Учитывая исторические притязания Багдада на Кувейт, его захват можно было представить как «освобождение наших земель». К тому же, прибрав к своим рукам богатства «толстопузых паразитов», можно было сразу улучшить экономическое положение и приступить к программам восстановления, обещанным народу после войны с Ираном. Иными словами, как оценивал ситуацию Саддам, ему предоставлялась уникальная возможность одним ударом разрешить все проблемы.
В то время, в 1990 году, когда СССР уже перестал быть супердержавой, только одно государство — США — могло помешать его честолюбивым планам. Необходимо было заручиться молчаливой поддержкой американцев или хотя бы быть уверенным в их нейтралитете.
А в Вашингтоне, между тем, не спешили с определением своей позиции: оттуда поступали весьма неоднозначные сигналы. Осудив концентрацию иракских вооруженных сил на кувейтской границе и послав в Залив шесть боевых кораблей, американский госдепартамент счел нужным подчеркнуть, что США не связаны договором о взаимной обороне ни с одним государством региона. Складывалось впечатление, что Белый дом намерен проводить политику умиротворения в отношении Багдада: за несколько дней до вторжения саддамовских войск в Кувейт американская администрация все еще возражала против введения санкций против Ирака.
25 июля Саддам вызвал к себе американского посла Эйприл Гласпи. В разговоре с ней он обвинил США в поддержке «экономической войны Кувейта против Ирака» и угрожал им террористическими актами при продолжении подобного курса: «Мы тоже можем употребить давление и силу. Мы, действительно, не можем приблизиться к Соединенным Штатам, но отдельные арабы смогут добраться до вас». (Как значительно позже точно заметит один высокопоставленный американский деятель, «Саддам слишком много болтал, потому и пострадал!»)
Гласпи же, следуя инструкциям из Вашингтона, заверила его в добрых намерениях американского руководства: «Президент Буш не собирается объявлять экономическую войну Ираку». Перед иракским лидером она вела себя подобострастно, и он расценил такое поведение как американский «зеленый свет» для войны против Кувейта.
Если у него после встречи с американским послом и оставались какие-то сомнения по поводу невмешательства США, то скорее всего они были полностью развеяны через три дня личным посланием от президента Буша, в котором говорилось, что «применение силы недопустимо», и выражалось стремление к улучшению отношений с Багдадом. (Ныне большинство независимых экспертов полагает, что Вашингтон намеренно и вероломно втянул Саддама в кувейтскую авантюру для осуществления своих далеко идущих геополитических планов как в регионе, так и во всем мире. То, что начал Буш-старший в 1990 году, сегодня продолжает Буш-младший. Вопрос лишь в том, к чему приведет претворение этих планов в действительность?)
Уверенный в американском нейтралитете, президент Хусейн сделал еще один шаг, призванный убедить всех в том, что «он не хотел войны». Саддам послал одного из своих заместителей для переговоров с кувейтцами в саудовский городе Джидда. «Паразиты», как и прежде, проявили крайнюю неуступчивость относительно финансовых требований Ирака. 1 августа, после взаимных обвинений, переговоры прервались, а 2 августа иракские «освободители» уже вступили на кувейтскую землю.
Они практически не встретили никакого сопротивления, и спустя всего несколько часов уже подошли к столице Кувейта. Эмир Джабер аль-Джабер с ближайшей родней сбежал в американское посольство, откуда их перевезли на военном вертолете в Саудовскую Аравию.
Мировые информационные агентства передали заявление иракского правительства, в котором, в частности, говорилось: «… п редательский режим Кувейта, вовлеченного в сионистский и иностранные заговоры, свергли революционеры. Мы пришли по их просьбе, чтобы помочь им… Мы уйдем, как только ситуация разрешится и когда временное свободное правительство попросит нас уйти… Это не займет более нескольких дней или нескольких недель». Трудно не заметить, что это заявление весьма напоминает другое, сделанное Москвой о вводе советских войск в Чехословакию в 1968 году.
Захватив Кувейт, Саддам пребывал в приподнятом настроении. Но радость его была недолгой, ибо международная реакция на «возвращение Родине одной из ее провинций» оказалась совершенно иной, чем он ожидал.
