уплате рубли. По словам местного прокурора:
– За электроэнергию обычно семья Рощиных платит около полутора рублей в месяц. А за февраль, когда выбивало пробки и бешено крутился счетчик, они уплатили сорок три рубля.
Еще раньше, примерно за месяц до февраля, когда полтергейст особенно разбушевался, Рощиным пришлось заплатить за месяц еще больше – 96 рублей.
Но оказалось, все это было только прелюдией.
Как и в других подобных же ситуациях, в доме сами собой стали передвигаться предметы. С места на место перелетали сковородка, сахарница, электробритва. Потом внезапно начали падать тяжелые предметы: кувыркнулся стол, лег на бок холодильник со всем, что было в нем, сами по себе вдруг сползли и рухнули на пол верхние половины сервантов.
Чтобы уберечь телевизор, цветной, последней марки и купленный недавно, его завернули в одеяло, отнесли подальше от дома и положили на дороге, прямо на снег.
– Кошка ли прыгнет, стукнет где-то – мы уже пугаемся, опять что ли все началось? Пока у нас тихо, – рассказывал хозяин дома, семидесятилетний Михаил Рощин, в дни временного затишья.- Тех ужасов, которые мы пережили, больше нету. А тогда выбивало пробки. Не раз откручивался водопроводный кран и хлестала вода. Убытков мы не подсчитывали, никто их нам не возмещал. Новые стекла, конечно, вставили. Обои испорченные переклеивали. Были разбитые цветочные горшки, стекла в шкафу, который упал на кухне…
Решив, очевидно, что пространства дома для него недостаточно, полтергейст стал выбрасывать вещи за его пределы. Из комнаты вылетела сахарница и, перелетев через кухню, пробила окно и вылетела наружу. Через минуту тем же путем отправился молоток, склянка с синькой.
Когда отчаяние обитателей дома перешло наконец все пределы, жена хозяина Анна Петровна решилась позвонить в милицию. Что еще оставалось делать им, кого было звать на помощь? Дежурный, услышав ее жалобы, расхохотался. Он искренно полагал, что старушка, позвонившая ему, решила его разыграть.
– Вам смешно, – расплакалась она.- А мы вещи выносим!
Убедившись, что с ним не шутят, встревоженный дежурный тут же по тревоге поднял наряд милиции. При виде патрульной машины, которая,включив сирену, мчалась по проселочной дороге, кому из встречных могло бы прийти в голову, по какому странному вызову спешат эти облаченные в официальные мундиры, вооруженные люди. Прибыв на место, группа тут же приступила к делу. Но сколько бы необычно и непохоже на другие ни оказалось это дело, сила стереотипов, выработанных многолетней практикой, оказалась сильнее. Вот почему первое, что сделали они, едва войдя в дом, это тщательно и привычно обыскали его, от чердака и до подпола. Искали они, однако, не таинственную силу, производящую беспорядок в доме и увидеть которую все равно было бы невозможно. Объект их поисков был куда реальнее и прозаичней – самогонный аппарат. Окажись он в доме, и все происходившее в нем тут же получило бы в глазах милиции полное объяснение. Ясное дело, если есть самогон, значит, хозяева пьют без просыпу и им покажется, что холодильник не то что падает, а под балалайку пляшет! А если так, то оштрафовать их и все, чтобы впредь неповадно было!
Но на этот раз удача обманула милицию. Ни самогона, ни аппарата для его изготовления в доме не оказалось. Впрочем следователь А. Редькин, которому начальство не иначе как в наказание за что-то поручило это неблагодарное дело, не терял надежды. Нужно поговорить с людьми, односельчанами, соседями Рощиных. По опыту он знал, кто-нибудь да таит на них зло и обиду. Кто-нибудь да даст ему ниточку, которую он искал, и, потянув за которую, можно будет вытянуть все дело. Увы, в итоге всех этих разговоров скрепя сердце ему пришлось внести в протокол констатацию, что Рощины «не буянят и в пьяном виде по улицам не расхаживают».
Впрочем, у следователя оставалась еще одна карта, которая могла оказаться решающей, – двенадцатилетний внук хозяина Алеша. Не он ли устраивает исподтишка все эти дурацкие игры? Как и по предыдущей версии, никаких особых доказательств здесь и не требовалось. Признается мальчик – сразу все и объяснится, не останется никаких недоумений. Нужно было только облегчить ему признание, объяснить, что, если сознается, его не накажут, ничего ему не будет. За годы работы следователь знал, что лучше всего «признаются» в милиции. Сама обстановка, надо думать, располагает там к «искренности».
