Васе. Он учится плохо. Иосиф дал ему 2 мес. на исправление и пригрозил прогнать из дому и взять на воспитание 3-их вместо него способных парней… Конечно, Васю надо привести в порядок. Он зачванился тем, что сын великого человека и, почивая на лаврах отца, жутко ведет себя с окружающими. Светлану отец считает менее способной, но сознающей свои обязанности. Обоих он считает холодными, ни к кому не привязанными, преступно скоро забывшими мать. Очень неровными в отношении их окружающих…».
В том, что касается Светланы, Сталин, похоже, был недалек от истины. Но насчет Василия он ошибался, говоря, что сын ни к кому не привязан. Отчаянный, неуправляемый, мятежный — тот уважал, боялся и безмерно любил только одного, наверное, человека на земле, своего отца…
Василий так окончил школу, что о вузе речи не шло — да он к тому и не стремился. Но желание отца видеть сыновей военными здесь нашло полное понимание. С детства влюбленный в моторы, Василий поступил в Качинскую авиашколу, которая готовила военных летчиков. В то время это считалось престижным — летчиками были сыновья Микояна, Тимур Фрунзе, Рубен Ибаррури и многие другие «кремлевские дети» — у их отцов и в мыслях не было беречь сыновей от фронта в грядущей войне.
Сталин подозревал, что и в авиашколе художества сына не прекратятся, поэтому попросил Берию проследить, чтобы тому не было никаких послаблений. Посланный туда сотрудник НКВД доложил, что Василий уже успел, при полном согласии руководства школы, устроить себе особый режим, и Берия тут же эту практику прекратил.
Сталин регулярно запрашивал сведения об успехах сына, опять же требовал, чтобы ему не было никаких послаблений. Василий учился в полном соответствии со своим характером. Дисциплина хромала, теорию он не слишком любил, зато обожал практику. Но все-таки потом подтянулся, школу закончил с отличными оценками, в том числе и по теории, получил звание лейтенанта и был назначен летчиком в истребительную часть на самолет И-15. Было это в марте 1940 года.
Новая служба пришлась Василию в самый раз. Именно в истребительной авиации понадобились те качества, которые в мирной жизни делали его непереносимым для окружающих, — безудержность, бесстрашие, темперамент. Но появилось и кое-что новое: глубокая и серьезная заинтересованность. Раньше он писал отцу коротко: как учится, приедет или не приедет в отпуск и пр. Из письма, датированного мартом 1941 года, видно, что он не только нашел дело своей жизни, но и это дело нашло его.
Василий находится на каких-то курсах. Сначала он рассказывает отцу о конфликте с руководством курсов, которое, перестраховываясь — мало ли что! — не давало ему летать, однако он не был бы Василием Сталиным, если бы не добился своего. Но вот о чем пишет дальше двадцатилетний новоиспеченный летчик, «салажонок»:
«Вообще от курсов ожидали все слушатели большего. В Люберцах и многих других частях летают на новых машинах МиГ, Як, ЛаГ, а у нас на курсах командиры эскадрилий летают на таком старье, что страшно глядеть. Летают в основном на И-15. Непонятно, кем мы будем командовать. Ведь к июню м-цу большинство частей будет снабжено новыми машинами, а мы, будущие командиры эскадрилий, не имеем понятия о этих новых машинах, а летаем на старье…». И дальше в том же духе, причем с конкретными предложениями, и это в двадцать-то лет! С тех пор, когда они встречались с отцом, их разговоры начинались и заканчивались ВВС, Василий был влюблен в свои самолеты.
Однако дисциплина по-прежнему хромала. Присматривавший за ним работник госбезопасности в донесении пишет: «По рассказам полковника Гращенкова (со слов ст. л-та Сталина), ст. л-т т. Сталин почти ежедневно порядочно напивается со своими друзьями, сыном Микояна и др., пользуясь тем, что живет отдельно от отца, и утром похмеляется, чтобы чувствовать себя лучше».