Очень быстро, всего через несколько часов после вторжения, президент Буш наложил на Ирак экономическое эмбарго, и американские авианосцы двинулись в направлении Залива. Все иракские и кувейтские активы в американских банках были заморожены. Удивительно оперативно прореагировал и СССР. Уже 3 августа московские газеты сообщили о том, что «приостановлены советские военные поставки Ираку». Демонстрируя удивительное единство мнений, США и СССР выпустили совместное заявление, осуждающее иракскую акцию. Не менее редкостное единодушие охватило и Совет Безопасности ООН, в котором 14 из 15 членов, за исключением Йемена, осудили оккупацию Кувейта и приняли резолюцию, призывавшую к незамедлительному и безоговорочному выводу иракских войск.
Саддам явно не ожидал, что его конфликт с Кувейтом может перерасти в противостояние чуть ли не со всем мировым сообществом. Один из высокопоставленных чиновников иракского МИДа говорил автору этих строк, что больше всего «нашего раиса» потрясло «предательство Москвы». Похоже, он проглядел перестройку и не заметил вызванных ею радикальных изменений: СССР перестал быть супердержавой, соперничающей с США на мировой арене, и в Кремле сидели уже совсем иные люди, чем те, с которыми он привык иметь дело в 70-е годы.
Но, как справедливо считают многие исследователи, главный просчет был допущен иракским президентом на американском направлении. Бывший советский дипломат А. Белоногов замечает: «Крен Америки в сторону Ирака вполне мог породить у иракского диктатора веру в то, что вторжение в Кувейт сойдет ему с рук». Ведь США, как подчеркивалось выше, никогда определенно не предостерегали Ирак от применения силы в отношении Кувейта, а также заявляли, что у них нет каких-либо особых обязательств по обороне эмирата.
Неправильно оценил Саддам и ситуацию в ближневосточном регионе. Можно сказать, что в данном случае он стал жертвой как недостаточной и искаженной информации, таки переоценки собственной личности. Саудовский принц Халед бен-Султан писал: «Саддам Хусейн задевал интересы не только западных стран и Израиля. В подобном случае состав антииракской коалиции оказался бы совсем другим. Хусейн угрожал жизненно важным интересам всех основных «игроков» региона — арабским государствам, например Саудовской Аравии, Сирии и Египту, равно как не арабским — например, Турции и Ирану. Ни одно из них не хотело терпеть региональную гегемонию Саддама, а ведь именно на это была направлена его агрессия».
Всесторонняя и объективная оценка ситуации в регионе и в мире оказалась не под силу «великому арабскому революционеру». В этом, конечно, был виноват он сам, ибо создал систему, которую лучше всего характеризуют слова одного из Людовиков: «Государство — это я». Именно по этой причине никто из деятелей высших государственных органов не мог усомниться в «гениальности замыслов» вождя, и никто не осмелился даже заикнуться о том, что кувейтская авантюра может стать крупнейшей стратегической ошибкой, чреватой катастрофическими последствиями.
Помимо США в зону Залива стали перебрасывать свои силы их союзники по НАТО, а также ряд других арабских, европейских, азиатских и африканских стран. Всего в образовавшейся антииракской коалиции приняли участие 34 государства.
В Багдаде же вовсю трубили о своей победе и не прислушивались к требованиям о незамедлительном прекращении оккупации Кувейта. Более того, 9 августа Совет революционного командования объявил о слиянии Ирака и Кувейта. Таким образом, «введение войск» перестало быть «краткосрочным мероприятием», как утверждалось раньше. Отныне иракские СМИ принялись доказывать, что «Кувейт — часть иракской территории. Иракцы и кувейтцы — одна семья, объединенная общей судьбой». 28 августа было объявлено, что Кувейт стал девятнадцатой провинцией Ирака.
Теперь Саддам уже не мог уступить. Очевидно, что, присоединяя Кувейт, он хотел убедить в мировое сообщество в необратимости ситуации и ослабить решимость антииракской коалиции противостоять его агрессии. Пытался они запугать своих противников, не жалея звонких фраз: «Иракский народ будет биться до победного конца, угодного Аллаху, и кровь наших мучеников испепелит вас».
Зная настроения масс в арабских странах, Саддам задумал привлечь их на свою сторону, связав нападение на Кувейт с палестинской проблемой. Он утверждал, что «возвращение Кувейта своей Родине» —