При всяком другом раскладе ситуация была беспроигрышна. Но здесь в дело, действительно, казалось, вмешалась нечистая сила. В поединке с полтергейстом следователю раз за разом не везло. Вместо того чтобы сразу же признаться, Алеша, даже доставленный в милицию и помещенный в детскую комнату, упорно не желал признавать своей вины.
– Ты ведь мальчик смышленый.- Так или примерно так убеждал его следователь.- В школе хорошо учишься. Ты пойми, что все эти безобразия в доме, кроме тебя, делать некому. Что же, если не ты, так, значит, отец твой устраивает это? Или, может, дед? А ведь именно так получается, если ты будешь отказываться. Дед твой заслуженный, уважаемый человек. Отец – тоже. Неужели ты хочешь, чтобы у отца на работе стало известно, что он посуду по дому бросает?
Мальчик плакал, но сознаваться по-прежнему не хотел.
Тогда-то, когда следствие по полтергейсту окончательно зашло в тупик, кому-то пришла спасительная мысль – препоручить все науке. Ученые – народ любопытный, пусть и занимаются этим делом. Милиция же ни пьянства, ни хулиганства не нашла, значит, это не ее дело. Почти месяц понадобилось милиции, чтобы найти ученых, которые могли бы заняться этим делом. Однако кот да из милиции стали звонить в Академию наук и объяснять в чем дело, на другом конце провода раздался такой же хохот, каким дежурный милиции ответил когда-то на звонок Анны Петровны. Администраторы из Академии наук не случайно оказались несведущи, кто из ученых занимается этой тематикой. Те, кто не один год изучают ее, не афишируют этого, чтобы не вызвать насмешек своих коллег и начальства. По словам доктора биологических наук, профессора Г. Гуртового, научное сознание оказалось совершенно не готово к феноменам подобного типа: «Срабатывает стереотип мышления, не принимающего иных объяснений, кроме привычных: либо жулик либо сумасшедший… И многие боятся к этому прикоснуться – как бы репутация не пострадала».
То, что милиция, занимаясь феноменом, все усилия прилагает к тому, чтобы обнаружить злоумышленника, объясняется не только профессиональной привычкой. Полтергейст сам как бы провоцирует это. Случайно или в этом есть некий скрытый смысл, но почти всякий раз в сфере феномена оказывается «носитель» эффекта. Обычно им бывает подросток. Большинство происшествий происходит в его присутствии, и стоит ему удалиться, как число их падает или они прекращаются вообще. Не удивительно, что связь эта, очевидная или кажущаяся, бросается в глаза профессиональным сыщикам. Еще менее удивительно, что они пытаются найти объяснение этой связи. Правда, делается это всякий раз сообразно уровню профессиональной квалификации. И приходится лишь сожалеть, когда квалификация эта оказывается прискорбно низка.
Конечно, противоборство с конкретным, видимым противником, Даже если примыслить его, куда легче, чем поединок с собственно полтергейстом, которого и увидеть-то нельзя. Такая удобная для следствия подмена и была сделана в случае с Алешей – вместо полтергейста объектом розыска оказался подросток. По той же схеме развивалось следствие по делу о полтергейсте и в городе Енакиеве (Украина) зимой 1986-1987 гг.[5]
На этот раз жертвой полтергейста оказалась семья, проживавшая в квартире большого многоквартирного дома. Все началось с появления в оконном стекле круглого отверстия с оплавленными краями размером с пятикопеечную монету. После этого в квартире начались обычные для феномена вещи – передвижение и полет предметов, падение мебели и т. д. Обстоятельством, которое отличало здешний полтергейст от большинства других, были пожары, которые вспыхивали спонтанно, но всякий раз в присутствии подростка Саши К. тринадцати лет. Внезапно и беспричинно на глазах у всех загорались книги, ковры, одежда, в том числе дорогие и любимые Сашины джинсы. Мать Саши, школьная учительница русского языка, рассказывает:
– Я окончательно перестала что-нибудь понимать, после того как, положив в стиральную машину белье, увидела, как оно начало воспламеняться. У нас в квартире все сгорело. – В глазах у женщины слезы.- Живем в непрестанном страхе: если засыпаю, то дежурит муж. Если чтит муж и Саша, то не сплю я. Боимся угореть, боимся сжечь весь многоквартирный дом.
Пожарные, вызванные по тревоге, приезжали в их квартиру девять раз. И несколько раз огонь
