лицо, крутой лоб с высокими залысинами, умение держать себя свободно и независимо. Он был выше среднего роста, широкоплеч, военная форма сидела на нем ладно, красиво. Несколько позже о комбриге знали уже многое. Собственно, он и сам не скрывал свое прошлое. Сын безземельного латышского крестьянина Матиса Тылтыня. Как и отец, с восьмилетнего возраста батрачил в имении немца—помещика в Миттельхофе.
Матис Тылтынь мечтал о том, чтобы дети, особенно мальчики, получили образование. Альфред и его младший брат Пауль (Поль) посещали начальную, затем и среднюю школу.
Когда началась Первая мировая война, Альфреда призвали в армию. Так он оказался в Петрограде, стал свидетелем революционных потрясений в России. Революционный поток понес его по фронтам Гражданской войны. Он командовал ротой Курземского латышского полка, потом полком.
С утра до вечера комбриг возился с танками, выясняя у техников состояние машин, комплектовал экипажи, разрабатывал планы предстоящей учебы — в классах и на полигоне. Естественно, возник вопрос о начальнике штаба. Катуков, не имея специального образования, не мог занимать эту должность. Ему предложили либо принять стрелковый полк, либо остаться в штабе бригады и возглавить разведывательный отдел.
Обдумав все, Михаил Ефимович дал согласие на разведотдел: неудержимо тянуло к технике, к танкам, которые стали впоследствии его судьбой.
Тылтынь одобрил его решение:
— Ну что ж, выбор правильный. Об этом жалеть не придется. Танки — это же ударная сила армии. В будущей войне они сыграют решающую роль, особенно при прорыве обороны противника и в наступлении.
Комбриг был не только опытным специалистом, но и человеком весьма дальновидным. Война с Германией показала правоту его слов.
Начались дни напряженной учебы. Учились все — и красноармейцы и командиры. Занятия в классах продолжались по 8–10 часов. Для Катукова отведенного времени было мало, прихватывал за счет сна и отдыха. Жена, Ксения Емельяновна, постоянно тревожилась:
— Ты бы, Михаил, поберег здоровье, оно у тебя не железное.
Катуков успокаивал ее:
— Ничего, Ксюша, выдержу, я двужильный. Расшибусь в лепешку, а танк буду водить!
Бригада в Борисове формировалась около полугода. Срок достаточно большой, чтобы изучить материальную часть танков, пройти практическую школу танкиста. Осенью начались учебные занятия по вождению боевых машин. Катуков старательно отрабатывал каждый элемент: плавно трогался с места, переключал передачи, увеличивал скорость. Душа радовалась: танк был послушен его рукам. Стрельбы из танковой пушки прошли тоже хорошо. Мишени были поражены с первых выстрелов.
Весной 1933 года из автобронетанкового управления пришла приятная весть: 5–я легкотанковая бригада должна готовиться к участию в первомайском параде. Начался отбор танковых экипажей. Катуков завидовал тем, кому предстояло отправиться в Москву на парад. Его учебный батальон оставался в Борисове, а честь представлять бригаду на празднике выпала батальону Поля Тылтыня, брату комбрига. На общем фоне его батальон выглядел гораздо предпочтительнее, чем батальон Катукова.
Много потом разговоров было об этом параде. Возвратившийся из Москвы Поль делился своими впечатлениями:
— Танки с открытыми люками стояли ровными рядами на Ильинке, Никольской, на площадях Революции и Свердлова. Работала радиостанция. Все внимание обращено к Красной площади. Вот раздался цокот копыт. Из Спасских ворот выехал командующий парадом Корк. Он отдал рапорт наркому Ворошилову. Объехав войска и поздравив их с праздником Первомая, нарком поднялся на трибуну Мавзолея, откуда произнес речь. Дальше все было как во сне. Звучал «Интернационал», гремел салют. Но вот и нам подали сигнал, и машины пошли по брусчатке Красной площади…
О первомайском параде газета «Правда» писала: «В площадь вливаются потоки танкеток, броневиков, танков—амфибий, средних танков, двух— и однобашенных, пулеметных, орудийных, зенитных. За ними мчатся многоколесные «кристи»… с площади Революции показывается цепь серо—стальных чудовищ — широких, приземистых… Всеобщее внимание приковывает к себе светло—серый «сухопутный броненосец» — многопушечный танк». Читая газетный отчет, Катуков гордился тем, что через учебный батальон, которым он командовал, прошли многие экипажи, достойно показавшие себя на параде, и его работа, как говорил Поль Тылтынь, видна была в Москве.
В годы Великой Отечественной войны судьба бросала Катукова и Поля Тылтыня по разным дорогам и фронтам, но связи между ними не прерывались. Забегая вперед, хочется отметить два интересных момента. В 1942 году, в самый разгар войны, бои, как известно, были очень тяжелыми. Катуков сражался на Брянском фронте, Поль — на Волховском, потом на Ленинградском. Танковый корпус Катукова нес потери. Связи нарушились.
Поль, обеспокоенный судьбой товарища, узнав, что он жив, пишет 20 сентября 1942 года письмо жене Елене Николаевне Федоровской: «У меня большая радость. Прошел нелепый слух, что Катуков убит, а сегодня встретился с Богомоловым (он теперь мой сосед), который видел на днях Катукова живым и здравствующим…»
После войны вышла книга генерала С.М. Кривошеина «Междубурье». М.Е. Катуков написал к ней послесловие. Отдавая должное Полю Тылтыню (Арману), другу и товарищу (Поль погиб 7 августа 1943 года
