Грудь мальчишая моя.
Оттого-то так и нежно мне —
Не вздыхаючи, не млеючи —
На малиновой скамеечке
У подножья твоего.
Если я к руке опущенной
Ртом прильну — не вздумай хмуриться!
Любованье — хлеб насущный мой:
Я молитву говорю.
Всех кудрей златых — дороже мне
Нежный иней индевеющий
Над малиновой скамеечкой
У подножья твоего.
Головой в колени добрые
Утыкаючись — все думаю:
Все ли — до последней — собраны
Розы для тебя в саду?
Но в одном клянусь: обобраны
Все — до одного! — царевичи —
На малиновой скамеечке
У подножья твоего.
А покамест песни пела я,
Ты уснул — и вот блаженствую:
Самое святое дело мне —
Сонные глаза стеречь!
— Если б знал ты, как божественно
Мне дышать — дохнуть не смеючи —
На малиновой скамеечке
У подножья твоего!
1-е Воскресенье после Пасхи 1920
<Н. Н. B.>
«Не позволяй страстям своим
переступать порог воли твоей.
— Но Аллах мудрее…»
1. «Большими тихими дорогами…»
Большими тихими дорогами,
Большими тихими шагами…
Душа, как камень, в воду брошенный —
Все расширяющимися кругами…
Та глубока — вода, и та темна — вода…
Душа на все века — схоронена в груди.
И так достать ее оттуда надо мне,
И так сказать я ей хочу: в мою иди!
27 апреля 1920
2. «Целому морю — нужно все небо…»
Целому морю — нужно все небо,
Целому сердцу — нужен весь Бог.
27 апреля 1920
3. «Пахнуло Англией — и морем…»
«то — вопреки всему — Англия…»
Пахнyло Англией — и морем —
И доблестью. — Суров и статен.
— Так, связываясь с новым горем,
Смеюсь, как юнга на канате
Смеется в час великой бури,
Наедине с господним гневом,
В блаженной, обезьяньей дури
Пляша над пенящимся зевом.
Упорны эти руки, — прочен
Канат, — привык к морской метели!
И сердце доблестно, — а впрочем,
Не всем же умирать в постели!
И вот, весь холод тьмы беззвездной
Вдохнув — на самой мачте — с краю —