Рори был разъярен сверх всякой меры, но даже и в таком состоянии он беспокоился о Джоанне. Он осмотрел ее босые ноги, опасаясь, что она могла порезаться об осколки бокала. Убедившись, что ее ступни целы и нигде нет крови, он немного успокоился.
– Пусти меня, – проговорила она, извиваясь как угорь, стараясь освободиться от его железной хватки. – Не смей… прикасаться… ко мне, ты, чудовище! После того… как ты сказал эти… ужасные слова… о моих родителях… не смей…
Рори ухватил прядь ее волос и слегка потянул, чтобы она подняла голову. Он заглянул в ее синие глаза и увидел, что они сверкают от ярости и набежавших слез. Длинные ресницы намокли и слиплись, на их кончиках блестели крупные капли.
– Мне бы надо было положить тебя поперек колен и как следует отшлепать, – стиснув зубы, сказал он.
– А мне надо было застрелить тебя! – выкрикнула Джоанна.
Рори смачно выругался, подхватил Джоанну на руки, подошел к кровати и бросил свою жену на подушки.
Прежде чем она успела вскочить, он прижал ее руки к перине по обе стороны от головы и склонился над ней.
– Ты хотела знать, действительно ли я назвал твоего отца предателем, а мать – ведьмой? – прорычал он. – Ну конечно, назвал! Ни один здравомыслящий шотландец не заключит добровольно брак с вероломными Макдональдами!
– Однако ты согласился довольно скоро, когда узнал величину моего приданого, – ответила Джоанна, презрительно скривившись. – Ах, простите, пожалуйста, лэрд Маклин, но я почему-то не чувствую себя польщенной.
Она была прекрасна в гневе. Глаза, казавшиеся сейчас почти черными, сверкали, рыжие локоны разметались по подушке, щеки разрумянились, на висках сквозь тонкую кожу просвечивали голубенькие жилки.
От нее исходил тонкий аромат роз, и Рори почувствовал, что желание нарастает в нем со скоростью летящей стрелы.
По-видимому, Джоанна прочла это в его глазах, потому что ее гнев вдруг сменился страхом.
– Пусти меня, – попросила она сдавленным голосом.
Рори шумно дышал, стараясь успокоиться и взять себя в руки. Он не мог понять, когда и почему вдруг события приняли такой оборот. Что могло испортить такую прекрасную, романтическую ночь? Ведь он так здорово все спланировал!
Боже правый, мало кто из женщин мог довести здорового, сильного мужика до помешательства. Похоже, что Джоанне в этом деле нет равных.
– Со смирением и послушанием в постели и за трапезой, – ерничая, повторил Рори. – Интересно, Макдональды хоть когда-нибудь выполняют свои обещания?
– Выполняют, но обещания, данные порядочным людям, а не подлым негодяям, которые клевещут на их родителей, – отрезала Джоанна. – К таким и отношение соответствующее.
– Господи, Джоанна, кто бы говорил! – возмутился Рори. – Не ты ли в первую брачную ночь пыталась убить своего собственного мужа?
По тому, как она вспыхнула, Рори понял, что попал в цель.
– Я тебя ненавижу! – закричала Джоанна, и по ее щекам побежали слезы. – И всегда буду ненавидеть!
Рори посмотрел на нее, и у него сжалось сердце. Он мысленно проклял слюнявого идиота, который разрушил те теплые и нежные взаимоотношения, которые только-только стали устанавливаться между ними.
Ощущение пустоты пронзило его грудь, как холодный стальной клинок. Он имел полное право перед богом и людьми взять Джоанну прямо сейчас, но не мог этого сделать. Он был слишком разъярен и напряжен, чтобы терпеливо обучать свою невинную невесту любовным играм, а Джоанна слишком напугана, чтобы принять это как должное.
Если он сейчас попытается воспользоваться своими правами, она будет сопротивляться. Зная ее невообразимое упрямство, Рори понимал, что она будет сопротивляться до тех пор, пока он силой не заставит ее подчиниться. Он вдруг подумал, что в пылу борьбы он мог бы причинить ей боль, и эта мысль заставила его ужаснуться.
Господи, да что же с ним такое происходит?
Он переживает о том, что мог причинить ей боль, когда она только что пыталась пригвоздить его к стене стрелой из арбалета! Рори совсем запутался. В нем бушевали эмоции, полностью противоречащие друг другу.
Ярость боролась с вожделением; нежность – со злостью.
Но сильнее всего было разъедающее душу разочарование.
Рори отпустил руки Джоанны и выпрямился. Кажется, он злился на самого себя даже сильнее, чем на Джоанну или ее братца-молокососа. Презрительно обозвав себя вполголоса недоумком, он подошел к столу, взял фляжку и направился к двери. На пороге он через плечо бросил взгляд на Джоанну.
Она лежала на кровати на животе, обхватив руками голову, и рыдала так, словно у нее разрывалось сердце.
Его маленькая нежная невеста рыдала из-за того, что ей не удалось убить его.
Рори молча вышел и закрыл за собой дверь, давая возможность своей коварной, как и все Макдональды, жене утопить в соленых слезах свое разочарование.
