начали клевать вороны, и из-под желтой шерсти вылезли ребра. А вот его хата — без окон, без дверей, без крыши; одна лишь труба торчит среди закопченных стен.
«Низкая какая хата, а труба высокая!..» — удивлялся Слимак.
Он отвернулся и поднялся на холм: ему казалось, что в эту минуту о нем говорят в деревне, может быть даже спешат ему на помощь. Но из деревни никто не шел; на безбрежной белой пелене не было ни души, лишь кое-где между деревьями светились огни в хатах.
— Завтрак готовят, — пробормотал про себя мужик.
Минутами в его усталом мозгу воскресали знакомые образы; он грезил наяву. Вот снова весна, Слимак боронует овес. Впереди, обмахиваясь хвостами, идут его гнедые, над ним чирикают воробьи, где-то рядом Стасек смотрится в реку, а вдали баринов шурин скачет верхом на лошади, с которой не может сладить. Из-под моста, где жена стирает белье, доносится стук валька, в огороде горланит Ендрек, а Магда из хаты кричит ему что-то в ответ…
В эту минуту до Слимака донесся запах гари, и вдруг все ему тут опротивело: и замерзшая река, в которую уже никогда не будет смотреться Стасек, и холмы, покрытые снегом, и маленькая пустая хата без крыши, с безобразно торчащей трубой. Все тут стало ему мерзко, и впервые в жизни захотелось бежать отсюда куда-нибудь далеко-далеко, совсем в другие края, где ничто не напоминало бы ему ни о Стасеке, ни об Овчаже, ни о лошадях, ни об этом проклятом хуторе.
— Чего я тут не видал!.. — повторял он, размахивая кулаками. — Что, я уйти, что ли, отсюда не волен?.. Денег малость у меня есть, получу у немцев еще и куплю себе землю в другом месте. Чего мне здесь строиться, — чтобы опять спалили? Хозяйствовать — и опять ничего не продавать? Сидеть здесь, чтобы другие отбивали у меня заработок?.. Лучше уж не быть крестьянином, а жить, как немцы: покупать земельку подешевле, продавать подороже да копить денежки про черный день…
Спустившись с холма, он пошел в конюшню и, улегшись на соломе поодаль от стонавшей в бреду жены, сразу уснул.
В полдень в дверях конюшни показался старик Хаммер; рядом стояла какая-то немка с двумя горшками горячего варева. Видя, что хозяин спит, Хаммер ткнул его несколько раз тростью.
— Эй, эй, вставайте! — окликнул он мужика.
Слимак очнулся, сел и протер удивленные глаза. Заметив бабу, стоявшую над ним с горшками, он вдруг ощутил голод, молча взял у нее обе посудины и ложку и жадно принялся есть.
Старик Хаммер уселся на пороге, поглядел на мужика, покачал головой, затем достал из кармана фарфоровую трубку с гнущимся чубуком и, раскурив ее, начал рассказывать:
— Ходил я сейчас в вашу деревню. Был у Гжиба, у Ожеховского, еще у нескольких мужиков побогаче — насчет того, чтобы они вам чем-нибудь помогли. Это же долг каждого христианина…
Он не спеша пустил клуб дыма, словно ожидая, что мужик станет благодарить. Но Слимак был занят едой и даже не взглянул на него.
— Я сказал им, — продолжал старик, — чтобы кто-нибудь пустил вас к себе на квартиру или хоть послал лошадей за фельдшером для вашей жены. Но они — ни в какую. Только качают головой и говорят, что это вас бог наказал за смерть батрака и сиротки, а в такие дела они не хотят вмешиваться. У них не христианское сердце.
Слимак уже доел, но по-прежнему молчал. Хаммер опять затянулся и наконец спросил:
— Ну, а что вы теперь будете делать на этом пустыре?
Мужик вытер рот и ответил:
— Продам.
Хаммер потыкал пальцем в трубку, прижимая табак.
— Есть у вас покупатель?
— А я вам продам.
Хаммер задумался и снова поковырял в трубке. Наконец сказал:
— Пфф! Купить — я куплю, раз вы оказались в такой нужде, но я могу дать только семьдесят рублей за морг.
— Недавно еще вы давали сто.
— Чего ж вы не брали?
— Это правильно, — признал мужик. — Всякий, как может, пользуется.
— А вы никогда не пользовались?.. — спросил Хаммер.
— И я пользовался.
— Кроме того, хата и рига сгорели.
— Вы построите себе другие, получше.
Хаммер снова задумался.
— Ну как, отдаете? — спросил он Слимака.
— Чего ж не отдать?
— И завтра поедем к нотариусу?
— Поедем.
— А сегодня вечером договоримся у меня?
— И то можно.
— Ну, если так, — помолчав, продолжал Хаммер, — я вам вот что скажу: я заплачу по семьдесят пять рублей за морг и не дам вам пропасть. Мы отвезем вашу жену в колонию и устроим ее в школе. Там тепло. Вы оба перезимуете у нас, а за работу я вам буду платить, как нашим батракам.
При слове «батрак» Слимака передернуло, но он промолчал.
— От ваших мужиков, — сказал Хаммер, поднимаясь с порога, — вы не дождетесь помощи. У них не христианское сердце. Это скоты… Будьте здоровы.
— Счастливый вам путь, — ответил мужик.
Хаммер ушел. На закате за лежавшей без памяти Слимаковой приехали сани и увезли ее в колонию. Слимак остался на пожарище. Прежде всего он достал из-под навоза мешочки с серебром и с бумажными деньгами и рассовал их по карманам зипуна. Потом перенес в конюшню уцелевшую от пожара одежду и утварь и, наконец, подбросил сена коровам. Ему показалось, что эти бессловесные твари смотрят на него с упреком, как будто спрашивают:
«Что ж это вы делаете, хозяин, неужто ничего лучше не надумали?»
«А что мне делать?.. — отвечал себе мужик. — Ну, остались у меня кое-какие деньги, даже, можно сказать, немалые деньги, да что толку? Если я сызнова построюсь и лошадей заведу, опять что-нибудь приключится: такое уж тут место несчастливое. Вот перейдет сюда немец и отвадит нечистого, а мне с ним не совладать».
Наступил вечер, а Слимак все еще бродил по двору с таким чувством, как будто что-то удерживало его на месте, как будто ноги у него примерзли к земле. Он попытался возбудить в себе гнев и принялся сам перед собой охаивать свой хутор.
— У-у… пакость… — ворчал он. — Было бы что жалеть! А то земля не родит, кругом ни души, заработков никаких, а чего солнце не выжжет, то смоет водой. Не для того же мне тут оставаться, чтоб на мне разживались воры.
Он в самом деле обозлился: плюнул в сердцах, пнул ногой сломанные ворота и размашисто зашагал к мосту, не оглядываясь назад. По дороге он встретил двух немцев-батраков; весело разговаривая, они шли ночевать к нему на хутор. При виде Слимака немцы умолкли, но, едва разминувшись с ним, негромко засмеялись.
— Стану я зимовать с такими стервецами, как вы!.. — буркнул Слимак. — Пусть только малый мой вернется из тюрьмы да поправится баба, я на край света уйду, лишь бы глаза мои вас не видали…
В ясном небе загорелись звезды; из-за леса выплыла луна. За мостом мужик свернул налево и вскоре остановился возле колонии Хаммера.
У ворот послышалось покашливание, там чернела какая-то тень.
— Это вы, пан учитель?.. — спросил Слимак.
— Я. Ну что же, решили продать землю?
Мужик молчал.
— Может, это и к лучшему… Да, пожалуй, к лучшему, — говорил учитель. — Один вы на этом клочке
