целительства.
Постепенно и с величайшим трудом удается целителю освободить этот лик больного от маски болезни, лежащей поверх его. Особенно мучительным оказывается момент, когда портрет, а, следовательно, и процесс исцеления подходит к концу. Реакция больного больше всего напоминает реакцию одержимого, которого покидает некая сущность, темный дух, обитающий в нем. Перед тем как окончательно исцелиться, больной разряжается беспричинным многочасовым плачем, смехом, прорывается циничная сексуальность, агрессия, глумливость. Это как бы последний, заключительный всплеск безумия, болезни и зла, вынужденных покинуть человека. Покинуть и перейти от него – куда? Неужели в изображение, в скульптурного двойника?
Ощущение необъяснимой связи между человеком и его изображением издавна присуще человеку. Это отражено в художественной литературе: «Портрет» Гоголя, «Портрет Дориана Грея» О. Уайльда. Какая-то часть человека, его личности, переходит в портрет, продолжая жить в нем.
Связь человека и его изображения, известная мистикам всех времен, открывается художникам, творцам. Напомню строки Ахматовой, которые уже приводил: «Когда человек умирает Изменяются его портреты…» Скульптор 3. А. Масленникова пишет в воспоминаниях, что, разговаривая с Б. Л. Пастернаком по телефону, упомянула, что «один человек в припадке безумия схватил гипсовый отлив его головы и со страшной силой бросил об пол так, что в дубовом паркете осталась вмятина, а портрет разлетелся на куски. Услышав это, он на несколько секунд смолк, не отвечая на мои вопросы: „Борис Леонидович, вы меня слышите?“ Потом после паузы сказал как бы издалека: „Я тут.“»
По словам Ивинской, Борис Леонидович пересказал ей историю с разбитой головой и добавил: «Это конец. Теперь мне не уйти.»
Через одиннадцать дней он слег. Для человека столь глубокого внутреннего прозрения и интуиции событие с разбитым его изображением оказалось исполненым смысла.
Представление о неразрывной связи изображения и оригинала глубоко бытует в народном сознании. Еще в прошлом веке в России художники, пытавшиеся рисовать портреты простых людей, сталкивались с их опасением, настороженностью и прямым нежеланием. Если с портретом что-то случится, считали они, если кто-то разорвет или сожжет его, то человек, изображенный на нем, пострадает тоже: будет сильно болеть или погибнет. Этими же опасениями вызван был запрет на изображение человека в исламе. А задолго, за много веков до ислама всякое изображение точно также запрещалось в древней Иудее.
Повседневная жизнь дает многочисленные примеры, свидетельствующие о том, сколь глубоко в сознании лежит это ощущение непонятной, необъяснимой связи. Даже обычай во время манифестации публично сжигать портрет или чучело, изображающее политического деятеля, восходит все к тому же представлению. Это память, след магического, колдовского акта, целью которого было причинение зла, нанесение вреда оригиналу. Когда влюбленные в минуты ссоры в клочья рвут портреты своих возлюбленных, они не догадываются о пусть неосознанном, но все том же подспудном импульсе, побуждающем их поступать так: повредить портрет – значит причинить вред тому, кто изображен на нем.
О том, к сколь отдаленному прошлому восходит это представление, можно судить по тому, что еще в Древнем Египте портретные статуи считались вместилищем «Ка», двойника или души человека. После того как человек умирал, «Ка» продолжало жить в его изображении. Отсюда бытовавший тогда обычай устанавливать портретные статуи в гробницах. Душа человека, его «Ка» продолжала жить, пока существовала статуя. Зная это и, очевидно, разделяя эту веру, варвары, вторгаясь в Египет, Грецию, Рим, старались истреблять не только своих врагов из плоти и крови, но и разбивать статуи. Делая это, они верили, что уничтожают души своих врагов, обитающие в изображениях. Множество поврежденных статуй с отбитыми носами, доживающих свой век в музейных залах, – историческая память этой стойкой веры.
О том, что фотографии и портреты, особенно портреты, наделены какой-то энергетикой, подтверждают свидетельства и многих экстрасенсов. Энергия эта воспринимается ими как поле, окружающее контур изображенного человека.
