Многие воины бригады, отличившиеся в боях, были награждены монгольскими орденами «Красное Знамя», «Полярная Звезда» и медалью «За боевые заслуги».
Получил из рук Ломожаба орден «Красного Знамени» и командир корпуса генерал Гетман.
Оживление царило и на торжественном ужине. Было зачитано приветственное письмо монгольского народа к танкистам гвардейского корпуса. Монгольский народ гордился тем, что вносит свой посильный вклад в разгром фашизма.
Затем танкистам вручали подарки. Командиру корпуса досталась огромная, в соответствии с его габаритами, волчья шуба, с которой он не расставался до конца войны и которая едва не стоила ему жизни. Когда ее напяливали на мощные командирские плечи, Иосиф Гусаковский даже пошутил, что одежка ему как раз впору, ее не сравнить с тулупчиком Петруши Гринева, подаренным Пугачеву в дни крестьянского бунта.
Раздался дружный хохот, а Гетман, довольный подарком, прошелся взад-вперед, демонстрируя шубу многим завистникам.
На следующий день монгольская делегация отбыла в Москву, а танковый корпус начал боевые действия в районе сел Ивахны, Цибулив, Лукашовка и Монастырище. Противник здесь не только оборонялся, но и контратаковал. Во время боев погиб командир 64-й танковой бригады подполковник Александр Бурда. Его бригада была соединением армейского подчинения. Гетман лишился своего начальника штаба Ивана Ситникова, получившего тяжелое ранение. Его пришлось заменить командиром 40 -й танковой бригады полковником Веденичевым. Убыл в госпиталь после ранения офицер связи штаба корпуса Мидхат Мухарямов, не раз выполнявший трудные задания Гетмана.
Под давлением крупных танковых групп немцев корпус отходил на новые позиции. Во время отхода сам Гетман едва не угодил в руки немцев. Случилось это у села Вороновица. Комкор не спал уже несколько суток, и, как только танкисты достигли этого села, Андрей Лаврентьевич скомандовал: «Привал!»
Основные силы 45-й танковой бригады, с которой отходила оперативная группа штаба корпуса заняла оборону в соседнем селе Шендорово, а в Вороновице осталось небольшое прикрытие да командирский танк, нуждавшийся в небольшом ремонте.
Рядом шла 20-я мехбригада из корпуса Дремова. Комбриг подполковник Бабаджанян должен был согласовать с Гетманом план дальнейших действий. Важно было также предупредить его, что за 45-й танковой бригадой движется группа немецких танков, возможна неожиданная атака. Запросив по радио штаб оперативной группы, Амазасп Хачатурович получил ответ: комкор находится в селе Вороновице.
Командирская тридцатьчетверка стояла на краю села. У нее суетился измазанный тавотом экипаж. Сержант указал на хату, где отдыхал Гетман. О том, что было дальше, рассказывает Бабаджанян: «Распахиваю дверь и вижу: на полу, закутавшись в какую-то немыслимую огромную волчью шубу, спит генерал Гетман, рядом на скамье вдвоем примостились его адъютант и ординарец. Толкнул этих двоих — сразу вскочили. Схватил Гетмана за плечо, трясу — никакого впечатления, спит богатырским сном. Втроем нам еле-еле удалось Гетмана усадить.
Андрей Лаврентьевич, не размыкая век, поднялся на ноги и вдруг как размахнет обеими руками в разные стороны — мы, как котята, разлетелись. Все так же, не открывая глаз, он пробурчал: „Какого черта! Дайте же поспать!“ И опять повалился на бок, натянув на голову шубу, — только могучий храп раздался.
— Да проснитесь же, Андрей Лаврентьевич, беда может быть!
— Что? Беда? Какая беда? — Гетман открыл глаза и вскочил. — А, это ты, Армо… Чего тебе? Какая у тебя беда стряслась?
— Да со всеми с нами может беда случиться…
Тут меня прервал влетевший в комнату автоматчик (это был П. И. Селезнев. —
— Немецкие танки!
Все повскакали, вылетели из хаты, рассыпались по саду. Гляжу — действительно, напротив дома стоят два танка с крестами на броне, двигатели стучат на малом газу. А где Гетман? Опять исчез.
