суэцкую эпопею. Если Насер объявил о национализации крупнейшей западной компании, контролировавшей Суэцкий канал, то багдадские лидеры нанесли удар по интересам крупнейшей нефтяной монополии — «Ирак петролеум компани». Правда, при этом они обезопасили себя тем, что заблаговременно (8 апреля 1972 года) подписали Договор о дружбе и сотрудничестве с Советским Союзом. Объявив 1 июня того же года о национализации ИПК, баасистское руководство смогло выстоять под мощным давлением Запада: военного вторжения не последовало.
Бойкот 1973 года стал началом крушения картеля западных нефтяных компаний, контролировавших львиную долю добычи нефти арабских стран. Уже через несколько лет почти вся иностранная собственность в этом секторе экономики перешла под контроль арабских правительств. Небывало усилились позиции ОПЕК (Организации стран-экспортеров нефти), что позволило ей диктовать ценовую политику на мировом рынке жидкого топлива.
Доходы от продажи нефти у тех арабских государств, которые обладали наибольшими ее запасами, после 1973 года возросли в десятки и сотни раз. Среди тех, на кого пролился золотой дождь, был и Ирак. И это была заслуженная награда небес — ведь без иракского опыта борьбы против ИПК другие арабские страны вряд ли рискнули бы прибегнуть к оружию нефтяных санкций. И лидеры Ирака, видимо, почувствовали, что пришел их час заявить претензии на роль главных радетелей за общеарабское дело. Тем более что популярного Насера к этому времени уже не стало, а Садат явно стал дрейфовать в сторону Запада. Располагая значительными средствами, баасисты начали ускоренными темпами строительство современной армии. Были закуплены современнейшие вооружения, военные городки строились с таким тщанием и размахом, какого не знала даже Европа. По сравнению с нашими российскими казармами и проволочными ограждениями, иракские казармы и плацы, обнесенные многокилометровыми каменными стенами с мощными вышками охраны, выглядят куда монументальнее. Шел и быстрый норовит огреть его палкой или на худой конец «приласкать» ловко пущенным камнем. Вот до какой степени внедрилась в подсознание ненависть к враждебной идее (ведь собака долгие века была ее олицетворением), хотя в Коране никаких рекомендаций по этой части нет.
Шиитский ислам стал господствующим религиозным направлением в Иране спустя много веков. Вытеснение, разорение, изгнание и погромы гебров или парсов — так с течением времени стали называть последователей древнейшей религии — сделали свое дело. Если в конце XI века Омар Хайям без опаски приходил в лавки магов (и так именовали зороастрийцев) и отоваривался у них отменным вином, которое потом воспевал в своих великих строфах, то уже в XVI столетии, когда в правление династии Сефевидов шиизм стал официальной религией Ирана, почти повсеместно угасли горевшие тысячелетиями факелы в храмах последователей Заратуштры…
С тех пор, казалось бы, должна была угаснуть и арабо-персидская вражда, тем более что в лоне ислама уживались и разные нации, и разные расы. Именно эта религия в наибольшей степени отрицает расизм, ибо среди последователей Мохаммада добрая половина — чернокожие. Однако один из ярлыков иракской пропаганды — «персидские расисты» — говорит как будто о том, что к греху расового превосходства причастны персы, умудрившиеся даже внутри ислама отвоевать себе духовный суверенитет. Б. Сейранян в своей работе, посвященной Хусейну, приводит колоритные детали ирано-иракских пропагандистских баталий: «Хусейн призвал уничтожить мага (пренебрежительное прозвище зороастрийцев). В Ираке война была официально названа «второй Кадисией», а чаще говорилось о «Кадисии Саддама» (крупнейшее сражение между арабами и персами в 636 году, завершившееся блестящей победой арабов и взятием столицы Сасанидов). В Иране тоже за словом в карман не лезли. Персидский шовинизм в отношении арабов, имеющий глубокие корни, приобрел новые краски. Когда в Тегеране как бы вскользь замечали о том, что собаки Исфагана пили воду со льдом в то время, когда арабы пустыни ели саранчу», то имели в виду цивилизационное превосходство. Теперь подобные многочисленные экскурсы получили недвусмысленный политический подтекст».
