– Командующим стать? Так Николай еще утром приказ подписал, и Артемьева в штаб велел не пускать. Можешь приступать.
– Не пускать, – хмыкнул Москаленко. – Как его не пустишь, когда еще неделя нужна на передачу дел.
– Намекаешь, чтобы мы Артемьева того, к Лаврентию? Нет, не стоит, это лишнее. У тебя есть идеи?
– Сейчас в Смоленске проходят учения, – включился в разговор до сих пор молча сидевший в уголке Булганин. – Я направлю его туда, а потом он сразу поедет на новое место службы, куда-нибудь подальше, в Уральский округ, к примеру, там пока нет командующего. Повеселим Георгия Константиновича.
– Ты дай ему понять, если он будет возбухать, то мы ему прогулочку до ближайшей стенки легко устроим, – подытожил Хрущев, – а если без шума очистит помещение, то останется цел, и местечко тепленькое подыщем. А ты, Кирилл, давай принимай дела, не мне тебя учить. И сегодня же переводи этого в бункер, пока его дружки не опомнились. Но переводи особым образом. Тут в одной хитрой голове появились полезные мысли. Сделаем-ка мы вот какую штуку…
День выдался хлопотный. Теперь бы соснуть не мешало, но положение обязывало – раз уж решили быть на премьере оперы «Декабристы», значит, надо на ней быть. Сидя в правительственной ложе, Хрущев размышлял о том, как несправедливо устроена жизнь. Скажем, эти самые декабристы – мальчишки, молокососы, ничего не умели, кроме как красиво погибнуть, а спустя сто лет стали героями, и память о них будет жить в веках. Он же такое дело сделал, и теперь должен думать, как замести следы. А героем-мучеником в конце концов станет Берия.
От этой мысли Хрущева передернуло.
– Ну погоди ж ты, – процедил он сквозь зубы. – Уж кем-кем, а героем ты не станешь, это я заботу проявлю. Героем буду я, что избавил от тебя всех.
В антракте они отправились в комнату для правительственных гостей, где к тому времени подготовили стол. Им совершенно не обязательно было отсиживать в зале весь спектакль, достаточно показаться в ложе в начале, пробыть первый акт и оставить кого-нибудь похлопать в конце. Всем ведь ясно, члены правительства – люди крайне занятые и не располагают целым вечером. В первом антракте они немного выпьют и закусят, а потом большинство разойдется по своим делам.
Выпив первую рюмку, Хрущев подтолкнул локтем Булганина:
– Цирк-то когда начнется?
Тот взглянул на часы и улыбнулся:
– Третий звонок уже был. Сейчас клоуны появятся.
Не прошло и пяти минут, как на пороге показался начальник правительственной охраны. Выслушав его, Булганин кивнул, и через минуту в комнату вошли два оставшихся на свободе первых заместителя Берии, Серов и Круглов. Серов хмурился и стоял чуть сзади, а «главный милиционер страны», слегка запинаясь, заговорил, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно:
– Товарищи! Мы ничего не хотим утверждать заранее. Возможно, Берия и готовил заговор, нам об этом ничего не известно. Но его задержали с явным нарушением закона, порядок его содержания неверный. Мы просим привести все в соответствие с УПК, и, кроме того, мы с Иваном Александровичем просим дать нам возможность самим допросить Берия.
Булганин посмотрел на Маленкова, на Хрущева и негромко, вежливо заговорил:
– Я все понимаю, товарищи, ваша позиция мне предельно ясна. Но здесь особый случай. Ответственный за содержание Берия – товарищ Москаленко. Вот он пусть вам и отвечает.
– Чего тут отвечать-то? – пожал плечами Москаленко. – Я не юрист и не чекист, и что там правильно, а что неправильно – всех этих ваших юридических закавык не знаю. Я воин и коммунист. Берия – враг нашей партии и народа, и мы относимся к нему как к врагу. Ничего плохого мы к нему не допускаем, но пока мы не убедимся, что его друзья-заговорщики не попытаются его освободить, он останется там, где находится.