Можно ли предположить, что какая-то часть индивида, его личности (не знаю, как можно было бы назвать это) действительно переносится на изображение и продолжает свое бытие там? Во всяком случае очевидно, что за магией изображения, присутствующей во всех мировых религиях и различных эзотерических учениях, стоит подтверждающая ее практика.
Поучительно бывает наблюдать некое частное, но весьма наглядное, проявление этой магии изображения, портрета, в политической жизни. При любом диктаторе, при любой тоталитарной системе, всякий раз основанной на обожествлении вождя, буквально на следующий день после его прихода к власти повсюду появляется множество его изображений, а затем и скульптур. Это сопровождало появление любого диктатора: Нерона, Ленина, Хомейни, Пиночета, Гитлера…
И это не просто «исторические памятники», «памятники культуры», как хотят это видеть защитники монументов Ленина, например.
Если изображение, действительно, несет некую печать личности, тонкие энергетические слепки, копии личности диктатора, установленные повсюду, очевидно, далеко не безразличны, не нейтральны к окружающей реальности. Можно подумать, что эти изображения, скульптуры, портреты как бы стремятся обозначить свое присутствие в как можно большем пространстве, при как можно большем скоплении людей. Иными словами, следует ли из этого, что появление множества изображений, портретов диктатора, вождя при тоталитарных системах имеет вполне определенный и далеко не безобидный смысл? Соответственно, резкая смена политической ситуации всякий раз ознаменована прежде всего уничтожением всех таких изображений. Не означает ли это, что до тех пор пока изображения эти продолжают присутствовать на каждом шагу и повсюду, и политические и прочие перемены, как и само общество, продолжают находиться под неким сковывающим, магнитезирующим взглядом мертвого диктатора?
Пусть меня научат
Искусство, умение, талант обычно совершенствуются. Каждый талант проходит этот путь – от ученичества к зрелости и мастерству. Приложима ли эта схема к искусству целительства, дару ясновидения и способностям экстрасенса? Иными словами, возможно ли способность эту развить или, еще лучше, научиться этому, как можно научиться водить машину или играть в теннис?
Очевидно, первая задача, первый шаг – выявить тех, кто подает хотя бы какие-то надежды по этой части, у кого есть хотя бы какое-то из числа паранормальных свойств, чтобы было что совершенствовать и развивать. Исследователи, полагающие, что обнаружить и развить такие способности в человеке есть благо, в том числе и для него самого, разработали целую серию методик и приемов.
Схема, по которой действуют эти приемы, казалось бы, весьма проста. Первая позиция: покажи, что умеешь. Скажем, угадай карту. Одна за другой рубашкой вверх сдаются двадцать карт. Среднее статистическое число показаний – пять из двадцати. Когда же отгадываний оказывается хотя бы шесть или больше и это число оказывается постоянным, с таким человеком есть смысл работать дальше.
После этого можно показать несколько магнитов, лежащих вперемежку на столе, и попросить определить, какие из них настоящие магниты, а какие ложные. Или – стаканы с водой. Их может быть с десяток. Из них нужно выбрать один – тот, в котором вода была обработана экстрасенсом.
– Подержите ладонь над каждым, чувствуете что-нибудь? Не спешите. Попробуйте еще раз.
Еще одно испытание – пять пластин конденсатора. Заряжается из них только одна. Какая именно, не знают даже те, кто проводят отбор. Пластину выбирает всякий раз генератор случайных чисел.
Если испытуемый справился со всеми этими и другими испытаниями, ему могут показать закрытый спичечный коробок, взятый случайно из кучи таких же. В нем некий биологический объект. Какой?
Я назвал здесь только некоторые из позиций, лишь отдельные ячейки того сита, через которое пропускается претендент. Для того, кто прошел все это, открывается второй этап испытаний. Исходная посылка: пси-способностям сопутствует ряд некоторых личностных свойств и качеств. Выявить их значит иметь бесспорное основание причислить данного человека к той касте, к той категории людей, которых, при всем их разнообразии, за неимением других терминов, обозначают одним словом – «экстрасенсы».