– Я должен предупредить тебя, – добавил он почти нежно, – я люблю грубые развлечения.
Он обхватил ее за талию, поднял и забросил на спину Фраоку. Джоанна сдавленно застонала, потому что лежать животом на лошадиной спине было больно и неудобно.
Маклин сел в седло, хлопнул коня по крупу, и Фраок поскакал размашистым галопом.
19
Маклин оказался самым настоящим чудовищем, злобным и безжалостным. Он вез ее словно мешок тряпья, не обращая ни малейшего внимания на ее мольбы и стоны. Рот он ей так и не развязал, но ведь и по одним только стонам он мог догадаться, как ей плохо. Более жестокосердного человека надо было бы еще поискать. Поняв это, Джоанна перестала умолять его и сосредоточилась на своем дыхании. Дышать в такой позе да еще с кляпом во рту было очень трудно. В легких почти не осталось воздуха, кровь пульсировала в голове, Джоанна чувствовала, что задыхается.
Через несколько минут, которые показались ей вечностью, Маклин остановился возле ручья, чтобы смыть кровь с лица и рук. Надо отдать ему должное: прежде чем начать мыться, он перерезал путы на запястьях своей пленницы. Она первым делом стянула противную тряпку со рта на шею, а затем попыталась развязать тугой узел. Маклин несколько мгновений наблюдал за ее усилиями, потом резко выдохнул, отбросил ее руки и кинжалом перерезал мерзкую тряпку.
Когда Джоанна пыталась поговорить с этим гнусным Маклином всего полчаса тому назад, он не только не развязал ей рот, но вообще не обратил на ее попытки никакого внимания, сейчас он, по-видимому, ждет, что она станет с ним разговаривать! Конечно, надо бы ему высказать все, что она о нем думает, но только на этот раз он не услышит от нее ни единого слова.
Маклин, однако, понял ее молчание по-своему. Он вынул из седельной сумки серебряную фляжку и протянул ее Джоанне.
– Вот, возьми, – сказал он мягко, даже как будто с сочувствием. – Это поможет.
Всем своим видом выражая презрение, Джоанна повернулась к нему спиной. Но вдруг у нее закружилась голова и накатила тошнота. Она положила руку на седло Фраока и уткнулась лбом в колючий шерстяной рукав рясы. У нее болело все тело, все мышцы и все косточки нестерпимо ныли. Горло и рот пересохли, кровь молоточками больно стучала в висках.
– Мне просто надо немного воды, – хрипло прошептала она.
– Сначала глотни это, – сказал Маклин, – а потом напьешься из ручья.
Он произнес это таким тоном, что Джоанна поняла: если она сейчас добровольно не выпьет, он вольет ей содержимое фляжки в глотку.
Не поворачиваясь, она протянула руку назад, взяла фляжку, отхлебнула и проглотила. Огненная жидкость обожгла все ее внутренности.
– Ай! – вскрикнула она и с перекошенным лицом повернулась к Рори^ – Что это за гадость?
– Аква вита. Живая вода, – объяснил он, криво усмехнувшись. – Выпей еще. Это придаст тебе сил, и ты сможешь ехать дальше.
Джоанне вовсе не хотелось, чтобы он насильно влил в нее обжигающую жидкость, поэтому она осторожно поднесла фляжку к онемевшим губам. К счастью, ее рот и горло тоже онемели, и она смогла сделать еще глоток. Блаженное тепло разлилось по ее телу, и она облегченно вздохнула.
Маклин забрал у нее фляжку и допил все до дна, не оставив ни капли. Потом они оба, нагнувшись, пили из ручья ледяную воду, сложив руки ковшиком, а после Маклин наполнил фляжку свежей водой и положил ее обратно в седельную сумку. Он достал завернутый в холстину кусок мясного пирога, и они съели его в полном молчании.
Закончив трапезу, он также молча сел в седло, нагнулся и, не произнеся даже самых обычных вежливых слов, что-нибудь вроде «с вашего разрешения, миледи», поднял и посадил ее боком в седло перед собой. Чтобы не свалиться, она ухватила его за руки, и они тронулись в путь.
Джоанне было непривычно и не очень удобно ехать боком в мужском седле, но она не жаловалась. В любом случае это было лучше, чем трястись, лежа поперек конской спины.
Джоанна сидела прямо, напрягая все мышцы, и изо всех сил старалась не прикасаться к мужу. Напрасные усилия! Одна его рука держала поводья, прижимаясь к боку Джоанны, а вторая рука расслабленно лежала на ее бедре. Ни один из них ни словом, ни звуком не нарушил тяжелого молчания.
На рассвете с неба посыпался мелкий холодный дождик. Рори взял притороченный к седлу плед и накинул его на свои широкие плечи. Джоанна гордо отказалась укрываться черно-зеленым пледом, потому что тогда ей пришлось бы прижаться к Маклину. Через некоторое время ее ряса намокла, холод пробрал ее до костей, но она старалась сидеть все так же прямо, ибо вести себя по-другому ей не позволяла гордость.
– Джоанна, – тихонько позвал Рори.
Последние несколько часов она спала, прильнув к его груди и свернувшись, как котенок.
– Джоанна, просыпайся, мы приехали.
Не открывая глаз, она что-то пробормотала и прижалась к нему еще теснее, спрятав лицо под плед, которым были накрыты его плечи. Она так уютно устроилась в его объятиях, так крепко спала, что Рори невольно улыбнулся.
Он несколько часов ехал верхом, промок, почти ничего не ел, давно не спал, но понял, что не может долго сердиться на эту маленькую своенравную девчонку, которая стала его женой. Она была такой изящной, такой женственной, что даже грубая монашеская ряса не могла этого скрыть.
– Джоанна, – громче позвал он.
Она встрепенулась, потерла глаза и резко выпрямилась, окончательно проснувшись.
– Я… я, должно быть, немного вздремнула, – смущенно сказала она.
