– Нам надо поручить ему вести переговоры вместо Месснера. Тогда, может быть, мы отсюда и выберемся.
– Нам разрешили только два ножа, – скромно сказал Гэн.
– Вам удалось поговорить с Бенхамином? – спросил Рубен.
– Разумеется, он говорил с Бенхамином! – Тибо листал в это время поваренную книгу, которую извлек из груды других подобных книг. Глядя на скорость, с какой его палец пробегал по печатным строчкам, можно было смело утверждать, что ему знакомы методы быстрого чтения. – Разговор прошел успешно, не правда ли? Если бы вы говорили с Гектором или Альфредо, то они настояли бы на сырых цыплятах. Те – просто несгибаемые борцы. Так что сказал вам наш боевой товарищ?
– Что он пошлет нам в помощь девушек. Он категорически отверг Ишмаэля, но я не удивлюсь, если он тоже здесь появится. – Гэн достал из ящика морковку и помыл ее под краном в раковине.
– Мне бы они сунули винтовку в лицо, – благодушно сказал вице-президент. – А вам они предоставили персонал.
– Как насчет простенького рецепта «петух в вине»? – спросил Тибо.
– Они конфисковали все вино, – возразил Рубен. – Конечно, мы могли бы еще раз послать Гэна с новой просьбой. Мне кажется, что вино спрятано где-то здесь, если, конечно, они его не выпили.
– Вина не будет, – грустно сказал Симон Тибо, как будто речь шла о чем-то столь же опасном, как ножи. Просто невыносимо! В Париже можно быть беззаботным, достаточно дойти до ближайшего угла, и ты получишь ящик, бутылку, стакан вина. Осенью стакан молодого бургундского можно получить в любой забегаловке. Там тепло, уютно, и желтый свет мягко играет на латунном ограждении бара. Эдит в своем свитере цвета морской волны, волосы зачесаны назад и скручены небрежным узлом, бледные пальцы сжимают стакан. Как ясно он ее сейчас видит: свет, свитер, темно-красный цвет вина между ее пальцев. Гуляя по городу, они могли раз двадцать зайти в бар, выпить количество вина, достаточное для единовременного утоления жажды небольшого городка в засуху. Тибо сумел сделать из своего сырого подвала настоящий винный погреб. Французское вино – это краеугольный камень французской дипломатии. Он раздавал его как жевательную резинку. Из-за этого гости оставались на приемах значительно дольше. Прощание их длилось бесконечно: они подолгу топтались у ворот, тысячу раз произносили «спокойной ночи», но уходить все равно не торопились. В конце концов Эдит возвращалась в дом и выносила оттуда каждому гостю по бутылке вина. Совала их каждому в руки. Только после этого гости постепенно исчезали в темноте, с трудом отыскивая свои машины и шоферов.
– Это моя кровь, – говорил Тибо жене, поднимая к свету стакан с вином, когда гости наконец уходили. – Она прольется только за тебя и ни за кого другого. – После этого они вдвоем возвращались в гостиную, подбирая по дороге скомканные салфетки, грязные тарелки. Как правило, прислугу они отправляли домой еще в начале вечера. В этом было выражение интимной связи, чистое выражение любви. Они оставались вдвоем. Они вместе приводили в порядок свой дом.
– А там нет рецепта «петух без вина»? – спросил вице-президент, заглядывая в поваренную книгу. Как много в его доме книг, которых он раньше никогда не видел! Он даже сомневался, принадлежат ли они ему или его дому.
Тибо поправил шарф Эдит на своем плече. Он пробормотал что-то про жарку и снова углубился в чтение. Но не успел он просмотреть и одной страницы, как на кухню вошли трое: долговязая Беатрис, хорошенькая Кармен и Ишмаэль, каждый с двумя или тремя ножами в руках.
– Это вы про нас спрашивали, да? – обратилась Беатрис к Гэну. – На сегодня мое дежурство закончено. Я собираюсь смотреть телевизор.
Гэн взглянул на настенные часы.
– Ты уже пропустила время своей программы, – сказал он, стараясь смотреть прямо на нее.
– Там еще есть всякие интересные передачи, – ответила она. – Там полно интересных передач. А тут они говорят: «Девушки должны помочь». Всегда так!
– Они вовсе не имели в виду одних девушек! – воскликнул Ишмаэль в свою защиту.
– Но практически так вышло, – сказала Беатрис.
Ишмаэль покраснел и повертел в руках нож.
– Командир сказал, что мы должны сюда прийти и помочь с обедом, – сказала Кармен. Она обращалась к вице-президенту. Она не встречалась глазами с Гэном, который тоже на нее не смотрел. Тогда почему же им казалось, что они смотрят только друг на друга?
– Мы весьма благодарны, – сказал Симон Тибо. – Мы совершенно не умеем обращаться с ножами. Едва только нам доверят столь опасную вещь, как нож, начнется кровопролитие. Нет-нет, мы не станем убийцами, я вас уверяю. Мы просто порежем свои собственные пальцы и истечем кровью прямо здесь, на полу.
– Хватит, – сказал Ишмаэль и захихикал. Его совсем недавно, как и многих других мальчишек в доме, варварским способом постригли, и если раньше на его голове вились длинные кудри, то теперь на ней то тут, то там сквозили проплешины, в которых просвечивала розовая, как у новорожденных мышат, кожа. В некоторых местах волосы торчали пучками, в других – лежали довольно аккуратно. Ему сказали, что так он выглядит более взрослым, но на самом деле он скорее казался больным.
– Кто-нибудь из вас умеет стряпать? – спросил Рубен.
– Немного, – сказала Кармен, изучая собственные ноги на черно-белом шахматном полу.
– Конечно, мы умеем стряпать! – вспылила Беатрис. – А кто, по-вашему, готовит нам пищу?
– Ну, может быть, ваши родители, – сказал вице-президент.
– Мы и сами уже взрослые. И сами о себе заботимся. У нас не те родители, которые носятся со своими детьми. – Больше всего Беатрис раздражало, что она не может смотреть телевизор. В конце концов, на сегодня она уже выполнила все свои обязанности, ходила в наряд по периметру стены и два часа стояла под окнами. Она почистила и смазала винтовки командиров, а заодно и свою собственную. Послав ее на кухню, с ней поступили несправедливо. По телевизору в это время как раз идет замечательная передача: одна девушка в расшитой звездами одежде и в туфлях на высоких каблуках поет ковбойские песни.
