общественной карьеры. Вообще говоря, очень многое в саддамовском Ираке напоминало жизнь в сталинском СССР с его паранойей по поводу «врагов народа» и «разложившихся товарищей». Так, для обеспечения надежности баасистов за членами партии присматривали бдительные партийцы, в обязанность которых входило сообщать о любой «подозрительной» активности коллег, соседей, друзей и даже членов семьи…
Главным орудием наведения порядка служили службы безопасности, созданные, как уже говорилось, самим Саддамом еще в середине 1960-х годов и ставшие основным средством претворения в жизнь его политической программы. С юных лет убежденный в том, что нельзя никому доверять, он устроил так, что все отделы его секретных служб работали и отчитывались передним независимо друг от друга. Это дало ему полный контроль над спецслужбами. Для пущей уверенности Саддам поставил на ключевые позиции в аппарате безопасности своих земляков из Тикрита.
По мере укрепления собственного могущества он все больше превращался в современного восточного властелина, ценящего превыше всего единовластие. Как показали долгие годы правления Саддама Хусейна, он оказался эффективным властителем, способным справиться с любыми проявлениями недовольства и диссидентских настроений.
Окончание войны с Ираном было представлено Багдадом как величайший триумф Ирака и всего арабского народа. Для его наглядной демонстрации в центре столицы соорудили внушительный монумент, состоящий из двух пар гигантских пересекающихся мечей, которые держат огромные бронзовые кулаки, закрепленные в бетоне. Иностранцев, посещавших Ирак, уверяли, что это кулаки самого иракского президента. Неудивительно: после войны культ Саддама стал еще больше, для чего постарался как он, так и обслуживавшая его мощная пропагандистская машина.
В 1989 году началось лихорадочное восстановление Вавилона. Целые секции древних руин были разрушены, чтобы дать место для желтых кирпичных стен; на десятках тысяч кирпичей высекли надпись, напоминающую грядущим поколениям, что «Вавилон Навуходоносора» был перестроен при правлении великого лидера Саддама Хусейна…
По мнению некоторых арабских политологов, после «победы» в войне с Ираном иракский президент поставил себя над партией БААС, окончательно сбросил с себя прежние одежды преданного социалиста и аскетичного, скромного правителя и решил стать живым воплощением «древней и славной истории Ирака».
Впрочем, заботясь о своем международном имидже, Саддам счел нужным продолжать «демократические преобразования». В 1989 году вновь состоялись выборы в Национальное собрание. Средства массовой информации неожиданно заговорили о трудностях повседневной жизни и фактах коррупции среди государственных чиновников. В печати появились утверждения о том, что в Ираке отсутствует цензура. Каждый волен писать что хочет, и ограничения относятся лишь к вопросам национальной безопасности.
Показная «демократизация», очевидно, предназначалась исключительно для того, чтобы хоть как-то приглушить голоса западных правозащитников, организовавших кампанию в защиту прав человека в связи с особенно жестокими антикурдскими акциями иракских властей, проводившимися в то время Саддам стремился подавить всякие попытки курдов бороться за свою независимость. Преследуя эту цель, он опять не остановился перед тем, чтобы применить химическое оружие.
Международное возмущение, обрушившееся на Ирак, было расценено им как «сионистский заговор», стремящийся дискредитировать «великую победу» над Ираном. Любопытно, что тогда же он организовал пропагандистскую кампанию, доказавшую, что Саддам неплохо усвоил уроки «мудрого Сталина», любившего переселять целые народы. Он преподнес операцию по уничтожению деревень и перемещению курдов с насиженных мест в качестве акта гуманизма: «На протяжении истории многие государства переселяли часть своего населения с определенных площадей по гражданским или военным мотивам. Почему же в таком случае мир обрушивается на Ирак?» Оправдывая свои действия, Саддам говорил: «Ирак очищает приграничную полосу от всего населения, включая курдов, чтобы защитить людей от угрозы иранского обстрела».
Моральное осуждение Ирака не было подкреплено никакими политическими или экономическими мерами. Более того, Лондон удвоил свои кредиты Багдаду по экспорту. Международная шумиха из-за курдов завершилась всего лишь тем, что иракский президент пообещал не использовать химическое оружие в будущем. Так в очередной раз оказалось, что большие финансовые интересы важнее моральных соображений.