Однако вскоре «красивая жизнь» прекратилась сама собой — началась война.
В 1995 году Николай Зенькович написал очерк «Принц и медсестра», посвященный Василию Сталину, — и видно, чем-то понравился ему этот лихой вояка. Очерк этот — беспристрастное, так называемое «объективное» изложение биографии младшего сына Сталина. А потом, как часто бывает, автор задумался — а так ли все было на самом деле? И оказалось, что все было не совсем так, как принято думать в основном с подачи его сестры, с детства не любившей брата.
Светлана утверждает, что Василий был опустившимся алкоголиком. Но разве она измеряла выпитое им? Они все были такие — ну, если не все, то многие — истребители, элита ВВС, смертники войны. Двадцатилетние «старики», мальчишки, ежечасно ходившие около смерти, в свободное время они не на скрипках играли и не читали великую русскую литературу про «лишних людей», а вели себя соответственно тому, что каждый день может стать последним. Водку Василий пил — это точно, и куролесил отчаянно, но не он один был такой, такими было большинство летчиков. Однако Светлана не пишет, как он воевал.
Всю войну Василий вел отчаянное сражение за право воевать. С первых же дней его, от греха подальше, из боевой авиации назначили инспектором-летчиком, а затем начальником инспекции ВВС КА, где он прослужил до января 1943 года. Именно тогда он и начал пить. «Я часто задумываюсь над вопросом, где истоки той страшной беды Василия, которая называется алкоголизмом, — писал впоследствии Владимир Аллилуев. — Я вижу ее в одном: его нельзя было держать в тылу, в этой Инспекции тем более. Человек он был активный, моторный, смелый. Летал прекрасно, на фронт рвался, и его место было там, он тяготился своим тыловым положением и страдал оттого, что люди думают, что он хорошо устроился за отцовской спиной. Пить он начал именно тогда, когда работал в Инспекции». Тем более что время проводили весело.
В конце октября 1942 года Василию предложили консультировать какой-то фильм о летчиках. Фильм, кажется, так и не сняли, зато он познакомился с богемой, там были киношники, были красивые и доступные женщины, кстати, и Каплер, который сыграл такую роковую роль в судьбе Светланы. На даче в Зубалове начались пьяные кутежи. С этим знакомством связана забавная история, которую поведал миру Артем Сергеев. Василий, пьянствовавший в одной компании с кинооператором Карменом, отбил у него на время жену, известную красавицу. Кармен написал Сталину, тот вызвал Генерального прокурора (ну прямо-таки самого Генерального! — Е. П.) и приказал:
— Судить мерзавца по закону! (За что?! — Е. П.)
Тот вызвал Василия:
— У вас живет жена Кармена?
— Живет.
— А почему она у вас живет?
— Сам не знаю.
— Почему вы ее не отпускаете?
— Так пусть уходит, пожалуйста!
Когда Сталину доложили об этом разговоре, тот только головой покачал: «Вот подлец!» И написал такую резолюцию: «1. Эту дуру вернуть Кармену. 2. Полковника Василия Сталина посадить на 15 суток строгого ареста».
Апокриф, наверное, но красивый апокриф… Как бы то ни было, написал ли Сталину Кармен или ему доложил Власик, что больше похоже на правду, но Сталин узнал о том, что творится на даче.
Трудно сказать, явилось ли одно событие следствием другого, или они просто совпали во времени, но в январе 1943 года Василию наконец удалось исполнить свою мечту: инспекция была расформирована, а его назначили командиром 32-го гвардейского истребительного авиаполка. Пусть теперь кто-нибудь попробует запретить ему воевать!
Однако даже сидение в инспекции Василий использовал с толком. Когда он вступил в командование дивизией, у него налет был — 3105 часов в воздухе. Его заместитель к тому времени налетал чуть меньше 2000 часов, командиры полков — чуть больше тысячи. Василий летал на всех машинах, до которых только мог дотянуться, — на всех истребителях, на многих бомбардировщиках, для чего вовсю использовал