Шиитов сегодня около 10 % от общей (почти миллиардной) массы мусульман. И живут они, помимо Ирана, на тех землях, которые когда-либо входили в империю персов. Таким образом, внутриисламская трансформация культуры Ирана привела как бы к восстановлению духовно-расового статус кво. Хотя и в усеченном виде индоевропейская самобытность нашла нишу в исламской цивилизации.
Конечно, нельзя напрямую связывать расовые, национальные, религиозные и политические составляющие в сознании того или иного сообщества людей, объединенных границами единого государства. В одних случаях верх могут взять соображения религиозной солидарности (в Боснии сербы-мусульмане яростно сражались против православных сербов), в других определяющую роль играет национальная принадлежность (вражда малороссийских «братьев по вере» против великороссов), в третьих расовое притяжение становится выше всего (стремление русских и белорусов к объединению, несмотря на мощное противодействие влиятельных политических сил), наконец, соображения политико-идеологического характера могут вызвать тяготение друг к другу во всех отношениях далеких друг от друга государств и народов (СССР — Южный Йемен, США — Тайвань).
При учете расстановки сил в конфликтах на Ближнем Востоке необходимо принимать во внимание все возможные комбинации названных составляющих. Иначе не избежать ошибок, которые постоянно совершают не только заморские политики, планирующие свою стратегию в регионе, но и местные вожди, отдающие предпочтение одному из цветов духовно-политического спектра. Как один из классических примеров можно взять ситуацию, сложившуюся во время ирано-иракской войны.
Вторгаясь на территорию Ирана, иракское руководство рассчитывало на легкую победу. Трудно предположить иное — кто же отважится на сомнительную акцию в отношении противника, многократно превосходящего тебя территориально, более многочисленного, экономически более мощного, геостратегически более выгодно расположенного. Мы можем только предполагать, какие аргументы выдвигались сторонниками блицкрига. Но, без сомнения, одним из главных было наличие многочисленного арабского населения в приграничной провинции Ирана Хузестан. Английские авторы Д. Баллох и Х. Моррис по горячим следам событий 1990–1991 годов в Персидском заливе выпустили книгу «Война Саддама», в которой утверждается: «Среди военных целей Саддама был захват и удержание южной пограничной провинции Ирана, которую иранцы называют Хузестаном, а иракцы Арабистаном, и включение ее — подобно Кувейту — в состав Великого Ирака. Среди населения провинции преобладали арабы; их территория поэтому рассматривалась как арабская и в качестве таковой отмечалась на иракских картах. Присоединение Хузестана дало бы Саддаму доступ к Заливу, к тому же он приобрел бы буферную зону с Ираном».
Хузестан — главный нефтедобывающий район страны, и овладение им позволяло Ираку существенно приблизиться к выдвинутой Саддамом цели: каждый второй баррель нефти — иракский. При вступлении армии соплеменников на иранскую территорию арабы восстанут, и возникнет государство Арабистан под патронажем Ирака. О том, что такие планы лелеялись, говорит тот факт, что после захвата первого крупного иранского города Хорремшехра он был немедленно переименован в Аль-Мухаммару — как именовался со времен Халифата. Это был, несомненно, сигнал арабам Хузестана. Но они его не услышали. Восстания против персов не произошло, граждане Ирана всех национальностей сохранили верность родине.
То же с точностью до наоборот можно сказать о расчетах Хомейни и его сподвижников. Зная, что 60 % иракских арабов исповедуют шиизм, аятолла рассчитывал, что его призыв к вой-не против «безбожного Саддама» будет услышан единоверцами. Но и они предпочли гражданскую лояльность религиозной солидарности.
Если же взять иное измерение конфликта — в масштабе всего региона, — то выявятся иные закономерности, не укладывающиеся ни в первую, ни во вторую схему. Так, идеологическая близость правящих режимов Сирии и Ирака, принадлежность обеих стран к арабскому миру оказались менее значимыми факторами, чем принадлежность правящей группировки Дамаска к шиитской секте алавитов. Алавит Хафез Асад закрыл границу с Ираком, перекрыл нефтепровод, идущий от месторождений Киркука к Средиземному морю, и вынудил Багдад держать часть войск вдоль сирийской границы, ослабив таким образом воюющую армию. Союз с Хомейни не был, конечно, продиктован только соображениями религиозного порядка, но нет сомнения в том, что они давали определенную опору Асаду для легитимации его партнерства с «извечным врагом арабской нации».