— Та вiн же за шубой пiшов, — шепчет мне автоматчик.
В сердцах чертыхаюсь: „Нашел время заботиться о какой-то дрянной шубе!“
Действительно, из хаты наконец выскакивает Гетман, по земле за ним волочится эта немыслимая шуба. Хоть бы немецкие танкисты не заметили его генеральских погон!
Тут начинается беспорядочная перестрелка. Мы перебежками двигаемся к своим машинам. Танк Гетмана прикрывает нас огнем пушки.
Наконец нам удается уйти от беды, которая чуть не стала фактом.
— Спасибо, Армо, — тихо произнес Андрей Лаврентьевич, — вовек не забуду.
Пересаживается в свой „виллис“ — и был таков…»[175]
Об этом фронтовом курьезном случае А. Х. Бабаджанян напоминал Гетману и после войны. На каком- то кремлевском приеме спросил с укоризной:
— Разве можно было, Андрей Лаврентьевич, так рисковать из-за какой-то волчьей шубы?
— Не из-за «какой-то», дорогой ты мой Армо. Это подарок был от правительства Монгольской Народной Республики…[176]
А в январские дни 1944 года 11-й гвардейский танковый корпус переживал не лучшие времена. Немецкое командование, используя крупные танковые силы, пыталось рассечь армии 1-го Украинского фронта, чтобы потом разгромить их поочередно, тем самым обезопасить не только винницкую, но и корсунь-шевченковскую группировку войск. Однако судьба этих группировок была предрешена. В бой втягивались и войска 2-го Украинского фронта (бывшего Степного) генерала И. С. Конева. 28 января 1944 года армии двух фронтов соединились в районе Звенигородки, окружив таким образом корсунь- шевченковскую группировку немцев. Это ни много ни мало — 10 дивизий и одна бригада.
К концу января положение на 1-м Украинском фронте стабилизировалось, что дало возможность ослабленную в боях 1-ю танковую армию Катукова вывести в резерв. Она сосредоточилась в районе села Погребищенское.
Корпус Гетмана вошел в оперативное подчинение 40-й армии и продолжал боевые действия по разгрому корсунь-шевченковской группировки противника.
Погодные условия не благоприятствовали наступлению, и все же операция началась в установленные сроки.
4 февраля 11-й гвардейский танковый корпус подошел к рубежу Юшковцы — Лукашовка — Шуляки. Здесь предстояло после многокилометрового марша осмотреть технику, привести в порядок оружие — одним словом, подготовиться к боям. Командарм Ф. Ф. Жмаченко вызвал Гетмана, чтобы уточнить план совместных действий.
Филипп Жмаченко — старый знакомый. Когда Андрей Лаврентьевич осваивал в школе Червонных старшин азы военной науки, Жмаченко был уже комиссаром, воспитателем будущих краскомов. С тех пор прошло почти два десятка лет, но они узнали друг друга.
После непродолжительного разговора, воспоминаний о прошлом командарм и комкор перешли к делу. Филипп Федосеевич познакомил Гетмана с фронтовой обстановкой и задачей, которая стояла перед танковым корпусом: в связи с тем, что окруженная под Корсунь-Шевченковским немецкая группировка под командованием генерала Штеммермана отвергла ультиматум советского командования о прекращении военных действий, ее предстояло ликвидировать силами 1-го и 2-го Украинских фронтов.
11-й гвардейский танковый корпус, взаимодействуя с 101-м стрелковым корпусом, вступал в бой в районе селения Лысянки, противодействуя немецкой группировке генерала Хубе, прорывавшейся на помощь Штеммерману.
После нескольких дней боев у Лысянки Гетман получил приказ о передислокации корпуса в район местечка Медвин. Это — снова многокилометровый марш. Началась оттепель, грунтовые и проселочные дороги покрылись грязью. Танки с трудом пробивали себе дорогу, гораздо тяжелее пришлось 27-й мотострелковой бригаде. Люди шли пешком в промокших валенках, таща за собой станковые пулеметы и боезапас.
Танковые и мотострелковая бригады, несмотря на отвратительные погодные условия, все же прибыли к месту назначения раньше срока. «Несмотря на все трудности, 50-километровый марш был завершен…