– Кирилл Семенович совершенно прав, – поддержал Хрущев. – В скором времени начнется следствие. Вести его мы поручим лично генеральному прокурору, и он проследит за тем, чтобы все было как надо. Мы вас понимаем, поймите и вы нас. В системе МВД у Берии множество сторонников. Мы не хотим рисковать. Если он вырвется на свободу, страшно даже подумать, это выльется в похуже Гитлера…
Круглов нахмурился было, но Серов тихонько потянул его за локоть и что-то шепнул. Оба эмвэдэшника направились к выходу. Хрущев, дождавшись, пока дверь закроется, поднял бокал:
– А теперь, товарищи, я хочу выпить за Кирилла Семеновича, за его хорошую, успешную и, я бы сказал, чистую работу. Если бы не он, мы бы оказались сейчас в очень трудном положении…
– Никита, – прервал его Каганович. – А почему бы не дать им встретиться с Лаврентием? Пусть поговорят под надзором товарища генерала, чего ты боишься?
Хрущев запнулся, опустил бокал и несколько смущенно взглянул на Булганина. Тот кашлянул, проверил, плотно ли прикрыта дверь, и негромко проговорил:
– Видите ли, товарищи… Мы как раз хотели вам объявить… К сожалению, из наших военных получились не самые лучшие тюремщики. Обыскивая Берия, они не догадались отобрать у него запасное пенсне. Этой ночью он разбил стекло и вскрыл себе сонную артерию.
– Моя вина! – мрачно проговорил Москаленко.
– Кирилл Семенович, как вы уже заметили, вы воин и коммунист, а не тюремщик, хотя эту ситуацию могли бы предусмотреть. Но без толку говорить о том, чего нельзя поправить. Зато это снимает сомнения в виновности Берия – невиновные борются до конца, это мы все знаем по тридцатым годам. И нам надо решить, что теперь делать.
В комнате повисла тяжелая тишина.
– Я полагаю, – наконец заговорил Микоян, – до окончания пленума смерть Берия следует держать в тайне. А потом, когда все успокоится, через пару месяцев объявим о его смерти в тюрьме.
– А вы в курсе, что уже сейчас по Москве идет слух, будто бы Лаврентия убили при аресте? – сухо спросил Молотов. – Вы их всех по 58–10[23] сажать станете, или сразу в «Правде» напечатаете: «Слухи о смерти Берия не соответствуют действительности»? Вот уж тогда на пленуме точно потребуют показать его народу. И как вы станете выкручиваться? Загримируете под него артиста Ильинского?
– Товарищ Молотов, ты ведешь себя так, словно бы мы не одно дело делаем, – повысил голос Микоян. – Мало ли какие слухи ходят, если на все реагировать… Кстати, можно подготовить от имени Берия какой- нибудь покаянный документик, вроде тех, что писали в тридцать седьмом, и перед началом пленума дать участникам ознакомиться с ним. Тогда рядовые члены ЦК воспримут случившееся в ряду аналогичных дел и отнесутся совершенно спокойно.
– Николай Александрович! – тихо заговорил Москаленко. – А если в самом деле…
– Говори громче, – сказал Булганин, – не до субординации. Что ты предлагаешь?
Москаленко повысил голос:
– А если и в самом деле… Не Ильинского, конечно, но найти какого-нибудь похожего человека, загримировать под Берию, поместить его в такое место, где настоящего Берию никто не знает. Да хотя бы в бункер при штабе МВО. В таких случаях ведь положено следствие проводить? Ну, и если мы станем его водить на допросы к следователю через двор и по коридорам штаба, то все наши машинистки и адъютанты будут торчать в замочных скважинах. Берию никто из них близко не видел, а если и видел, то наденем шляпу, замотаем шарфом. Завтра же всей Москве станет известно: никто Берию не убивал.
– Ну, Кирилл, ну, голова! – восхитился Хрущев. – Умеешь ошибки исправлять! Я думаю, товарищи, идея отличная! А раз товарищ Москаленко ее предложил, пусть он и выполняет. Кто за?
– Воздерживаюсь! – отрезал Молотов.
– Больше никто не против? – спросил Хрущев. – Ну, тогда давайте все же выпьем за успех операции… как бы ее назвать…
– «Скелет в кремлевском шкафу»,[24] – сухо обронил Молотов и вышел из комнаты.
Ворошилов тоже взял бокал, но пить не стал, а подошел к Маленкову, молча стоявшему у окна.
– Георгий, ты веришь во все это? В то, что Берия готовил переворот и нас всех сегодня должны были