Усилия Саддама внутри страны и на международной арене, сочетаемые с громкими словесами о «великой победе над персами», не могли скрыть того, что экономика Ирака катастрофически пострадала от войны. Стоимость ее восстановления оценивалась в 230 миллиардов долларов. А ежегодных 18 миллиардов дохода от экспорта нефти не хватало даже на покрытие текущих расходов. К тому же внешний долг страны Достиг 80 миллиардов долларов. Тяжелая экономическая ситуация грозила обернуться конфронтацией с собственным народом, который, понятно, хотел вкусить обещанные ему плоды «исторической победы». Требовался быстрый экономический прорыв.
Одним из аспектов стратегии, избранной Саддамом, стало принуждение «братских стран» Залива списать займы и увеличить вклады в иракскую казну. Помимо того, он сделал попытку манипуляции мировым нефтяным рынком в угоду финансовым потребностям Ирака. После войны Ирак, как и Иран, потребовал, чтобы другие члены Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК) понизили свои квоты, чтобы дать бывшим воюющим сторонам увеличить свое собственное производство, не снижая цен.
Это требование не было выполнено. Скорее наоборот: Кувейт и ОАЭ, например, заметно превысили свою квоту, снизив тем самым мировую цену на нефть. Подобной политикой обе страны наносили болезненный ущерб Ираку.
В мае 1990 года, выступая на встрече глав арабских государств в Багдаде, Саддам выразил открытое недовольство нефтяной политикой стран Залива. Он дал им ясно понять, что рассматривает нарушение ими квот как объявление войны Ираку: «В войне сражаются солдаты и неисчислимыми бывают убытки от взрывов, заговоров и убийств. Но можно достичь того же и экономическими методами. На наш взгляд, кое- кто фактически уже начал такую войну против Ирака… Надеюсь, что все наши братья понимают, что при нынешних обстоятельствах мы больше не в силах выдерживать давления».
Поразительно, что Кувейт, которого иракская печать открыто обвиняла в «чрезмерной жадности, граничащей с предательством арабских интересов», не воспринял угрозы в свой адрес. Всецело полагаясь, вероятно, на «англо-американских друзей», эмир Кувейта не снизил добычу нефти, не перестал требовать возвращения долга и не предоставил Багдаду дополнительных субсидий. Только 10 июля, во время заседания министров нефтяной промышленности в Саудовской Аравии, Кувейт и ОАЭ обязались соблюдать свои нефтяные квоты.
Но иракский президент хотел значительно большего от Кувейта, «само образование которого носит сомнительный характер». Он обвинил Кувейт в ограблении Ирака, который «воздвиг нефтяные установки в южной части иракских нефтяных месторождений Румайла для добычи дополнительной нефти».
Выступая на праздновании очередной годовщины баасистской революции, Саддам усилил нападки на Кувейт и ОАЭ, назвав их сообщниками «мирового империализма и сионизма», и подчеркнул, что Ирак не будет долго мириться с их позицией. Он предупредил: «если мы не найдем защиты с помощью слов, тогда у нас не будет выбора, кроме как прибегнуть к более эффективным действиям, чтобы исправить положение и обеспечить восстановление наших прав».
Большинство наблюдателей верно считало, что в своем выступлении иракский президент предъявил Кувейту ультиматум: подчинитесь нашим требованиям или будьте готовы к серьезным последствиям. Однако кувейтское руководство, судя по его реакции, не поняло всей серьезности положения. Примерно через сутки после речи Саддама оно направило в Лигу арабских государств меморандум, выражавший негодование «несправедливостью обвинений Ирака». В нем, в частности, утверждалось: «Сыновья Кувейта были и остаются людьми принципиальными и честными. Но они ни в коем случае не поддадутся угрозам и вымогательству».
Такой ответ Кувейта был воспринят Саддамом как личное оскорбление со стороны ничтожного соседа, являющегося «паразитирующим государством» и процветающего за счет «страданий иракского народа». Теперь, по его мнению, оставалось только силой взять то, что принадлежит Ираку по праву.
