В партию большевиков Ежов вступил за несколько месяцев до Октября. Карьеру свою начал в 1919 году, с комиссаров, некоторое время был на партийной работе, потом сделался чиновником. В 1930 году стал начальником Орграспредотдела ЦК - структуры, ведавшей кадрами.
«Идеальный исполнитель» - характеризовал его прежний начальник Орграспредотдела Москвин. «Я не знаю более идеального работника, чем Ежов, - говорил он. - Вернее, не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным: он все сделает. У Ежова есть только один, правда, существенный недостаток: не умеет останавливаться. Бывают такие ситуации, когда надо остановиться. Ежов не останавливается. И иногда приходится следить за ним, чтобы вовремя остановить».
А затем он нашел наконец свою нишу. В 1934 году, на XVII съезде, была создана комиссия партийного контроля. Возглавил ее Каганович, Ежов стал его заместителем и вскоре сменил на этом посту. В Политбюро ему доверяли, окончательно это стало ясно после убийства Кирова, когда именно он был назначен председателем следственной комиссии. 1 февраля 1935 года он стал одним из четырех секретарей ЦК (кроме Сталина и Ежова, в Секретариат входили Каганович и Жданов). По долгу службы Ежов курировал органы НКВД, а осенью 1936 года занял пост наркома внутренних дел. 12 октября 1937 года он стал кандидатом в члены Политбюро.
Что видно из этого списка? А видно, что мы имеем дело еще с одним человеком из сталинской команды, причем, судя по всему, достаточно близким и доверенным человеком. В этом-то и была одна из роковых ошибок Сталина.
Знавшие Ежова люди говорили о нем как о человеке тихом, скромном и внимательном. Например, очень хорошо вспоминала о нем Лиля Брик, подруга Маяковского, а потом жена комкора Примакова.
После самоубийства Маяковского советская писательская общественность постаралась о нем забыть. Тогда Лиля Брик обратилась к Сталину, который на ее письме написал свою знаменитую резолюцию: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи». С этим письмом она пошла к Ежову.
По ее словам, Ежов «был сама любезность. Он встретил ее стоя, продержал у
Аналогичные воспоминания оставили и другие люди. Да, по-видимому, Ежов на самом деле был тихим, вежливым, внимательным человеком. Ну, может быть, не в этом была его внутренняя сущность - но в конце концов, какая разница, если он так себя вел! По всей вероятности, так воспринимал его и Сталин. А какие у него были основания думать иначе?
Когда Ежова назначили на пост наркома внутренних дел, британский посол доложил в Лондон: «Сталин дал Ежову НКВД, чтобы уменьшить власть этой кошмарной организации. Поэтому назначение Ежова следует приветствовать».
Судя по ситуации, в то время на посту наркома внутренних дел нужен был совершенно особый человек: с одной стороны, бескомпромиссный в борьбе с врагами, которых действительно было немало, а с другой - достаточно устойчивый, чтобы не воспринять славные чекистские «традиции», жалобы на которые сыпались в Кремль в невероятном количестве. Как раз таким человеком был его преемник на посту наркома Берия, сумевший обуздать НКВД. По всей видимости, таким был и Ежов. Если бы все пошло нормально, как задумывалось, он вскоре вошел бы в Политбюро и работал себе, занимаясь органами внутренних дел.
Но не вышло. У Ежова, как оказалось, имелись две уязвимые точки. Он был все-таки в глубине души амбициозен. И он не был профессионалом.
А теперь поговорим немного о кадровой политике советской власти.
С самого Октября сплошь и рядом было так, что начальником какого-нибудь дела назначали проверенного партийца, из «старых большевиков». Этих людей тасовали, как колоду карт, перемещали с одного дела на другое. Характерный пример - уже знакомый нам Акулов. Во время войны он был партийным работником, затем занимался профсоюзами, был зам. наркома рабоче-крестьянской инспекции, перешел в чекисты, потом в прокуроры, и снова на партработу...
Позднее на руководящих постах номенклатурщиков стали сменять профессионалы. Так, Акулова на посту Прокурора СССР сменил высококлассный юрист Вышинский, Ежова на посту наркома внутренних дел - чекист-профессионал Берия. Но в 20-х - начале 30-х годов в Советском Союзе существовала номенклатура профессиональных
Как вы думаете, каким образом вновь назначенный начальник входил в курс дела, в котором не очень-то разбирался? Ну конечно же, его обучали подчиненные.
В наследство от своего предшественника Ежов получил уже изрядно разложившийся аппарат, и, вместо того чтобы привести чекистов в чувство, сам воспринял их «славные» традиции. Ну и чему те бойцы, которых развел в аппарате Ягода, могли научить нового наркома? Да, часть из них Ежов арестовал - но другие-то остались! До сих пор Николай Иванович видел «органы» снаружи, а теперь оказался внутри структуры. И сразу познакомился с такими вещами, как следствие, сроки, доказательства, признания.
- Как же вы с такими работаете? - наверняка спрашивал он Фриновского, глядя на какого-нибудь арестованного.
- Да проще простого! - смеялся бывший заместитель Ягоды. - Хлопнуть водки, врезать по почкам - и будет шелковый!
Берия, знавший оперативную и следственную работу не понаслышке, ответил бы что-нибудь вроде: «Ты мне не вкручивай. Я сам знаю, когда надо бить, а когда не надо. Больно умные вы все тут...» Да он и вопроса бы такого не задал, и Фриновский бы с ним другим тоном говорил.
А что мог ответить Ежов?
Без сомнения, до прихода в НКВД он не был таким, каким стал впоследствии. Однако вниз идти легко. Матерые чекисты, первым из которых как раз и стал взятый Ежовым в заместители Фриновский, обработали нового наркома, привили ему свои ценности. Ценности были простыми как три копейки. Чем больше врагов сдадим, тем лучше. Жизнь человеческая - пустяк, не стоит создавать себе проблем. Врагов надо бить - тогда расколются. Водка чекисту - первый друг. Мужики были крутые, сильные... настоящие, таким море по колено, от того, что ты над ними начальствуешь, голова кружится. И Николай Иванович, незаметно для себя, подчинился своим подчиненным, потом начал участвовать в допросах, затем самолично избивать арестованных...
Похоже, наука поначалу давалась нелегко. Он, до тех пор не замеченный в особом пристрастии к спиртному, стал много пить. Хотя, конечно, мужики ягодинской закваски могли споить даже ящерицу, которая, как говорят, вообще ничего не пьет.
С другой стороны, и сам Ежов был непрост. 10 апреля 1939 года, после ареста, в его квартире провели обыск. Проводивший его капитан докладывал среди прочего:
«При обыске в письменном столе в кабинете Ежова в одном из ящиков мною был обнаружен незакрытый пакет с бланком 'Секретариат НКВД', адресованный в ЦК ВКП(б) Н. И. Ежову, в пакете находилось четыре пули (три от патронов к пистолету 'Наган' и одна, по-видимому, к револьверу 'Кольт'). Пули сплющены после выстрела. Каждая пуля была завернута в бумажку с надписью карандашом на каждой: 'Зиновьев', 'Каменев', 'Смирнов' (причем в бумажке с надписью 'Смирнов' было две пули). По- видимому, эти пули присланы Ежову после приведения в исполнение приговора над Зиновьевым, Каменевым и др.»
Во время расстрела этих людей Ежов в «органах» еще не работал, был тихим и вежливым. Пули ему прислали приводившие приговор в исполнение чекисты. Чем так насолили председателю комиссии
